— Все в полном порядке. Закройте дверь и не открывайте ее, даже если услышите крики. Поняли меня?
Охранники согласились с большой неохотой, закрыли дверь, щелкнул замок. Тошайо, наконец, почувствовал, что может действовать.
— Даю тебе последний шанс. Расскажи, зачем ты убила женщину, и я позволю тебе жить. Найдешь другое место, где совьешь коконы для детей и будешь питаться падалью в лесу. Тебе ведь нравится вонь падали?
— Мертвое мясо! — паучиха пришла в восхищение и потерла передними лапками. — Я убила женщину! Убила! Клянусь, это была я!
— Зачем? Почему именно госпожу Акеми? Тебя заставили? Она делала дурные вещи? Объясни.
— За-ста-вили? Убе-дили! Какой любопытный вовсе не славный воин. Любит играть. Другой тоже любит играть. Сказал, буду есть теплые души-с-с-с. Вкусные, свежие. Буду ку-паться в мо-ло-ке. Буду жить на не-бо-своде…
— Тебе пообещали награду. Кто?
— Дру-гой, — паучиха растерянно смотрела на Тошайо. Он догадался, что для нее двуногие смертные, живущие в одном мире, казались совершенно одинаковыми, и все, что она могла сказать, что приказ отдавал не тот, кто сейчас был перед ней.
— Он сказал, зачем? Сказал, почему именно госпожа Акеми? От этого зависит твоя жизнь. Отвечай правду. Все, что знаешь!
— Угро-з-с-ы. Пус-с-с-тые угроз-с-ы. Ничего не сделаешь вовсе не славный воин, ни-че-го не поделаешь.
— Ты сама напросилась, — Тошайо пожал плечами, снимая с себя ответственность за следующий поступок. Он не любил прибегать к магии, считая любое ее проявление нарушением хрупкого баланса между мирами, но в случае необходимости пользовался в полную силу. Вот и теперь вместо слабого эха, которое он мог показать паучихе, заставив поверить в собственные силы, Тошайо обратился к заклинанию пут. Невидимые для нечисти нитки петлей обхватили каждую из восьми лап, связали узлом, и она рухнула на пол, завопив от боли.
«Не убоюсь зла, ибо ты со мной…»
— Стой! Сто-о-ой! Пусти-и-и! Какой злой! Какой же-сто-о-о-кий!
— Расскажи, почему жертвой должна была стать Акеми, и я отпущу тебя. Обещаю, что сдержу слово. Ты будешь свободна, как только покинешь город и поселишься в тени леса.
— Обещания, — захныкала паучиха. — Пустые обещания, как всегда. Вам нет веры. Нет больше моей веры! Грязные людишки.
— Значит тебя нанял человек?
— Человек? Две ноги, две руки, в центре — вкус-с-с-ное бьющееся сердечко. Душа навыворот, но что с того? Я и сама не красавица, — паучиха подмигнула Тошайо. Даже связанная, она продолжала плести свою паутину.
— Одержимый? Ты поняла, кем он одержим?
— Ох-хо! Поняла ли я?! Увидела по глазам. Жадность, похоть. Бле-е-еск.
— Дух? Демон? Кто был в теле человека? Отвечай, — Тошайо натянул духовную нить до предела, причиняя паучихе боль — та вновь завизжала, но когда он ослабил хватку, начала болтать без остановки.
— Говорил мне, что я одна справлюсь. Хвалил. Погладил по голове. Добрый, щедрый. Обещал молоко, обещал души. Поверила! Дурочка, знала же, чем все закончится. Он сказал, визгливая стерва сама хочет сдохнуть. Не станет сопротивляться, когда почует паутинку на шее. Даже не пикнет. Так и было. Я дождалась часов — все, как он велел. Часы — бом, и я натягиваю ниточку. Она так красиво задыхалась. Мне стало ее жаль. Красивая, умная, вот только пела ужасно. Но он больше не приходил. Бросил меня подыхать. Я знаю твое племя, бесславный воин, — паучиха оскалилась, стало хорошо видно острые ряды зубов монстра, спрятанные в челюсти привлекательной женщины. — Ты пришел убить меня. Убивай! Я сказала тебе все, что ты хотел, и не лгала, но ты не пощадишь меня. С самого начала, как только ты вошел в комнату, я почувствовала холод смерти. Мои дни сочтены.
— Ты испугалась? — удивился Тошайо. Еще недавно он сам едва сумел взять себя в руки, чтобы справиться со страхом.
— Все в полном порядке. Закройте дверь и не открывайте ее, даже если услышите крики. Поняли меня?
Охранники согласились с большой неохотой, закрыли дверь, щелкнул замок. Тошайо, наконец, почувствовал, что может действовать.
— Даю тебе последний шанс. Расскажи, зачем ты убила женщину, и я позволю тебе жить. Найдешь другое место, где совьешь коконы для детей и будешь питаться падалью в лесу. Тебе ведь нравится вонь падали?
— Мертвое мясо! — паучиха пришла в восхищение и потерла передними лапками. — Я убила женщину! Убила! Клянусь, это была я!
— Зачем? Почему именно госпожу Акеми? Тебя заставили? Она делала дурные вещи? Объясни.
— За-ста-вили? Убе-дили! Какой любопытный вовсе не славный воин. Любит играть. Другой тоже любит играть. Сказал, буду есть теплые души-с-с-с. Вкусные, свежие. Буду ку-паться в мо-ло-ке. Буду жить на не-бо-своде…
— Тебе пообещали награду. Кто?
— Дру-гой, — паучиха растерянно смотрела на Тошайо. Он догадался, что для нее двуногие смертные, живущие в одном мире, казались совершенно одинаковыми, и все, что она могла сказать, что приказ отдавал не тот, кто сейчас был перед ней.
— Он сказал, зачем? Сказал, почему именно госпожа Акеми? От этого зависит твоя жизнь. Отвечай правду. Все, что знаешь!
— Угро-з-с-ы. Пус-с-с-тые угроз-с-ы. Ничего не сделаешь вовсе не славный воин, ни-че-го не поделаешь.
— Ты сама напросилась, — Тошайо пожал плечами, снимая с себя ответственность за следующий поступок. Он не любил прибегать к магии, считая любое ее проявление нарушением хрупкого баланса между мирами, но в случае необходимости пользовался в полную силу. Вот и теперь вместо слабого эха, которое он мог показать паучихе, заставив поверить в собственные силы, Тошайо обратился к заклинанию пут. Невидимые для нечисти нитки петлей обхватили каждую из восьми лап, связали узлом, и она рухнула на пол, завопив от боли.
«Не убоюсь зла, ибо ты со мной…»
— Стой! Сто-о-ой! Пусти-и-и! Какой злой! Какой же-сто-о-о-кий!
— Расскажи, почему жертвой должна была стать Акеми, и я отпущу тебя. Обещаю, что сдержу слово. Ты будешь свободна, как только покинешь город и поселишься в тени леса.
— Обещания, — захныкала паучиха. — Пустые обещания, как всегда. Вам нет веры. Нет больше моей веры! Грязные людишки.
— Значит тебя нанял человек?
— Человек? Две ноги, две руки, в центре — вкус-с-с-ное бьющееся сердечко. Душа навыворот, но что с того? Я и сама не красавица, — паучиха подмигнула Тошайо. Даже связанная, она продолжала плести свою паутину.
— Одержимый? Ты поняла, кем он одержим?
— Ох-хо! Поняла ли я?! Увидела по глазам. Жадность, похоть. Бле-е-еск.
— Дух? Демон? Кто был в теле человека? Отвечай, — Тошайо натянул духовную нить до предела, причиняя паучихе боль — та вновь завизжала, но когда он ослабил хватку, начала болтать без остановки.
— Говорил мне, что я одна справлюсь. Хвалил. Погладил по голове. Добрый, щедрый. Обещал молоко, обещал души. Поверила! Дурочка, знала же, чем все закончится. Он сказал, визгливая стерва сама хочет сдохнуть. Не станет сопротивляться, когда почует паутинку на шее. Даже не пикнет. Так и было. Я дождалась часов — все, как он велел. Часы — бом, и я натягиваю ниточку. Она так красиво задыхалась. Мне стало ее жаль. Красивая, умная, вот только пела ужасно. Но он больше не приходил. Бросил меня подыхать. Я знаю твое племя, бесславный воин, — паучиха оскалилась, стало хорошо видно острые ряды зубов монстра, спрятанные в челюсти привлекательной женщины. — Ты пришел убить меня. Убивай! Я сказала тебе все, что ты хотел, и не лгала, но ты не пощадишь меня. С самого начала, как только ты вошел в комнату, я почувствовала холод смерти. Мои дни сочтены.
— Ты испугалась? — удивился Тошайо. Еще недавно он сам едва сумел взять себя в руки, чтобы справиться со страхом.