Ногой несколько раз, как заводят мотоцикл, он ударил по рычажку помпы. Помпа затрещала, из дыры в борту (выше ватерлинии) стала хлестать рывками толстая струя.
Помпа трещала долго, струя становилась тоньше, но не кончалась.
— Да... много поднабрали! — вздохнул Никита.
Мы плыли еще довольно долго, потом берега стали расходиться, стали уходить далеко в сторону пустынные бухты.
— Все! Давай сюда! — сказал Никита. — Ивинский разлив.
На карте, когда мы разглядывали его дома, он казался нам почему-то другим — гораздо более уютным.
Стоя на корме, я переложил наш маленький полированный штурвальчик направо. Мы вглядывались в горловину бухты и вдруг увидели черные палки, торчащие из воды.
— Затопленный лес! — сказал Никита. — Давай назад!
— Посмотрим дальше, — отворачивая, сказал я.
Но дальше было еще страшнее. Черный лес уже стоял с обеих сторон. Это было какое-то инопланетное море!
Мы встали на якорь, и скоро стемнело.
Мы вышли на палубу, чтобы закинуть донки. Сначала разговаривали громко, но голоса наши как-то странно звучали среди полной тишины на много километров вокруг.
— Хоть бы комары тут были! — сказал Никита.
Чувствовалось, что он тоже испуган. Вокруг была абсолютная тьма. Мы быстро спустились в каюту, задвинули переборку.
Потом погасили свет, легли спать.
Но я слышал, что Никита не спит.
— Вообще, страшно об этом думать, — прокашлявшись, сказал он.
— О чем? — Я приподнялся, но его не было видно.
— О том, что всего несколько сейчас на земле огоньков... остальное все — темнота.
Потом мы лежали молча.
Среди ночи я вылез на палубу... Давно уже, а может, никогда не видел я столько звезд. Ничего больше не было — только звезды, и я на секунду вдруг почувствовал, что мы летим во Вселенной! У меня закружилась голова, я схватился за рубку...
Красный рассвет среди мертвых деревьев был страшным, словно жизнь на земле уже закончилась или еще не начиналась.
Ногой несколько раз, как заводят мотоцикл, он ударил по рычажку помпы. Помпа затрещала, из дыры в борту (выше ватерлинии) стала хлестать рывками толстая струя.
Помпа трещала долго, струя становилась тоньше, но не кончалась.
— Да... много поднабрали! — вздохнул Никита.
Мы плыли еще довольно долго, потом берега стали расходиться, стали уходить далеко в сторону пустынные бухты.
— Все! Давай сюда! — сказал Никита. — Ивинский разлив.
На карте, когда мы разглядывали его дома, он казался нам почему-то другим — гораздо более уютным.
Стоя на корме, я переложил наш маленький полированный штурвальчик направо. Мы вглядывались в горловину бухты и вдруг увидели черные палки, торчащие из воды.
— Затопленный лес! — сказал Никита. — Давай назад!
— Посмотрим дальше, — отворачивая, сказал я.
Но дальше было еще страшнее. Черный лес уже стоял с обеих сторон. Это было какое-то инопланетное море!
Мы встали на якорь, и скоро стемнело.
Мы вышли на палубу, чтобы закинуть донки. Сначала разговаривали громко, но голоса наши как-то странно звучали среди полной тишины на много километров вокруг.
— Хоть бы комары тут были! — сказал Никита.
Чувствовалось, что он тоже испуган. Вокруг была абсолютная тьма. Мы быстро спустились в каюту, задвинули переборку.
Потом погасили свет, легли спать.
Но я слышал, что Никита не спит.
— Вообще, страшно об этом думать, — прокашлявшись, сказал он.
— О чем? — Я приподнялся, но его не было видно.
— О том, что всего несколько сейчас на земле огоньков... остальное все — темнота.
Потом мы лежали молча.
Среди ночи я вылез на палубу... Давно уже, а может, никогда не видел я столько звезд. Ничего больше не было — только звезды, и я на секунду вдруг почувствовал, что мы летим во Вселенной! У меня закружилась голова, я схватился за рубку...
Красный рассвет среди мертвых деревьев был страшным, словно жизнь на земле уже закончилась или еще не начиналась.