— Главный наш специалист по магнитофонам, — сказал Сергей Иванович.
— Так, — сказал Луцкий, когда запись кончилась. — Записали. А сейчас перемотаем обратно и посмотрим запись сначала.
— То же самое?
— Ну да, то же самое.
— Сразу же?
— Конечно, сразу же. В том-то и преимущество Вэ-Эм-Эф перед кино, что здесь ни проявлять не надо, ни печатать, ни какой возни. Записал — и хоть сразу же давай в эфир. В любой удобный момент. Перемотали? — спросил он. — Тогда поехали.
Магнитофоны заработали снова, широкая серая лента быстро крутилась, и на каждом из экранов опять шел этот разговор.
— Ну, — спрашивал строгий мужчина, — как же вы залезли в магазин?..
— Да, — сказал Сергей Иванович, отходя от экрана, — и в том еще сила Вэ-Эм-Эф, что эту же самую запись можно еще раз через полгода показать, если кто забудет.
— Значит, — обрадовался я, — я тоже лет через двадцать смогу увидеть, как я на детском утреннике выступал.
— Нет, — сказал Луцкий, — через двадцать не увидишь. Пленка испортится.
— Да? Жалко.
Я снова стал смотреть на экраны.
— А почему сразу два экрана и два магнитофона работают, а?
— Такое у нас правило. На два магнитофона записываем, и с двух воспроизводим. Вернее, передает-то один, а другой просто так крутится. Но как только, не дай бог, первый Вэ-Эм-Эф сломается, сразу на второй переходим. Называется двухсотпроцентный резерв.
— А что, бывают у вас аварии?
— Редко. Но бывают. Последний раз, когда чемпионат мира по боксу из Лондона передавали.
— Да? Я смотрел. Все было в порядке, ничего не заметил.
— И слава богу. Этим и гордимся.
— А что было?
— Плохо было. Чемпионат там поздним вечером происходил, по нашему времени уже ночью. Ну, мы записали ночью, а на следующий день выдавали. Как всегда, на двух магнитофонах, двухсотпроцентный резерв. И вдруг — бац! — вылетает первый магнитофон. Переходим на второй. А на нем, как и сегодня, Арташес сидел. И в его магнитофон утром монтер лазил, чинил один блок и забыл этот блок как следует обратно привинтить. В общем, перешли на него, и сразу же этот блок отвалился, повис на проводах, а изображение исчезло. Тогда Арташес встал на колени, подлез туда вниз и прижал блок руками. И сразу же изображение появилось. И оставшиеся двадцать минут, пока чемпионат шел. Арташес сидел там, согнувшись, и руками блок держал. Потом я нагнулся к нему. «Все, — говорю, — передача кончилась». Он отпустил тогда руки и упал... Потом встал, но долго еще выпрямиться не мог, ходил согнувшись. Общими силами разгибали.
Мы вышли и спустились в буфет. Сергей Иванович купил мне творог с песком, а себе и Луцкому пиво.
— Главный наш специалист по магнитофонам, — сказал Сергей Иванович.
— Так, — сказал Луцкий, когда запись кончилась. — Записали. А сейчас перемотаем обратно и посмотрим запись сначала.
— То же самое?
— Ну да, то же самое.
— Сразу же?
— Конечно, сразу же. В том-то и преимущество Вэ-Эм-Эф перед кино, что здесь ни проявлять не надо, ни печатать, ни какой возни. Записал — и хоть сразу же давай в эфир. В любой удобный момент. Перемотали? — спросил он. — Тогда поехали.
Магнитофоны заработали снова, широкая серая лента быстро крутилась, и на каждом из экранов опять шел этот разговор.
— Ну, — спрашивал строгий мужчина, — как же вы залезли в магазин?..
— Да, — сказал Сергей Иванович, отходя от экрана, — и в том еще сила Вэ-Эм-Эф, что эту же самую запись можно еще раз через полгода показать, если кто забудет.
— Значит, — обрадовался я, — я тоже лет через двадцать смогу увидеть, как я на детском утреннике выступал.
— Нет, — сказал Луцкий, — через двадцать не увидишь. Пленка испортится.
— Да? Жалко.
Я снова стал смотреть на экраны.
— А почему сразу два экрана и два магнитофона работают, а?
— Такое у нас правило. На два магнитофона записываем, и с двух воспроизводим. Вернее, передает-то один, а другой просто так крутится. Но как только, не дай бог, первый Вэ-Эм-Эф сломается, сразу на второй переходим. Называется двухсотпроцентный резерв.
— А что, бывают у вас аварии?
— Редко. Но бывают. Последний раз, когда чемпионат мира по боксу из Лондона передавали.
— Да? Я смотрел. Все было в порядке, ничего не заметил.
— И слава богу. Этим и гордимся.
— А что было?
— Плохо было. Чемпионат там поздним вечером происходил, по нашему времени уже ночью. Ну, мы записали ночью, а на следующий день выдавали. Как всегда, на двух магнитофонах, двухсотпроцентный резерв. И вдруг — бац! — вылетает первый магнитофон. Переходим на второй. А на нем, как и сегодня, Арташес сидел. И в его магнитофон утром монтер лазил, чинил один блок и забыл этот блок как следует обратно привинтить. В общем, перешли на него, и сразу же этот блок отвалился, повис на проводах, а изображение исчезло. Тогда Арташес встал на колени, подлез туда вниз и прижал блок руками. И сразу же изображение появилось. И оставшиеся двадцать минут, пока чемпионат шел. Арташес сидел там, согнувшись, и руками блок держал. Потом я нагнулся к нему. «Все, — говорю, — передача кончилась». Он отпустил тогда руки и упал... Потом встал, но долго еще выпрямиться не мог, ходил согнувшись. Общими силами разгибали.
Мы вышли и спустились в буфет. Сергей Иванович купил мне творог с песком, а себе и Луцкому пиво.