Проснулась я оттого, что он тряс меня как грушу.
— Вставай!.. Проспали!!
— ...Что?
— Шапку!
— Да вот же она!
Да, не блестяще смотрится. Да ещё почему-то подвернулась под нас, измялась в ночных битвах.
— Электричку проспали! Теперь перерыв до двенадцати!
— Не может быть!
Мы стремительно оделись, тщательно упаковали шапку в полиэтиленовый пакет и сбежали вниз. Там на нас накинулись радостные и уже слегка пьяненькие, несмотря на ранний час, приехавшие сюда тоже на отдых наши спутники по плаванию, Ечкин и Варанов (Вислый), но Саша сурово их отстранил с пути, и мы умчались.
На деревянном домике станции действительно висел у кассы кривой листик с нацарапанным текстом: «Все электрички с 8 до 12 отменены».
Мы постояли горестно у листочка, и тут Саше пришла, пожалуй, первая разумная мысль за последние сутки:
— Надо немножко выпить. И всё прояснится.
Мы зашли в пристанционный лабаз, купили немного коньяку и только-только, задумчиво брякая, вышли к рельсам, — как тут же из сказочной дымки выкатился стеклянный домик на колёсах, в народе именуемый «дрезина», и вопросительно остановился возле нас. И оттуда смотрел в нашу сторону ангел в ярко-оранжевом жилете:
— Ну что? Какие идеи?
Какой строгий! С утра ему идеи подавай!
— В Зеленогорск думаем.
— Давай, — он мотнул головой. Мы взлетели.
И сказочный стеклянный домик полетел над суровой действительностью.
— Скажите, у вас тут выпить нельзя?
Ангел, сидящий за рычагами управления, с полным недоумением уставился на Данилыча.
— Он ошибся, оговорился, — заметалась я по домику. — Он хотел сказать: «Нельзя ли с вами выпить»?
— Ну, это другой разговор! — потеплел управляющий. Он перешёл на мастерское управление одной левой рукой, а правой пошуровал в ящике и вытащил гранёный стакан. Какой-то гранёный цикл пошёл в моей жизни! Со стаканом он обращался так же виртуозно: большим и средним пальцем держал его, а безымянным пальцем строго указывал, докуда именно ему налить.
Проснулась я оттого, что он тряс меня как грушу.
— Вставай!.. Проспали!!
— ...Что?
— Шапку!
— Да вот же она!
Да, не блестяще смотрится. Да ещё почему-то подвернулась под нас, измялась в ночных битвах.
— Электричку проспали! Теперь перерыв до двенадцати!
— Не может быть!
Мы стремительно оделись, тщательно упаковали шапку в полиэтиленовый пакет и сбежали вниз. Там на нас накинулись радостные и уже слегка пьяненькие, несмотря на ранний час, приехавшие сюда тоже на отдых наши спутники по плаванию, Ечкин и Варанов (Вислый), но Саша сурово их отстранил с пути, и мы умчались.
На деревянном домике станции действительно висел у кассы кривой листик с нацарапанным текстом: «Все электрички с 8 до 12 отменены».
Мы постояли горестно у листочка, и тут Саше пришла, пожалуй, первая разумная мысль за последние сутки:
— Надо немножко выпить. И всё прояснится.
Мы зашли в пристанционный лабаз, купили немного коньяку и только-только, задумчиво брякая, вышли к рельсам, — как тут же из сказочной дымки выкатился стеклянный домик на колёсах, в народе именуемый «дрезина», и вопросительно остановился возле нас. И оттуда смотрел в нашу сторону ангел в ярко-оранжевом жилете:
— Ну что? Какие идеи?
Какой строгий! С утра ему идеи подавай!
— В Зеленогорск думаем.
— Давай, — он мотнул головой. Мы взлетели.
И сказочный стеклянный домик полетел над суровой действительностью.
— Скажите, у вас тут выпить нельзя?
Ангел, сидящий за рычагами управления, с полным недоумением уставился на Данилыча.
— Он ошибся, оговорился, — заметалась я по домику. — Он хотел сказать: «Нельзя ли с вами выпить»?
— Ну, это другой разговор! — потеплел управляющий. Он перешёл на мастерское управление одной левой рукой, а правой пошуровал в ящике и вытащил гранёный стакан. Какой-то гранёный цикл пошёл в моей жизни! Со стаканом он обращался так же виртуозно: большим и средним пальцем держал его, а безымянным пальцем строго указывал, докуда именно ему налить.