-Нет, ба, я позавтракал...
-Ну смотри... Ты родителей-то предупреди, что здесь, а то хватятся – посоветовала она.
-Да ну. Хватились бы они Пашку, а меня-не обязательно – он, конечно, слукавил. Все-таки шесть пропущенных от родителей он на телефоне обнаружил. Но перезванивать не хотелось.
-Разговорчики, кадет! – строго цыкнула бабуля. – Как бы там ни было, а они-твои родители. Ладно, сама от соседки позвоню, раз ты не желаешь с ними разговаривать. – махнула она рукой. – Ты вот что, Тосенька... Я тут подумала, и решила нашу с дедом городскую квартиру тебе в наследство оставить.
-Да как же, ба... – Антон даже жевать перестал. От таких разговоров ему было не по себе.
-А вот так же! – вдруг взорвалась та. – За Пашку я спокойна, его никогда не обделят, а вот ты, если себя так с ними вести продолжишь, рискуешь с носом остаться. Так что не спорь. По крайней мере, свою долю я оставлю тебе и это не обсуждается. Раз уж покойный Михаил Романович потрудился оставить свою половину твоему отцу, я оставлю этот дом дяде Коле, а мою половину завещаю тебе.
-Ба, да не думай ты об этом сейчас. Ты, будто на ладан дышишь. Вон, какая бодрая ты у меня девушка – попытался перевести он разговор, но бабка на него только глазами сверкнула.
-А ну, льстец, прекрати мне здесь демагогию разводить. Лучше доедай быстрей, а я к соседке-родителям звонить.
Вернулась она минут через пятнадцать строгая и озабоченная.
-Ну, охламон, рассказывай, где обретался целые сутки, а?
-Друзья приютили – потупил взор он.
-Друзья? – подозрительно уставилась на него бабушка
-Честное пионерское, друзья! – приложил руку к сердцу Антон, а сам вспомнил зеленые глазищи, смотрящие с тревогой, и на душе сразу потеплело.
-Родители твои в бешенстве – посетовала бабушка. Уж не знаю, что там у вас случилось, но они сильно злы...
Слепая злость сменилась растерянностью. Что же он натворил? Зачем нагрубил Аньке? Она, ведь, перед ним ни в чем не виновата. Наоборот, помогла, выслушала, когда ему было плохо. Плохо... А сейчас, разве хорошо? Сейчас еще хуже, чем было. Родители явились к бабушке прямо в пятницу вечером. Надо же, и время сразу нашлось. Орали на весь дом. Обзывали неблагодарным сыном (ничего оригинального), говорили, что он хочет их смерти, что они обзвонили все больницы и морги, что хотели подавать в розыск... Надо же! Оказывается, за него волнуются: приятно. Он молча выслушал все упреки, однако возвращаться домой наотрез отказался. А смысл? Теперь пилеж удвоится, и ему при каждом удобном случае будет припоминаться его отвратительное поведение. И это сакральное: «Мы тебе не чужие люди, и, между прочим, волнуемся». Волнуются... Они его отсутствие, судя по пропущенным, обнаружили не раньше 7 вечера, да и звонили всего-то 6 раз. Если учесть, какой кипиш они однажды подняли, когда Пашка, никого не предупредив, остался на весь день в гостях у друга, то, можно сказать, что почти никаких телодвижений не предприняли.
Хорошо, что бабушка прекратила перепалку, сказав, что сама его никуда с родителями в таком состоянии не отпустит, и что разговаривать надо позже, когда все остынут, а то еще не известно, чем бы это все кончилось. Предки уехали ни с чем, но порядком разозленные, да и бабка на него рассердилась «за неподобающий тон разговора со старшими», как она выразилась. Так что в «черную пятницу» Антону пришлось выслушать еще и ее нотации с периодически повторяющимся припевом: «Мы все за тебя волнуемся», что приводило его в молчаливое бешенство (высказывать недовольство еще и бабушке он не решился). Пришлось изобразить на лице раскаяние- а что еще оставалось?- и отправится к себе в комнату. В довершение всех бед, как только он лег спать, в голову сразу полезли мысли об Ане. Так и лежал, пялясь в потолок и улыбаясь, как последний идиот. Она-необычная девушка. С виду –хрупкий подросток с внешностью эльфа, а на деле-сильный человек. Пережила такое горе и не замкнулась, не ушла в себя, не начала набрасываться на окружающих. В отличие о некоторых. И родители живы, и бабки, слава Богу, даже брат есть, а если верить отцу, то «неблагодарный, эгоистичный, злой мальчишка, ни черта об окружающих не думающий». А может, они все правы? Может, Антон- действительно горе семьи?
Ну не бывает же так, что одного сына любят, а другого нет, безо всякой видимой причины? Все-таки получалось, что не заслужил он любви родителей. И выходка его эта с уходом из дома... А может, и правда волновались? Так и не определившись, Антон уснул.
На следующий день он встал поздно. Лариса Ивановна уже хотела идти будить внука, когда тот, наконец-то, появился на кухне.
- Доброе утро, соня - улыбнулась бабушка.-Как спалось?
-Крепко – улыбнулся Тоха. – Но маловато.
-Садись завтракать, спящая красавица. – Бабка положила ему каши и налила чаю, а потом села рядом и не без удовольствия смотрела, как внук уплетает завтрак за обе щеки.
-Подумать только, давно ли ты был маленьким вредным нехочухой? Плевался пюре и наотрез отказывался от молока, потому, что там пенки. А теперь вон, какой большой...
-Нет, ба, я позавтракал...
-Ну смотри... Ты родителей-то предупреди, что здесь, а то хватятся – посоветовала она.
-Да ну. Хватились бы они Пашку, а меня-не обязательно – он, конечно, слукавил. Все-таки шесть пропущенных от родителей он на телефоне обнаружил. Но перезванивать не хотелось.
-Разговорчики, кадет! – строго цыкнула бабуля. – Как бы там ни было, а они-твои родители. Ладно, сама от соседки позвоню, раз ты не желаешь с ними разговаривать. – махнула она рукой. – Ты вот что, Тосенька... Я тут подумала, и решила нашу с дедом городскую квартиру тебе в наследство оставить.
-Да как же, ба... – Антон даже жевать перестал. От таких разговоров ему было не по себе.
-А вот так же! – вдруг взорвалась та. – За Пашку я спокойна, его никогда не обделят, а вот ты, если себя так с ними вести продолжишь, рискуешь с носом остаться. Так что не спорь. По крайней мере, свою долю я оставлю тебе и это не обсуждается. Раз уж покойный Михаил Романович потрудился оставить свою половину твоему отцу, я оставлю этот дом дяде Коле, а мою половину завещаю тебе.
-Ба, да не думай ты об этом сейчас. Ты, будто на ладан дышишь. Вон, какая бодрая ты у меня девушка – попытался перевести он разговор, но бабка на него только глазами сверкнула.
-А ну, льстец, прекрати мне здесь демагогию разводить. Лучше доедай быстрей, а я к соседке-родителям звонить.
Вернулась она минут через пятнадцать строгая и озабоченная.
-Ну, охламон, рассказывай, где обретался целые сутки, а?
-Друзья приютили – потупил взор он.
-Друзья? – подозрительно уставилась на него бабушка
-Честное пионерское, друзья! – приложил руку к сердцу Антон, а сам вспомнил зеленые глазищи, смотрящие с тревогой, и на душе сразу потеплело.
-Родители твои в бешенстве – посетовала бабушка. Уж не знаю, что там у вас случилось, но они сильно злы...
Слепая злость сменилась растерянностью. Что же он натворил? Зачем нагрубил Аньке? Она, ведь, перед ним ни в чем не виновата. Наоборот, помогла, выслушала, когда ему было плохо. Плохо... А сейчас, разве хорошо? Сейчас еще хуже, чем было. Родители явились к бабушке прямо в пятницу вечером. Надо же, и время сразу нашлось. Орали на весь дом. Обзывали неблагодарным сыном (ничего оригинального), говорили, что он хочет их смерти, что они обзвонили все больницы и морги, что хотели подавать в розыск... Надо же! Оказывается, за него волнуются: приятно. Он молча выслушал все упреки, однако возвращаться домой наотрез отказался. А смысл? Теперь пилеж удвоится, и ему при каждом удобном случае будет припоминаться его отвратительное поведение. И это сакральное: «Мы тебе не чужие люди, и, между прочим, волнуемся». Волнуются... Они его отсутствие, судя по пропущенным, обнаружили не раньше 7 вечера, да и звонили всего-то 6 раз. Если учесть, какой кипиш они однажды подняли, когда Пашка, никого не предупредив, остался на весь день в гостях у друга, то, можно сказать, что почти никаких телодвижений не предприняли.
Хорошо, что бабушка прекратила перепалку, сказав, что сама его никуда с родителями в таком состоянии не отпустит, и что разговаривать надо позже, когда все остынут, а то еще не известно, чем бы это все кончилось. Предки уехали ни с чем, но порядком разозленные, да и бабка на него рассердилась «за неподобающий тон разговора со старшими», как она выразилась. Так что в «черную пятницу» Антону пришлось выслушать еще и ее нотации с периодически повторяющимся припевом: «Мы все за тебя волнуемся», что приводило его в молчаливое бешенство (высказывать недовольство еще и бабушке он не решился). Пришлось изобразить на лице раскаяние- а что еще оставалось?- и отправится к себе в комнату. В довершение всех бед, как только он лег спать, в голову сразу полезли мысли об Ане. Так и лежал, пялясь в потолок и улыбаясь, как последний идиот. Она-необычная девушка. С виду –хрупкий подросток с внешностью эльфа, а на деле-сильный человек. Пережила такое горе и не замкнулась, не ушла в себя, не начала набрасываться на окружающих. В отличие о некоторых. И родители живы, и бабки, слава Богу, даже брат есть, а если верить отцу, то «неблагодарный, эгоистичный, злой мальчишка, ни черта об окружающих не думающий». А может, они все правы? Может, Антон- действительно горе семьи?
Ну не бывает же так, что одного сына любят, а другого нет, безо всякой видимой причины? Все-таки получалось, что не заслужил он любви родителей. И выходка его эта с уходом из дома... А может, и правда волновались? Так и не определившись, Антон уснул.
На следующий день он встал поздно. Лариса Ивановна уже хотела идти будить внука, когда тот, наконец-то, появился на кухне.
- Доброе утро, соня - улыбнулась бабушка.-Как спалось?
-Крепко – улыбнулся Тоха. – Но маловато.
-Садись завтракать, спящая красавица. – Бабка положила ему каши и налила чаю, а потом села рядом и не без удовольствия смотрела, как внук уплетает завтрак за обе щеки.
-Подумать только, давно ли ты был маленьким вредным нехочухой? Плевался пюре и наотрез отказывался от молока, потому, что там пенки. А теперь вон, какой большой...