Важнейшее место в комплексе мифологических представлений и обрядовой практики папуасов занимает культ умерших. В соответствии с этим культом производятся обряды похорон, поминовения, различные элементы культа пронизывают основные церемонии, регулярно проводимые у кивай, с культом соотносятся их знания, реальные и фантастические, о смерти, о земле умерших, о пути в эту землю, о роли умерших в судьбе оставшихся в живых, об их магических возможностях и т. д. Многочисленные рассказы о «духах» умерших широко отражают и мифологические представления, и общественную практику коллектива, связанные с культом умерших. Собственно, рассказы эти являются наиболее полной и последовательной вербальной реализацией того, что в реальной жизни мыслилось происходящим постоянно, по оставалось невидимым или «проявлялось» фрагментарно и что частично воспроизводилось в ходе церемоний и обрядов.
В центре представлений кивай, связанных со смертью, стоит образ Адири — земли умерших. Она находится на западе, на другой стороне этого мира, и отделена от него водным пространством. Описания этой земли не очень определенны. Вход в нее закрывают две доски, которые беспрерывно бьются одна о другую; они поднимаются, лишь когда нужно пропустить очередного умершего. В Адири живут два мифических пса, Бигама и Ваури, которые время от времени появляются в мире живых, чтобы утащить намеченные ими жертвы. Они не бегают, как обычные собаки, но совершают огромные прыжки из одного места в другое. Те, кто населяют Адири, повторяют многое, что характеризовало их, когда они были живыми: они расселяются «своими» деревнями, у них есть дома, огороды, изобилие разнообразной пищи и т. д. Традиционное для них название, принятое этнографами, — «духи» — нельзя признать правильным. В сущности, в Адири они ведут «жизнь» по прежнему подобию, «жизнь», в которой соединяется телесное и духовное начало. По некоторым рассказам эта «жизнь» даже легче той, что идет в обычном мире. Однако у нее есть одна характерная особенность — все в ней соотнесено со смертью. Известно немало рассказов о том, как живые попадали в Адири и возвращались лишь благодаря тому, что не ели тамошнюю пищу, не вступали в брак с тамошними женщинами и т. п., т. е. не соприкасались с миром умерших.
У кивай довольно детально разработаны представления о пути, который совершают умершие в землю Адири. С этим связаны некоторые обстоятельства захоронения: умершего принято класть головой к западу, на западной стороне могилы оставляется обломок лодки, чтобы было на чем плыть в Адири. Впрочем, согласно многим рассказам, в основном туда добираются сухим путем, который проложил Сидо, первый из людей, кого постигла смерть. Самой важной вехой на этом пути является остров Пахо: здесь растет дерево, под которым умершие последний раз оплакивают свою участь; они натирают лицо грязью и бросают немного земли на дерево; кусочки свежей глины на его ветвях — это знаки, которые оставляют умершие своим родным и друзьям. Здесь же на острове находится мифический барабан Басаи — большой полый камень, который гудит, когда по нему бьют ногами; умершие танцуют на нем — мужчины по одну сторону, женщины по другую. Прежде чем оставить остров, «духи» пьют из источника и ступают по следам Сидо, сохранившимся на одной скале. Свое путешествие умершие совершают, принимая различные формы — человека, рыбы или птицы. Когда они подходят к Адири, то бросаются в воду, и огромная рыба, заглатывая их, доставляет в страну умерших.
У кивай зафиксированы былички, рассказывающие об эпизодических возвращениях умерших — «духов», о том, как они являются людям во сне с какими-нибудь магическими советами и т. п.
Особую форму общения мира живых и мира умерших представляют обряды и церемонии, связь которых с культом умерших весьма ощутима. Важнейший момент большой тайной церемонии хориому, которая совершается ежегодно и тянется много недель, — приход «духов» на праздник. Мужчины, принадлежащие к разным родовым группам, надевают на себя одеяние из листьев и травы, укрывают листьями лица и с луками и стрелами в руках являются с западной стороны в деревню. Женщины и дети при виде их приходят в оцепенение, мужчины начинают серию обрядов. На специальных площадках «духи» танцуют, затем ведущий сообщает об их приходе из Адири, происходит обмен приветствиями. В следующие дни и ночи «духи» участвуют в обрядах, толпами ходят по деревне, пугают женщин, которые в известные моменты исполняют обрядовые плачи. Особенное впечатление на женщин производит то, что они узнают в танцующих «духах» своих близких: чтобы создать иллюзию подобия, мужчин подбирают соответствующего роста, им дают украшения, оставшиеся от умерших, имена «духов» громко объявляются, чтобы затем каждый из них получил пищу из рук женщин-родственниц.
В церемонии участвуют различные группы «духов», которые дифференцируются по возрасту, по давности смерти, а главное — по функциям в обряде. Вся церемония включает множество разнообразных эпизодов, в которых каждой группе отводится своя роль. Имиги, например, должны смешить участников церемонии, совершая потешные движения. Карара оборо танцуют в огромных масках, изображающих морды крокодилов или рыб с раскрытой пастью. Купамоборо, представляющий великого воина, разыгрывает сцены нападения на других духов. Муру, выдающийся гарпунщик, вооруженный всем, что нужно для охоты, не танцует, а ходит особенным шагом и дует в раковину.
Важную часть церемонии хориому составляет ритуальная охота на дюгоней, в которой непременно участвуют «духи». Собственно, утилитарная сторона хориому состоит в том, чтобы с помощью «духов» обеспечить успех па предстоящий сезон гарпунной охоты.
Финальную часть церемонии составляет впечатляющий уход «духов» в землю Адири. Чтобы произвести должный эффект, приглашают мужчин из соседних деревень. Каждая группа уходит по-своему, а женщины мажут себя грязью и громко причитают. «Духи» уходят по берегу, а затем мужчины снимают с себя церемониальные костюмы и тайно возвращаются к месту, где происходили обряды. Ночью они устраивают большое пиршество.
Рассказы о «духах» (Ландтман, № 62—101; наст, сб., № 24—32), с одной стороны, могут быть поняты лишь на фоне описанного круга представлений и связанного с ними обрядово-культового комплекса, а с другой — сами объясняют и дополняют более или менее цельную систему представлений папуасов Кивай о мире умерших и, что особенно существенно, утверждают ее «достоверность».
Ядро мифологического повествовательного фольклора кивай составляют, безусловно, рассказы о героических предках, «первых людях», соединяющих в себе черты культурных героев, основателей локальных или родовых групп, героев, прославившихся «первыми» подвигами. Мотивы культа героических предков, как мы увидим, густо насыщают ритуальные церемонии и находят широкий отзвук в обрядовых песнях.
Деяния предков, равно как и их происхождение, всегда связаны с определенными локусами — островами или населенными пунктами. Нередко они начинают свою жизнь в одном месте, а завершают в другом, оказываясь главными виновниками происходивших некогда в этом регионе этнических миграций. О предках обычно говорится, что они были первыми жителями тех или иных мест. Деяния их иногда связаны с временами первотворения. В их мифических биографиях неизменно присутствует изначально необычный либо фантастический элемент. Меури — первый кивай, он появился на свет из червя в рыбе. Сидо родился от соединения его отца с землей, провел первые годы под землей и лишь позднее вышел на свет. Под землей родился и долгое время не видел света Паспаэ. То же самое рассказывается о Вакеа. Меседе жил внутри пальмы, а Нага — внутри камня. Каждый из предков является обладателем какого-либо магического умения, средства, мощного орудия. Иногда они сами вынуждены сначала чему-то учиться, чтобы передать свое искусство людям. Почти все герои оказываются способны в случае необходимости превращаться в птиц или животных, а затем возвращать себе человеческий облик. Архаический характер представлений об этих способностях хорошо прослеживается по вариантам рассказа о Меури — сопернике Сидо. Согласно одним вариантам он ставит дерево на пути Сидо, согласно другим — он сам воплощается в это дерево, которое его соперник никак не может срубить и с помощью которого он переносит к себе женщину — предмет их спора. Нага делает фигуру огромного крокодила, входит в него и тем самым как бы принимает форму животного, воплощается в него. Очевидна во всех этих и подобных мотивах связь с тотемизмом. Меседе передвигался по земле необычным способом: он становился прямо, а земля сама начинала двигаться под ним. Сесере одним поворотом головы мог вызвать ветер, который ломал мачты на лодках его врагов.
Некоторые из героев-предков выступают в роли первосоздателей. Нага в облике гигантского крокодила врезается в берега, результатом чего являются известные теперь многочисленные заливы и реки. Он же — по просьбе своего друга Вакеа — создает остров Туду: для этого он набирает земли, камней, мелких деревьев и швыряет все это со словами: «Пусть за ночь станет остров!» Паспаэ впервые добывает огонь путем трения двух кусков дерева.
Герои-предки часто первые мастера какого-либо дела. Так, Сесере первым употребил в охоте на дюгоней гарпун, он был великий гарпунщик, и добычи его хватало на многих. Истоки мастерства предков обычно остаются неизвестными, но пример с Сесере указывает, как оно к ним приходило: «духи» родителей героя явились к нему во сне и научили его искусству охоты на дюгоней; собственно, можно считать, что Сесере сам вызвал их с помощью магических действий. Меседе был обладателем единственного по своим качествам лука и стрел с костяными наконечниками, благодаря чему был известен как меткий стрелок и великий охотник. Куиамо, великий воин, научил людей войне. Мераве славился тем, что у него был особенный барабан.
Далеко не всегда герои-предки по собственному желанию передают свое искусство людям. В мифологических рассказах нередко присутствует конфликтное начало — герои противостоят окружающим людям, ссорятся с ними, вступают с ними в борьбу и т. д. Добывание нужных вещей и приобретение какого-либо мастерства происходит иногда путем похищения. Нугу, опоив Меседе, уносит у него лук и стрелы.
Среди предков — культурных героев — возвышается фигура Соидо, покровителя и создателя огородничества и огородных растений. Согласно мифологии кивай, он первый стал расчищать лес под огороды, рубить деревья и готовить их к выжиганию. Он первый применил огонь и обработал землю для посадок. Миф о появлении первых огородных культур и об их распространении заслуживает того, чтобы быть включенным в антологию аграрных мифов народов мира. Его типологическое родство с представлениями ряда народов о возникновении культурных растений не вызывает сомнений. Согласно этому мифу, Соидо убил свою первую жену, которая принадлежала к «жителям леса», и разбросал части ее тела по огороду: так выросли первые культурные растения, которые Соидо съел, заполнив ими свои детородные органы. Позднее, соединясь со второй женой — Пекаи, Соидо разбросал семя по острову и дал жизпь всему растительному миру. Нельзя пройти мимо своеобразного мотива: Пекаи гибнет при соединении с Соидо, но затем он возвращает ее к жизни. В типологически более поздних мифах других земледельческих народов этот мотив разовьется в историю об умирающем (убиваемом) и воскресающем божестве растительности. Существует миф, который можно считать более архаическим, поскольку в нем роль создателя культурных растений целиком принадлежит женщине: Пекаи увидела, как мужчины исполняли на огороде танец, который не разрешается видеть женщине. Ее тут же убили, и из частей ее тела, разбросанных по огороду, появились различные сорта ямса, батат и т. п.
Некоторые предки мыслятся живущими до сих пор: рассказчики сообщали Г. Ландтману, что им приходилось видеть «духов» героев по ночам выходящими из-под земли, слышать их голоса и т. д.
Мифологические рассказы о предках представляют особенный интерес с сюжетной стороны. Здесь мы находим ряд тем и мотивов, которые знакомы нам по мифам и сказкам других народов и эпох и которые входят в классический сюжетный фонд мирового фольклора. Это прежде всего тема поисков жены-суженой и борьбы за жену. На поиски жены отправляется Соидо, переходя с места на место. Встретив на своем пути Пекаи, он сразу же решает, что это «она». Перед нами — типологически ранний случай встречи суженой. Неизбежность и важность этой встречи обусловливается тем, что брак Соидо и Пекаи имеет своим результатом появление культурных растений.
В другом мифе Мурке, первая возделывательница огородов, пришла к Паспаэ как «его женщина».
Выбор великого охотника Меседе падает на Дибири-Сагару, которую все окружающие третируют, обделяют при распределении пищи.
Цикл рассказов о Сидо включает историю его брака с Сагару, в облике которой есть, безусловно, черты суженой, и, что особенно важно, сюжет о борьбе с соперником-претендентом.
Соперничество Сидо и Меури, их поединок, непоследовательное поведение Сагару, которая бежит от мужа и уходит к другому, по затем демонстрирует свою преданность погибшему супругу, — эти эпизоды поразительным образом соотносятся с бесчисленным множеством сюжетов позднейших эпических сказаний, вплоть до романтических баллад.
В мифологических рассказах кивай можно найти и популярные в мировом фольклоре темы и мотивы инцеста, отношений старшего и младшего братьев, преданных друзей, родителей и своенравного сына. К позднейшим сказкам ведет нас ситуация — мальчик, оставшийся один после смерти родителей, и вероломные родственники (мужья его старших сестер). Коллизию, заставляющую вспомнить сюжеты героического эпоса, воспроизводит рассказ о Куиамо: герой в детстве проявляет крайнюю заносчивость, избивает сверстников, вызывает всеобщее осуждение, а затем становится великим воином и мстит всем за прежние обиды.
Важнейшее место в комплексе мифологических представлений и обрядовой практики папуасов занимает культ умерших. В соответствии с этим культом производятся обряды похорон, поминовения, различные элементы культа пронизывают основные церемонии, регулярно проводимые у кивай, с культом соотносятся их знания, реальные и фантастические, о смерти, о земле умерших, о пути в эту землю, о роли умерших в судьбе оставшихся в живых, об их магических возможностях и т. д. Многочисленные рассказы о «духах» умерших широко отражают и мифологические представления, и общественную практику коллектива, связанные с культом умерших. Собственно, рассказы эти являются наиболее полной и последовательной вербальной реализацией того, что в реальной жизни мыслилось происходящим постоянно, по оставалось невидимым или «проявлялось» фрагментарно и что частично воспроизводилось в ходе церемоний и обрядов.
В центре представлений кивай, связанных со смертью, стоит образ Адири — земли умерших. Она находится на западе, на другой стороне этого мира, и отделена от него водным пространством. Описания этой земли не очень определенны. Вход в нее закрывают две доски, которые беспрерывно бьются одна о другую; они поднимаются, лишь когда нужно пропустить очередного умершего. В Адири живут два мифических пса, Бигама и Ваури, которые время от времени появляются в мире живых, чтобы утащить намеченные ими жертвы. Они не бегают, как обычные собаки, но совершают огромные прыжки из одного места в другое. Те, кто населяют Адири, повторяют многое, что характеризовало их, когда они были живыми: они расселяются «своими» деревнями, у них есть дома, огороды, изобилие разнообразной пищи и т. д. Традиционное для них название, принятое этнографами, — «духи» — нельзя признать правильным. В сущности, в Адири они ведут «жизнь» по прежнему подобию, «жизнь», в которой соединяется телесное и духовное начало. По некоторым рассказам эта «жизнь» даже легче той, что идет в обычном мире. Однако у нее есть одна характерная особенность — все в ней соотнесено со смертью. Известно немало рассказов о том, как живые попадали в Адири и возвращались лишь благодаря тому, что не ели тамошнюю пищу, не вступали в брак с тамошними женщинами и т. п., т. е. не соприкасались с миром умерших.
У кивай довольно детально разработаны представления о пути, который совершают умершие в землю Адири. С этим связаны некоторые обстоятельства захоронения: умершего принято класть головой к западу, на западной стороне могилы оставляется обломок лодки, чтобы было на чем плыть в Адири. Впрочем, согласно многим рассказам, в основном туда добираются сухим путем, который проложил Сидо, первый из людей, кого постигла смерть. Самой важной вехой на этом пути является остров Пахо: здесь растет дерево, под которым умершие последний раз оплакивают свою участь; они натирают лицо грязью и бросают немного земли на дерево; кусочки свежей глины на его ветвях — это знаки, которые оставляют умершие своим родным и друзьям. Здесь же на острове находится мифический барабан Басаи — большой полый камень, который гудит, когда по нему бьют ногами; умершие танцуют на нем — мужчины по одну сторону, женщины по другую. Прежде чем оставить остров, «духи» пьют из источника и ступают по следам Сидо, сохранившимся на одной скале. Свое путешествие умершие совершают, принимая различные формы — человека, рыбы или птицы. Когда они подходят к Адири, то бросаются в воду, и огромная рыба, заглатывая их, доставляет в страну умерших.
У кивай зафиксированы былички, рассказывающие об эпизодических возвращениях умерших — «духов», о том, как они являются людям во сне с какими-нибудь магическими советами и т. п.
Особую форму общения мира живых и мира умерших представляют обряды и церемонии, связь которых с культом умерших весьма ощутима. Важнейший момент большой тайной церемонии хориому, которая совершается ежегодно и тянется много недель, — приход «духов» на праздник. Мужчины, принадлежащие к разным родовым группам, надевают на себя одеяние из листьев и травы, укрывают листьями лица и с луками и стрелами в руках являются с западной стороны в деревню. Женщины и дети при виде их приходят в оцепенение, мужчины начинают серию обрядов. На специальных площадках «духи» танцуют, затем ведущий сообщает об их приходе из Адири, происходит обмен приветствиями. В следующие дни и ночи «духи» участвуют в обрядах, толпами ходят по деревне, пугают женщин, которые в известные моменты исполняют обрядовые плачи. Особенное впечатление на женщин производит то, что они узнают в танцующих «духах» своих близких: чтобы создать иллюзию подобия, мужчин подбирают соответствующего роста, им дают украшения, оставшиеся от умерших, имена «духов» громко объявляются, чтобы затем каждый из них получил пищу из рук женщин-родственниц.
В церемонии участвуют различные группы «духов», которые дифференцируются по возрасту, по давности смерти, а главное — по функциям в обряде. Вся церемония включает множество разнообразных эпизодов, в которых каждой группе отводится своя роль. Имиги, например, должны смешить участников церемонии, совершая потешные движения. Карара оборо танцуют в огромных масках, изображающих морды крокодилов или рыб с раскрытой пастью. Купамоборо, представляющий великого воина, разыгрывает сцены нападения на других духов. Муру, выдающийся гарпунщик, вооруженный всем, что нужно для охоты, не танцует, а ходит особенным шагом и дует в раковину.
Важную часть церемонии хориому составляет ритуальная охота на дюгоней, в которой непременно участвуют «духи». Собственно, утилитарная сторона хориому состоит в том, чтобы с помощью «духов» обеспечить успех па предстоящий сезон гарпунной охоты.
Финальную часть церемонии составляет впечатляющий уход «духов» в землю Адири. Чтобы произвести должный эффект, приглашают мужчин из соседних деревень. Каждая группа уходит по-своему, а женщины мажут себя грязью и громко причитают. «Духи» уходят по берегу, а затем мужчины снимают с себя церемониальные костюмы и тайно возвращаются к месту, где происходили обряды. Ночью они устраивают большое пиршество.
Рассказы о «духах» (Ландтман, № 62—101; наст, сб., № 24—32), с одной стороны, могут быть поняты лишь на фоне описанного круга представлений и связанного с ними обрядово-культового комплекса, а с другой — сами объясняют и дополняют более или менее цельную систему представлений папуасов Кивай о мире умерших и, что особенно существенно, утверждают ее «достоверность».
Ядро мифологического повествовательного фольклора кивай составляют, безусловно, рассказы о героических предках, «первых людях», соединяющих в себе черты культурных героев, основателей локальных или родовых групп, героев, прославившихся «первыми» подвигами. Мотивы культа героических предков, как мы увидим, густо насыщают ритуальные церемонии и находят широкий отзвук в обрядовых песнях.
Деяния предков, равно как и их происхождение, всегда связаны с определенными локусами — островами или населенными пунктами. Нередко они начинают свою жизнь в одном месте, а завершают в другом, оказываясь главными виновниками происходивших некогда в этом регионе этнических миграций. О предках обычно говорится, что они были первыми жителями тех или иных мест. Деяния их иногда связаны с временами первотворения. В их мифических биографиях неизменно присутствует изначально необычный либо фантастический элемент. Меури — первый кивай, он появился на свет из червя в рыбе. Сидо родился от соединения его отца с землей, провел первые годы под землей и лишь позднее вышел на свет. Под землей родился и долгое время не видел света Паспаэ. То же самое рассказывается о Вакеа. Меседе жил внутри пальмы, а Нага — внутри камня. Каждый из предков является обладателем какого-либо магического умения, средства, мощного орудия. Иногда они сами вынуждены сначала чему-то учиться, чтобы передать свое искусство людям. Почти все герои оказываются способны в случае необходимости превращаться в птиц или животных, а затем возвращать себе человеческий облик. Архаический характер представлений об этих способностях хорошо прослеживается по вариантам рассказа о Меури — сопернике Сидо. Согласно одним вариантам он ставит дерево на пути Сидо, согласно другим — он сам воплощается в это дерево, которое его соперник никак не может срубить и с помощью которого он переносит к себе женщину — предмет их спора. Нага делает фигуру огромного крокодила, входит в него и тем самым как бы принимает форму животного, воплощается в него. Очевидна во всех этих и подобных мотивах связь с тотемизмом. Меседе передвигался по земле необычным способом: он становился прямо, а земля сама начинала двигаться под ним. Сесере одним поворотом головы мог вызвать ветер, который ломал мачты на лодках его врагов.
Некоторые из героев-предков выступают в роли первосоздателей. Нага в облике гигантского крокодила врезается в берега, результатом чего являются известные теперь многочисленные заливы и реки. Он же — по просьбе своего друга Вакеа — создает остров Туду: для этого он набирает земли, камней, мелких деревьев и швыряет все это со словами: «Пусть за ночь станет остров!» Паспаэ впервые добывает огонь путем трения двух кусков дерева.
Герои-предки часто первые мастера какого-либо дела. Так, Сесере первым употребил в охоте на дюгоней гарпун, он был великий гарпунщик, и добычи его хватало на многих. Истоки мастерства предков обычно остаются неизвестными, но пример с Сесере указывает, как оно к ним приходило: «духи» родителей героя явились к нему во сне и научили его искусству охоты на дюгоней; собственно, можно считать, что Сесере сам вызвал их с помощью магических действий. Меседе был обладателем единственного по своим качествам лука и стрел с костяными наконечниками, благодаря чему был известен как меткий стрелок и великий охотник. Куиамо, великий воин, научил людей войне. Мераве славился тем, что у него был особенный барабан.
Далеко не всегда герои-предки по собственному желанию передают свое искусство людям. В мифологических рассказах нередко присутствует конфликтное начало — герои противостоят окружающим людям, ссорятся с ними, вступают с ними в борьбу и т. д. Добывание нужных вещей и приобретение какого-либо мастерства происходит иногда путем похищения. Нугу, опоив Меседе, уносит у него лук и стрелы.
Среди предков — культурных героев — возвышается фигура Соидо, покровителя и создателя огородничества и огородных растений. Согласно мифологии кивай, он первый стал расчищать лес под огороды, рубить деревья и готовить их к выжиганию. Он первый применил огонь и обработал землю для посадок. Миф о появлении первых огородных культур и об их распространении заслуживает того, чтобы быть включенным в антологию аграрных мифов народов мира. Его типологическое родство с представлениями ряда народов о возникновении культурных растений не вызывает сомнений. Согласно этому мифу, Соидо убил свою первую жену, которая принадлежала к «жителям леса», и разбросал части ее тела по огороду: так выросли первые культурные растения, которые Соидо съел, заполнив ими свои детородные органы. Позднее, соединясь со второй женой — Пекаи, Соидо разбросал семя по острову и дал жизпь всему растительному миру. Нельзя пройти мимо своеобразного мотива: Пекаи гибнет при соединении с Соидо, но затем он возвращает ее к жизни. В типологически более поздних мифах других земледельческих народов этот мотив разовьется в историю об умирающем (убиваемом) и воскресающем божестве растительности. Существует миф, который можно считать более архаическим, поскольку в нем роль создателя культурных растений целиком принадлежит женщине: Пекаи увидела, как мужчины исполняли на огороде танец, который не разрешается видеть женщине. Ее тут же убили, и из частей ее тела, разбросанных по огороду, появились различные сорта ямса, батат и т. п.
Некоторые предки мыслятся живущими до сих пор: рассказчики сообщали Г. Ландтману, что им приходилось видеть «духов» героев по ночам выходящими из-под земли, слышать их голоса и т. д.
Мифологические рассказы о предках представляют особенный интерес с сюжетной стороны. Здесь мы находим ряд тем и мотивов, которые знакомы нам по мифам и сказкам других народов и эпох и которые входят в классический сюжетный фонд мирового фольклора. Это прежде всего тема поисков жены-суженой и борьбы за жену. На поиски жены отправляется Соидо, переходя с места на место. Встретив на своем пути Пекаи, он сразу же решает, что это «она». Перед нами — типологически ранний случай встречи суженой. Неизбежность и важность этой встречи обусловливается тем, что брак Соидо и Пекаи имеет своим результатом появление культурных растений.
В другом мифе Мурке, первая возделывательница огородов, пришла к Паспаэ как «его женщина».
Выбор великого охотника Меседе падает на Дибири-Сагару, которую все окружающие третируют, обделяют при распределении пищи.
Цикл рассказов о Сидо включает историю его брака с Сагару, в облике которой есть, безусловно, черты суженой, и, что особенно важно, сюжет о борьбе с соперником-претендентом.
Соперничество Сидо и Меури, их поединок, непоследовательное поведение Сагару, которая бежит от мужа и уходит к другому, по затем демонстрирует свою преданность погибшему супругу, — эти эпизоды поразительным образом соотносятся с бесчисленным множеством сюжетов позднейших эпических сказаний, вплоть до романтических баллад.
В мифологических рассказах кивай можно найти и популярные в мировом фольклоре темы и мотивы инцеста, отношений старшего и младшего братьев, преданных друзей, родителей и своенравного сына. К позднейшим сказкам ведет нас ситуация — мальчик, оставшийся один после смерти родителей, и вероломные родственники (мужья его старших сестер). Коллизию, заставляющую вспомнить сюжеты героического эпоса, воспроизводит рассказ о Куиамо: герой в детстве проявляет крайнюю заносчивость, избивает сверстников, вызывает всеобщее осуждение, а затем становится великим воином и мстит всем за прежние обиды.