Собранные здесь народные сказки были рассказаны мне жителями Новой Гвинеи за два года, которые я провел на этом острове, с апреля 1910 по апрель 1912. За исключением сказок из Масингары (сами жители называют это селение Масингле), из Диримо (Дриму), из Джибу и с острова Бойгу, они записаны на территории, населенной киваиязычными папуасами. Рассказывались сказки на пиджин инглише или на кивай, лишь сказки из Масингары были рассказаны на языке этого селения, который я понимал недостаточно; и для того, чтобы получить возможность записать сказки этих так называемых жителей леса, мне пришлось прибегнуть к помощи переводчиков. Рассказчики были все мужчины, но некоторые из сказок, по их словам, они узнали от женщин. Для записи сказок я встречался с рассказчиками, как правило, только наедине, так как заметил, что присутствие односельчан сковывает рассказчика. В очень немногих случаях в рассказывании сказки принимало участие сразу несколько человек — так было, например, с некоторыми сказками из Масингары.
В общем же папуасы кивай оказались необычайно хорошими рассказчиками, и, когда они привыкли к тому, что сказки я записываю, они стали рассказывать гладко, их стало легче и интереснее слушать, и рассказыванье, по-видимому, теперь доставляло удовольствие им самим. Во многих случаях у меня, пока я записывал сказку, не было повода задать рассказчику хотя бы один вопрос, а если внезапно он умолкал, достаточно было попросить его продолжать, и он возобновлял свой рассказ. Таким образом, сведения об укладе жизни папуасов, содержащиеся в отдельных эпизодах сказок, сообщались мне рассказчиками совершенно естественно и по их собственной инициативе. Многие из рассказчиков обнаруживали великолепное владение языком, пусть первозданно неотшлифованным, и могли рассказывать одно и то же опять и опять, каждый раз по-новому. Если какое-нибудь интересное выражение я записать не успевал, то в большинстве случаев, несмотря на все мои усилия, потом оказывалось почти невозможным заставить рассказчика повторить то, что он говорил, дословно — он почти всегда говорил то же самое, но по-другому. Иногда, когда я слышал сказку, которую мне уже рассказывали другие, было заметно, что некоторые обстоятельства (например, наступающие сумерки или приближение времени трапезы) побуждают рассказчика сокращать свой рассказ, чтобы скорей его завершить; но рассказ в подобных случаях все равно тек так же гладко, как обычно. И если я требовал, чтобы сказку рассказывали целиком, без сокращений, сделать это, как правило, не составляло рассказчику никакого труда.
Многих из моих рассказчиков отличала одна особенность: начиная рассказывать, они часто, прежде чем перейти к фабуле, топтались довольно долго на месте. Иногда, начиная сказку, они излагали ее суть в нескольких обрывочных фразах, совершенно непонятных тому, кто прежде этой сказки не слышал. В других случаях неуверенность рассказчика выражалась в том, что он начинал с длинного вступления, куда, например, включалось описание того, что персонажи сказки совершают каждый день, сначала дома, потом на огородах, и так — много раз, пока наконец не начиналось действие. Начавшись, рассказ, однако, продолжался уже вполне связно и гладко. Часто наблюдались повторы: какой-нибудь эпизод всплывал в одной и той же сказке опять и опять, причем каждый раз одинаково полно, со всеми деталями, которые были рассказаны в первый раз.
Сказки очень помогали мне намечать пути в остальной моей исследовательской работе. Вначале я потратил достаточно много времени, пытаясь применять так называемый генеалогический метод исследования, по этот метод в случае кивай особенно хороших результатов не дал: они живут большими общинами, и применение этого метода, отнимая много времени, едва ли позволяло понять что-либо, кроме принятой у кивай системы родства. Несмотря на все усилия, оказывалось невозможным построить генеалогии (а ведь именно в записи и анализе генеалогий и состоит этот метод) настолько полные и точные, насколько хотелось. Одна из трудностей в моей работе с местными жителями заключалась в необходимости избегать упоминания их тайн или других запретных тем — иначе можно было отпугнуть моих информантов прежде, чем они успеют ко мне привыкнуть. Поэтому я обычно начинал, с того, что просил их рассказывать мне сказки по их собственному выбору. Этот образ действий, которому я потом уже следовал всегда, оправдал себя, тем более что запас такого рода историй у местных жителей неисчерпаем, и сказки они рассказывали лучше и охотней, чем что-либо другое. Эпизоды сказок давали мне удобные поводы для того, чтобы задавать вопросы. Некоторые из сказок (например, те, в которых рассказывается о главных церемониях) тоже хранились в тайне, и вначале рассказчики избегали их рассказывать.
Читатель обнаружит в содержании сказок много непоследовательного и нелогичного. Я, однако, совершенно сознательно решил не вносить в этом отношении в текст каких бы то ни было изменений, ибо тот факт, что рассказчиков никакие логические неувязки не смущали, является глубоко характерным для их манеры рассказывать. Так, в сказке, стоящей под № 62 [здесь № 24], речь идет о немой женщине, которая в то же время разговаривает. Утуму, если привести другой пример, является безголовым духом человека, у которого отрезана голова, однако в № 134 [здесь № 42] рассказывается, как такой дух убил человека, вонзив в голову ему свои клыки, а потом его съел. Подобных примеров можно было бы привести много.
Имена персонажей и названия мест в некоторых сказках, по-видимому, были придуманы самими рассказчиками, забывшими первоначальные (если таковые вообще были). Кивай знали, что меня интересуют все имена собственные, встречающиеся в сказке. Названия островов в Торресовом проливе, независимо от того, европейского они или местного происхождения, я привожу так, как слышал их в сказках, и установить, о каком именно острове в каждом отдельном случае идет речь, мне удавалось не всегда.
Все обозначения количества или временной протяженности очень неопределенны, а во многих случаях вообще не поддаются уточнению. Это и не удивительно, потому что первоначально у кивай было лишь два слова, обозначающие числа: нао — «один», и неттова — «два». «Три» передается сочетанием неттова нао, и подобным же образом, путем «приложения» одного числительного к другому, образуются сочетания, означающие «пять» и «шесть»; большие не встречаются почти никогда.
Песни, которые встречаются кое-где в тексте сказок, во время рассказывания пелись. Ручаться за то, что текст песен записан точно, я не могу, так как обычно рассказчикам диктовать их мне оказывалось очень трудно, между тем как пели они их легко и без запинки. Перевод песен также лишь приблизителен — сами поющие не понимали во многих случаях смысла слов, которые они поют.
Некоторые элементы содержания сказок передавались без слов, мимикой и жестами; да и вообще в рассказывании жестикуляция играла большую роль. В нескольких случаях я упоминаю об этом в тексте.
Сказки даются в переводе, настолько близком к оригиналу, насколько это оказалось возможным, однако хотелось бы обратить внимание читателей на следующие обстоятельства. В общем, переводя сказки, я делал их несколько более «компактными», чем они были в своем первоначальном виде. Так, я устранял все ненужные дословные повторения и т. п.— в более очевидных случаях я отмечаю это в тексте.
Г. Ландтман
Район расселения и язык. Папуасы кивай населяют остров того же названия и некоторые другие острова в дельте реки Флай, а также несколько деревень на левом берегу реки, весь правый берег ее устья и морской берег к западу, до селения Мабудаване включительно. Племена на западе и на севере говорят на языках, совершенно отличных от кивай, но диалекты, на которых говорят к востоку от района расселения кивай, языку последних, несомненно, родственны. В самом языке кивай можно выделить два диалекта: на одном говорят на острове Кивай, на другом — в селениях новогвинейского побережья (например, в Мавате). Словарь, а также произношение одного и того же слова и этих диалектах несколько разнятся: так, например, мифическое существо женского пола, называемое на острове Кивай «бусере-бусере», жители Маваты называют «бухере-бухере».
Одежда и украшения. Женщины носят травяную юбку — длинную и частую травяную бахрому, свисающую с пояса сзади и спереди. Ту часть, которая свисает сзади, пропускают между ног и закрепляют концы бахромы на поясе спереди. Туда же поднимают концы передней бахромы — так, чтобы получилось нечто вроде широкой петли. У женщин селения Масипгара и других племен, которые кивай называют «жителями леса», бахрома травяных юбок ниспадает свободно со всех сторон.
Мужчины кивай прежде ходили нагишом, лишь иногда прикрывая срам раковиной. На праздниках они украшают себя перьями птиц, яркими ветками кротона и разнообразными украшениями из раковин, зубов убитых животных и плетеных веревочек. И мужчины и женщины часто протыкают себе носовую перегородку и носят в ней, как украшение, палочку.
Жилища. Кивай живут в длинных домах — в самом длинном, который мне довелось увидеть, расстояние от одного конца до другого равнялось 154 м. Обычно же длина дома составляет от 40 до 80 м, причем никаких перегородок, которые делили бы пространство внутри дома па отдельные комнаты, как правило, нет. Дома строятся на сваях, пол находится метрах в двух над землей. По концам дома два главных входа; перед каждым из них на уровне пола небольшая площадка, на которую поднимаются по лестнице. По сторонам дома парами, один напротив другого, входы поменьше. Внутри, от одного конца дома до другого, тянется широкий проход, а по сторонам его — два ряда очагов. Очаг представляет собой участок пола, покрытый толстым слоем глины, у каждой семьи он свой, и вокруг него она и размещается. Иногда встречаются дома, где место одной семьи отделяет от места другой перегородка, однако обычно перегородок нет, а есть только укрепляемые высоко над очагом широкие полки, на которых каждая семья держит свои вещи и утварь. Полка закреплена на четырех стойках, а стойки делят пространство внутри дома на некое подобие стойл, хотя при этом почти не мешают видеть, что происходит в доме от стены до стены. В домах темно, никакой мебели нет — люди садятся и ложатся на циновки, расстеленные на полу.
Раньше в каждом большом селении был особый дом для взрослых неженатых мужчин, так называемый «даримо», куда женщинам разрешалось входить только во время некоторых церемоний и танцев. Женатые мужчины могли, по своему усмотрению, спать как в общем доме, так и в даримо. В даримо совершались многие церемонии, особенно из числа тех, что связаны с войной.
На удаленных от селения огородах, а также в местах, где люди часто ловят рыбу, строят рассчитанные на более или менее длительный срок пребывания в них хижины. Жители Масингары и другие «жители леса», в отличие от кивай, живут не в больших домах, а в маленьких хижинах, каждая семья отдельно. Некоторые из этих хижин строят на сваях, другие — прямо на земле.
Общественное устройство. У кивай не существует никакой общественной иерархии, все мужчины кивай равны в правах, и у них не существует собственности, которая могла бы создать различие между богатыми и бедными. Считается, что урожаем или добычей каждый должен делиться с односельчанами.
Института вождей не существует, но признается авторитет пожилых, уважаемых за их качества людей. Во всех общественных делах их мнения оказываются решающими, и именно они вершат обычно суд и расправу над преступниками.
Племя делится на тотемические группы. Тотемы, самые распространенные на острове Кивай, — это казуар, крокодил, определенный вид краба и несколько разных видов деревьев; в Мавате четыре главных тотема — казуар, крокодил, собака и морская змея.
Довольно часто встречается полигамия, но обращаются с женщинами хорошо, и они пользуются значительными правами. Брак заключается на всю жизнь, но существует много обстоятельств, приводящих к его расторжению. Обычно мужчина приобретает жену в обмен на девушку из своей собственной семьи — ее берет в жены кто-нибудь из семьи его невесты, и оба брака, как правило, заключаются одновременно. Иногда жену покупают. Хотя никакой церемонии при заключении брака не совершается, к налагаемым им обязанностям относятся, пока он длится, очень серьезно.
Разделение труда между женщинами и мужчинами не в пользу женщин, однако биологические различия между полами учитываются.
Собранные здесь народные сказки были рассказаны мне жителями Новой Гвинеи за два года, которые я провел на этом острове, с апреля 1910 по апрель 1912. За исключением сказок из Масингары (сами жители называют это селение Масингле), из Диримо (Дриму), из Джибу и с острова Бойгу, они записаны на территории, населенной киваиязычными папуасами. Рассказывались сказки на пиджин инглише или на кивай, лишь сказки из Масингары были рассказаны на языке этого селения, который я понимал недостаточно; и для того, чтобы получить возможность записать сказки этих так называемых жителей леса, мне пришлось прибегнуть к помощи переводчиков. Рассказчики были все мужчины, но некоторые из сказок, по их словам, они узнали от женщин. Для записи сказок я встречался с рассказчиками, как правило, только наедине, так как заметил, что присутствие односельчан сковывает рассказчика. В очень немногих случаях в рассказывании сказки принимало участие сразу несколько человек — так было, например, с некоторыми сказками из Масингары.
В общем же папуасы кивай оказались необычайно хорошими рассказчиками, и, когда они привыкли к тому, что сказки я записываю, они стали рассказывать гладко, их стало легче и интереснее слушать, и рассказыванье, по-видимому, теперь доставляло удовольствие им самим. Во многих случаях у меня, пока я записывал сказку, не было повода задать рассказчику хотя бы один вопрос, а если внезапно он умолкал, достаточно было попросить его продолжать, и он возобновлял свой рассказ. Таким образом, сведения об укладе жизни папуасов, содержащиеся в отдельных эпизодах сказок, сообщались мне рассказчиками совершенно естественно и по их собственной инициативе. Многие из рассказчиков обнаруживали великолепное владение языком, пусть первозданно неотшлифованным, и могли рассказывать одно и то же опять и опять, каждый раз по-новому. Если какое-нибудь интересное выражение я записать не успевал, то в большинстве случаев, несмотря на все мои усилия, потом оказывалось почти невозможным заставить рассказчика повторить то, что он говорил, дословно — он почти всегда говорил то же самое, но по-другому. Иногда, когда я слышал сказку, которую мне уже рассказывали другие, было заметно, что некоторые обстоятельства (например, наступающие сумерки или приближение времени трапезы) побуждают рассказчика сокращать свой рассказ, чтобы скорей его завершить; но рассказ в подобных случаях все равно тек так же гладко, как обычно. И если я требовал, чтобы сказку рассказывали целиком, без сокращений, сделать это, как правило, не составляло рассказчику никакого труда.
Многих из моих рассказчиков отличала одна особенность: начиная рассказывать, они часто, прежде чем перейти к фабуле, топтались довольно долго на месте. Иногда, начиная сказку, они излагали ее суть в нескольких обрывочных фразах, совершенно непонятных тому, кто прежде этой сказки не слышал. В других случаях неуверенность рассказчика выражалась в том, что он начинал с длинного вступления, куда, например, включалось описание того, что персонажи сказки совершают каждый день, сначала дома, потом на огородах, и так — много раз, пока наконец не начиналось действие. Начавшись, рассказ, однако, продолжался уже вполне связно и гладко. Часто наблюдались повторы: какой-нибудь эпизод всплывал в одной и той же сказке опять и опять, причем каждый раз одинаково полно, со всеми деталями, которые были рассказаны в первый раз.
Сказки очень помогали мне намечать пути в остальной моей исследовательской работе. Вначале я потратил достаточно много времени, пытаясь применять так называемый генеалогический метод исследования, по этот метод в случае кивай особенно хороших результатов не дал: они живут большими общинами, и применение этого метода, отнимая много времени, едва ли позволяло понять что-либо, кроме принятой у кивай системы родства. Несмотря на все усилия, оказывалось невозможным построить генеалогии (а ведь именно в записи и анализе генеалогий и состоит этот метод) настолько полные и точные, насколько хотелось. Одна из трудностей в моей работе с местными жителями заключалась в необходимости избегать упоминания их тайн или других запретных тем — иначе можно было отпугнуть моих информантов прежде, чем они успеют ко мне привыкнуть. Поэтому я обычно начинал, с того, что просил их рассказывать мне сказки по их собственному выбору. Этот образ действий, которому я потом уже следовал всегда, оправдал себя, тем более что запас такого рода историй у местных жителей неисчерпаем, и сказки они рассказывали лучше и охотней, чем что-либо другое. Эпизоды сказок давали мне удобные поводы для того, чтобы задавать вопросы. Некоторые из сказок (например, те, в которых рассказывается о главных церемониях) тоже хранились в тайне, и вначале рассказчики избегали их рассказывать.
Читатель обнаружит в содержании сказок много непоследовательного и нелогичного. Я, однако, совершенно сознательно решил не вносить в этом отношении в текст каких бы то ни было изменений, ибо тот факт, что рассказчиков никакие логические неувязки не смущали, является глубоко характерным для их манеры рассказывать. Так, в сказке, стоящей под № 62 [здесь № 24], речь идет о немой женщине, которая в то же время разговаривает. Утуму, если привести другой пример, является безголовым духом человека, у которого отрезана голова, однако в № 134 [здесь № 42] рассказывается, как такой дух убил человека, вонзив в голову ему свои клыки, а потом его съел. Подобных примеров можно было бы привести много.
Имена персонажей и названия мест в некоторых сказках, по-видимому, были придуманы самими рассказчиками, забывшими первоначальные (если таковые вообще были). Кивай знали, что меня интересуют все имена собственные, встречающиеся в сказке. Названия островов в Торресовом проливе, независимо от того, европейского они или местного происхождения, я привожу так, как слышал их в сказках, и установить, о каком именно острове в каждом отдельном случае идет речь, мне удавалось не всегда.
Все обозначения количества или временной протяженности очень неопределенны, а во многих случаях вообще не поддаются уточнению. Это и не удивительно, потому что первоначально у кивай было лишь два слова, обозначающие числа: нао — «один», и неттова — «два». «Три» передается сочетанием неттова нао, и подобным же образом, путем «приложения» одного числительного к другому, образуются сочетания, означающие «пять» и «шесть»; большие не встречаются почти никогда.
Песни, которые встречаются кое-где в тексте сказок, во время рассказывания пелись. Ручаться за то, что текст песен записан точно, я не могу, так как обычно рассказчикам диктовать их мне оказывалось очень трудно, между тем как пели они их легко и без запинки. Перевод песен также лишь приблизителен — сами поющие не понимали во многих случаях смысла слов, которые они поют.
Некоторые элементы содержания сказок передавались без слов, мимикой и жестами; да и вообще в рассказывании жестикуляция играла большую роль. В нескольких случаях я упоминаю об этом в тексте.
Сказки даются в переводе, настолько близком к оригиналу, насколько это оказалось возможным, однако хотелось бы обратить внимание читателей на следующие обстоятельства. В общем, переводя сказки, я делал их несколько более «компактными», чем они были в своем первоначальном виде. Так, я устранял все ненужные дословные повторения и т. п.— в более очевидных случаях я отмечаю это в тексте.
Г. Ландтман
Район расселения и язык. Папуасы кивай населяют остров того же названия и некоторые другие острова в дельте реки Флай, а также несколько деревень на левом берегу реки, весь правый берег ее устья и морской берег к западу, до селения Мабудаване включительно. Племена на западе и на севере говорят на языках, совершенно отличных от кивай, но диалекты, на которых говорят к востоку от района расселения кивай, языку последних, несомненно, родственны. В самом языке кивай можно выделить два диалекта: на одном говорят на острове Кивай, на другом — в селениях новогвинейского побережья (например, в Мавате). Словарь, а также произношение одного и того же слова и этих диалектах несколько разнятся: так, например, мифическое существо женского пола, называемое на острове Кивай «бусере-бусере», жители Маваты называют «бухере-бухере».
Одежда и украшения. Женщины носят травяную юбку — длинную и частую травяную бахрому, свисающую с пояса сзади и спереди. Ту часть, которая свисает сзади, пропускают между ног и закрепляют концы бахромы на поясе спереди. Туда же поднимают концы передней бахромы — так, чтобы получилось нечто вроде широкой петли. У женщин селения Масипгара и других племен, которые кивай называют «жителями леса», бахрома травяных юбок ниспадает свободно со всех сторон.
Мужчины кивай прежде ходили нагишом, лишь иногда прикрывая срам раковиной. На праздниках они украшают себя перьями птиц, яркими ветками кротона и разнообразными украшениями из раковин, зубов убитых животных и плетеных веревочек. И мужчины и женщины часто протыкают себе носовую перегородку и носят в ней, как украшение, палочку.
Жилища. Кивай живут в длинных домах — в самом длинном, который мне довелось увидеть, расстояние от одного конца до другого равнялось 154 м. Обычно же длина дома составляет от 40 до 80 м, причем никаких перегородок, которые делили бы пространство внутри дома па отдельные комнаты, как правило, нет. Дома строятся на сваях, пол находится метрах в двух над землей. По концам дома два главных входа; перед каждым из них на уровне пола небольшая площадка, на которую поднимаются по лестнице. По сторонам дома парами, один напротив другого, входы поменьше. Внутри, от одного конца дома до другого, тянется широкий проход, а по сторонам его — два ряда очагов. Очаг представляет собой участок пола, покрытый толстым слоем глины, у каждой семьи он свой, и вокруг него она и размещается. Иногда встречаются дома, где место одной семьи отделяет от места другой перегородка, однако обычно перегородок нет, а есть только укрепляемые высоко над очагом широкие полки, на которых каждая семья держит свои вещи и утварь. Полка закреплена на четырех стойках, а стойки делят пространство внутри дома на некое подобие стойл, хотя при этом почти не мешают видеть, что происходит в доме от стены до стены. В домах темно, никакой мебели нет — люди садятся и ложатся на циновки, расстеленные на полу.
Раньше в каждом большом селении был особый дом для взрослых неженатых мужчин, так называемый «даримо», куда женщинам разрешалось входить только во время некоторых церемоний и танцев. Женатые мужчины могли, по своему усмотрению, спать как в общем доме, так и в даримо. В даримо совершались многие церемонии, особенно из числа тех, что связаны с войной.
На удаленных от селения огородах, а также в местах, где люди часто ловят рыбу, строят рассчитанные на более или менее длительный срок пребывания в них хижины. Жители Масингары и другие «жители леса», в отличие от кивай, живут не в больших домах, а в маленьких хижинах, каждая семья отдельно. Некоторые из этих хижин строят на сваях, другие — прямо на земле.
Общественное устройство. У кивай не существует никакой общественной иерархии, все мужчины кивай равны в правах, и у них не существует собственности, которая могла бы создать различие между богатыми и бедными. Считается, что урожаем или добычей каждый должен делиться с односельчанами.
Института вождей не существует, но признается авторитет пожилых, уважаемых за их качества людей. Во всех общественных делах их мнения оказываются решающими, и именно они вершат обычно суд и расправу над преступниками.
Племя делится на тотемические группы. Тотемы, самые распространенные на острове Кивай, — это казуар, крокодил, определенный вид краба и несколько разных видов деревьев; в Мавате четыре главных тотема — казуар, крокодил, собака и морская змея.
Довольно часто встречается полигамия, но обращаются с женщинами хорошо, и они пользуются значительными правами. Брак заключается на всю жизнь, но существует много обстоятельств, приводящих к его расторжению. Обычно мужчина приобретает жену в обмен на девушку из своей собственной семьи — ее берет в жены кто-нибудь из семьи его невесты, и оба брака, как правило, заключаются одновременно. Иногда жену покупают. Хотя никакой церемонии при заключении брака не совершается, к налагаемым им обязанностям относятся, пока он длится, очень серьезно.
Разделение труда между женщинами и мужчинами не в пользу женщин, однако биологические различия между полами учитываются.