— На месяц.
— И все время думаете жить у нас?
— Еще не знаю…
Айнана помолчала.
— Наверное, ваша любовь к яранге — это другое… Детство, возвращение в прошлое, в котором вы все равно не останетесь… Знаете, когда я вас увидела там, у вертолета, вы мне сначала не понравились, — вдруг заявила Айнана. — Я вообще не люблю, когда к нам проявляют какой-то научный интерес…
— Что, что? — переспросил Тутриль.
— Научный интерес, — подчеркнуто повторила Айнана. — Добро бы тангитаны, а то и наши появились. В прошлом году приезжал Нанок из Анадырского музея. Все скупал — старые кожаные ведра, драные снегоступы… Он мне тоже не понравился.
— Но почему?
— Ну, как бы вам сказать… Словно он встал в стороне от всех нас, отделился, что ли…
— Значит, и я, по-твоему, тоже отделился?
Айнана не сразу ответила. Она молча шла, широко размахивая руками.
— Я еще в вас не разобралась, — тихо ответила она.
«Удивительная девушка, — думал про себя Тутриль, наблюдая за ней. — Что она? Действительно такая самостоятельная или нахваталась где-то таких рассуждений? Хотя, в общем, то, что она говорит, поучительно и справедливо».
Разве он сам не чувствует некую отделенность, возвратившись на родину? Если честно признаться, то такое чувство есть. И смотрят на него не просто как на своего соплеменника, а как на человека, отмеченного особым знаком, не совсем даже и своего. Ведь никому в Нутэне из тех, кто занимается исконным делом — охотится, работает на звероферме, в косторезной мастерской, — не придет в голову сделать своей профессией собирание сказок и легенд…
Айнана остановилась и посмотрела на светлый горизонт.
— Пойдемте в ярангу. Холодно стало, да и спать уже пора…
От распахнутой двери на снег падало желтое пятно света, точь-в-точь как в далеком детстве, когда Тутриль с отцом возвращались с ледовитого моря после дневной морской охоты.
Рядом с большим пологом был поставлен второй, крохотный, одноместный, скорее похожий на большой меховой спальный мешок. Передняя его стенка была приподнята и подперта палкой, а в глубине горела белым пламенем стеариновая свеча. Весь пол занимала пушистая оленья шкура, а сверху лежало одеяло, сшитое из пыжиковых лоскутков.
— Как здесь хорошо! — не удержавшись, громко произнес Тутриль.
— Нравится — живите сколько хотите, — радушно сказала Эйвээмнэу. — Нам только приятно.
— Это правда, — поддакнул Токо.
И только Айнана промолчала.
— На месяц.
— И все время думаете жить у нас?
— Еще не знаю…
Айнана помолчала.
— Наверное, ваша любовь к яранге — это другое… Детство, возвращение в прошлое, в котором вы все равно не останетесь… Знаете, когда я вас увидела там, у вертолета, вы мне сначала не понравились, — вдруг заявила Айнана. — Я вообще не люблю, когда к нам проявляют какой-то научный интерес…
— Что, что? — переспросил Тутриль.
— Научный интерес, — подчеркнуто повторила Айнана. — Добро бы тангитаны, а то и наши появились. В прошлом году приезжал Нанок из Анадырского музея. Все скупал — старые кожаные ведра, драные снегоступы… Он мне тоже не понравился.
— Но почему?
— Ну, как бы вам сказать… Словно он встал в стороне от всех нас, отделился, что ли…
— Значит, и я, по-твоему, тоже отделился?
Айнана не сразу ответила. Она молча шла, широко размахивая руками.
— Я еще в вас не разобралась, — тихо ответила она.
«Удивительная девушка, — думал про себя Тутриль, наблюдая за ней. — Что она? Действительно такая самостоятельная или нахваталась где-то таких рассуждений? Хотя, в общем, то, что она говорит, поучительно и справедливо».
Разве он сам не чувствует некую отделенность, возвратившись на родину? Если честно признаться, то такое чувство есть. И смотрят на него не просто как на своего соплеменника, а как на человека, отмеченного особым знаком, не совсем даже и своего. Ведь никому в Нутэне из тех, кто занимается исконным делом — охотится, работает на звероферме, в косторезной мастерской, — не придет в голову сделать своей профессией собирание сказок и легенд…
Айнана остановилась и посмотрела на светлый горизонт.
— Пойдемте в ярангу. Холодно стало, да и спать уже пора…
От распахнутой двери на снег падало желтое пятно света, точь-в-точь как в далеком детстве, когда Тутриль с отцом возвращались с ледовитого моря после дневной морской охоты.
Рядом с большим пологом был поставлен второй, крохотный, одноместный, скорее похожий на большой меховой спальный мешок. Передняя его стенка была приподнята и подперта палкой, а в глубине горела белым пламенем стеариновая свеча. Весь пол занимала пушистая оленья шкура, а сверху лежало одеяло, сшитое из пыжиковых лоскутков.
— Как здесь хорошо! — не удержавшись, громко произнес Тутриль.
— Нравится — живите сколько хотите, — радушно сказала Эйвээмнэу. — Нам только приятно.
— Это правда, — поддакнул Токо.
И только Айнана промолчала.