— Правильно, патриотизм, — кивнул Гавриил Никандрович. — Вот вспоминаю войну. Каждый солдат нашей роты воевал за весь Советский Союз. Но когда мы думали о родине, каждый вспоминал свое: казах Тлендиев — свой аул, украинец Кириченко — свое село, русский Смольников — свой город Углич, а я — свои Трески и Нутэн. Это все вместе наша Советская Родина. Однако, если мы будем скакать с места на место за веревочкой, что получится? Не потеряем ли мы что-то важное и главное? Может быть, проще эту веревочку сюда приделать? А?
Гавриил Никандрович задумался.
— Вот Токо, — продолжал он. — Худо ему стало — он ушел в ярангу. Может, для другого, постороннего — блажь, но я его понимаю. Он там, в этой яранге, окрепнет духом и с новыми силами вернется к нам.
— Зря он на нас обиделся, — заметил Онно. — Разве так можно? Это же позор для коммуниста!
— Я помню чукотскую поговорку, которая гласит: телесная рака не так болит, как душевная, — задумчиво произнес Гавриил Никандрович. — Почему так? А я думаю — вот почему: люди привыкли к голоду и холоду, боли и потерям… Все это легче переносится, чем словесные раны… Душа человеческая — нежная.
— Раньше почему-то он не был таким ранимым, — с усмешкой произнес Онно.
— Его обида душевная, — еще раз повторил Гавриил Никандрович.
Коноп внимательно слушал разговор, и было видно, что он хочет вставить свое слово.
И когда наступил удобный момент, он громко сказал:
— Все это — лирика!
— Что? — не понял Гавриил Никандрович.
— Пустые разговоры, — махнул рукой Коноп. — Ну чего он такой гордый? Нынче надо и против словесных обид закаляться…
Он искоса быстро взглянул на Долину Андреевну.
Гавриил Никандрович строго заметил:
— Не то ты говоришь, Коноп, путаешься.
— Правильно! — поддержала его Долина Андреевна. — Путаные у тебя мысли, товарищ Коноп. Учиться надо, повышать общеобразовательный и культурный уровень.
Гавриил Никандрович посмотрел на часы, разлил остаток вина по стаканам:
— Ну, за тех, кто в тундре!
Он засобирался, и тут Долина Андреевна встала и сказала:
— Я с вами, Гавриил Никандрович.
— Да я потом тебя провожу, — сказал Коноп.
— Нет уж, — поджав губы, сказала Долина Андреевна. — Ты не совсем трезв, товарищ Коноп.
— Правильно, патриотизм, — кивнул Гавриил Никандрович. — Вот вспоминаю войну. Каждый солдат нашей роты воевал за весь Советский Союз. Но когда мы думали о родине, каждый вспоминал свое: казах Тлендиев — свой аул, украинец Кириченко — свое село, русский Смольников — свой город Углич, а я — свои Трески и Нутэн. Это все вместе наша Советская Родина. Однако, если мы будем скакать с места на место за веревочкой, что получится? Не потеряем ли мы что-то важное и главное? Может быть, проще эту веревочку сюда приделать? А?
Гавриил Никандрович задумался.
— Вот Токо, — продолжал он. — Худо ему стало — он ушел в ярангу. Может, для другого, постороннего — блажь, но я его понимаю. Он там, в этой яранге, окрепнет духом и с новыми силами вернется к нам.
— Зря он на нас обиделся, — заметил Онно. — Разве так можно? Это же позор для коммуниста!
— Я помню чукотскую поговорку, которая гласит: телесная рака не так болит, как душевная, — задумчиво произнес Гавриил Никандрович. — Почему так? А я думаю — вот почему: люди привыкли к голоду и холоду, боли и потерям… Все это легче переносится, чем словесные раны… Душа человеческая — нежная.
— Раньше почему-то он не был таким ранимым, — с усмешкой произнес Онно.
— Его обида душевная, — еще раз повторил Гавриил Никандрович.
Коноп внимательно слушал разговор, и было видно, что он хочет вставить свое слово.
И когда наступил удобный момент, он громко сказал:
— Все это — лирика!
— Что? — не понял Гавриил Никандрович.
— Пустые разговоры, — махнул рукой Коноп. — Ну чего он такой гордый? Нынче надо и против словесных обид закаляться…
Он искоса быстро взглянул на Долину Андреевну.
Гавриил Никандрович строго заметил:
— Не то ты говоришь, Коноп, путаешься.
— Правильно! — поддержала его Долина Андреевна. — Путаные у тебя мысли, товарищ Коноп. Учиться надо, повышать общеобразовательный и культурный уровень.
Гавриил Никандрович посмотрел на часы, разлил остаток вина по стаканам:
— Ну, за тех, кто в тундре!
Он засобирался, и тут Долина Андреевна встала и сказала:
— Я с вами, Гавриил Никандрович.
— Да я потом тебя провожу, — сказал Коноп.
— Нет уж, — поджав губы, сказала Долина Андреевна. — Ты не совсем трезв, товарищ Коноп.