— Положение этого бедняка до того печально, — сказала мисс Вэр, — что я не могу, как обыкновенно, смеяться вашим шуткам, Люси. Если у него нет средств к жизни, как он будет существовать среди этого пустыря, так далеко от человеческих жилищ? А если он обладает хоть маленькими средствами, слух об этом может распространиться по соседству, тут водятся люди очень неблагонадежные, и его легко могут ограбить и убить!
— Но вы забываете, что он слывет знахарем и колдуном, — сказала Нэнси Илдертон.
— И если бы нечистая сила перестала помогать ему, — подхватила ее сестра, — он мог бы обойтись своими природными средствами: стоит ему высунуть в окно или показать в дверях свою громадную голову и сверхъестественную физиономию, и вряд ли найдется такой храбрый разбойник, чтобы выдержать это зрелище. Хотелось бы мне на полчаса иметь в своем распоряжении такое страшилище!
— Это для чего же, Люси? — спросила мисс Вэр.
— О, для того чтобы спугнуть и выжить из замка этого мрачного, чопорного, чинного сэра Фредерика Лэнгли, которого так необыкновенно любит ваш отец, а вы совсем не любите. Я готова на всю жизнь сохранить признательное чувство к колдуну за то, что мы отстали от нашей компании ради знакомства с ним и хоть на полчаса избавились от общества сэра Фредерика.
— А что бы вы сказали, — молвила мисс Вэр вполголоса, так чтобы младшая мисс Илдертон не расслышала ее слов (тропинка была так узка, что они не могли ехать все три рядом), — что бы вы сказали, моя милая Люси, если бы вам предложили на всю жизнь не разлучаться с ним?
— Что бы я сказала? Конечно, нет, нет и нет, три раза кряду, и раз от разу все громче, так чтобы под конец меня слышно было в Карлайле.
— А сэр Фредерик сказал бы на это, что девятнадцать отрицаний равняются полусогласию.
— Ну, — возразила мисс Люси, — это зависит от того, каким тоном произнести «нет». Если бы мне пришлось это сделать, могу ручаться, что никаких признаков согласия никто бы не выследил в моем голосе.
— А если бы ваш отец, — продолжала мисс Вэр, — объявил вам: выходи за него, не то…
— Я бы предпочла всякое другое условие, будь он хоть самый жестокий из отцов, изображаемых в романах.
— А что, если бы он пригрозил отослать вас к тетке католичке, игуменье, которая засадила бы вас в монастырскую келью?
— А я бы ему пригрозила зятем протестантом, — отвечала мисс Илдертон, — и с радостью воспользовалась бы случаем оказать ему неповиновение, сославшись на вопросы совести. Нэнси нас не услышит, а потому позвольте вам откровенно выразить мое мнение: по-моему, и перед Богом, и перед людьми вы будете кругом правы, если всеми мерами воспротивитесь такому нелепому браку. Это человек гордый, надменный, мрачный, честолюбивый, бунтовщик против государственного порядка, знаменитый своей скаредностью и строгостью, дурной сын, дурной брат, злой обидчик всех родственников. Знаете, Изабелла, я бы лучше повесилась, чем вышла за него замуж.
— Смотрите, когда-нибудь не проговоритесь при моем отце, — сказала мисс Вэр. — Если бы он знал, что вы подаете мне такие советы, милая Люси, вам пришлось бы навек проститься с замком Эллисло.
— Вот уж простилась бы от всего сердца, — воскликнула ее подруга, — если бы только знала, что и вы оттуда ушли и приютились под покровительство человека, который был бы к вам подобрее вашего естественного покровителя! О, если бы мой бедный отец был здоров по-прежнему, с какой радостью он приютил бы вас, пока не кончится это глупейшее и жестокое сватовство!
— Дай бог, чтобы это было так, милая Люси, — отвечала Изабелла, — но опасаюсь, что при слабом здоровье вашего батюшки он теперь был бы не в состоянии защитить несчастную беглянку, а за мной, конечно, тотчас же прискакала бы погоня.
— Да, это очень вероятно, — сказала мисс Илдертон, — но мы еще подумаем, нельзя ли будет как-нибудь это устроить. В настоящее время ваш отец и его гости так заняты таинственными переговорами, столько они рассылают гонцов, получают писем, так часто появляются и опять исчезают какие-то новые лица, которых с нами не знакомят, а во всех углах между тем происходит какая-то возня, собирают и чистят оружие, и все до одного мужчины в замке ходят такие озабоченные и мрачные, что, если бы дело дошло до крайности, и мы, со своей стороны, могли бы учинить свой маленький заговор. Авось джентльмены забрали себе не всю дипломатическую мудрость; а впрочем, есть один человечек, которого бы я охотно призвала на совет в нашем деле.
— Это Нэнси?
— О нет! — сказала мисс Илдертон. — Нэнси — славная девочка, предобрая и к вам искренне привязана, но из нее вышла бы плохая заговорщица, вроде Ринальдо и прочих второстепенных лиц в поэме «Спасенная Венеция».
— Не может быть, чтобы вы намекали на Эрнсклифа, Люси! — сказала мисс Вэр, покраснев.
— А то на кого же еще? — возразила Люси. — Джифаров и Пьетро, я полагаю, немного водится в нашей стороне, а Ринальдо и Бедамаров — сколько угодно.
— Как можно болтать такие пустяки, Люси? Романы и комедии положительно вскружили вам голову. Разве вы не знаете, что никогда я не выйду замуж без согласия моего отца, а в том случае, о котором вы упоминаете, о таком согласии не может быть и речи; кроме того, мы ровно ничего не знаем о намерениях самого молодого Эрнсклифа, помимо того, что вы себе воображаете, и притом вам известна роковая история фамильной распри!
— Положение этого бедняка до того печально, — сказала мисс Вэр, — что я не могу, как обыкновенно, смеяться вашим шуткам, Люси. Если у него нет средств к жизни, как он будет существовать среди этого пустыря, так далеко от человеческих жилищ? А если он обладает хоть маленькими средствами, слух об этом может распространиться по соседству, тут водятся люди очень неблагонадежные, и его легко могут ограбить и убить!
— Но вы забываете, что он слывет знахарем и колдуном, — сказала Нэнси Илдертон.
— И если бы нечистая сила перестала помогать ему, — подхватила ее сестра, — он мог бы обойтись своими природными средствами: стоит ему высунуть в окно или показать в дверях свою громадную голову и сверхъестественную физиономию, и вряд ли найдется такой храбрый разбойник, чтобы выдержать это зрелище. Хотелось бы мне на полчаса иметь в своем распоряжении такое страшилище!
— Это для чего же, Люси? — спросила мисс Вэр.
— О, для того чтобы спугнуть и выжить из замка этого мрачного, чопорного, чинного сэра Фредерика Лэнгли, которого так необыкновенно любит ваш отец, а вы совсем не любите. Я готова на всю жизнь сохранить признательное чувство к колдуну за то, что мы отстали от нашей компании ради знакомства с ним и хоть на полчаса избавились от общества сэра Фредерика.
— А что бы вы сказали, — молвила мисс Вэр вполголоса, так чтобы младшая мисс Илдертон не расслышала ее слов (тропинка была так узка, что они не могли ехать все три рядом), — что бы вы сказали, моя милая Люси, если бы вам предложили на всю жизнь не разлучаться с ним?
— Что бы я сказала? Конечно, нет, нет и нет, три раза кряду, и раз от разу все громче, так чтобы под конец меня слышно было в Карлайле.
— А сэр Фредерик сказал бы на это, что девятнадцать отрицаний равняются полусогласию.
— Ну, — возразила мисс Люси, — это зависит от того, каким тоном произнести «нет». Если бы мне пришлось это сделать, могу ручаться, что никаких признаков согласия никто бы не выследил в моем голосе.
— А если бы ваш отец, — продолжала мисс Вэр, — объявил вам: выходи за него, не то…
— Я бы предпочла всякое другое условие, будь он хоть самый жестокий из отцов, изображаемых в романах.
— А что, если бы он пригрозил отослать вас к тетке католичке, игуменье, которая засадила бы вас в монастырскую келью?
— А я бы ему пригрозила зятем протестантом, — отвечала мисс Илдертон, — и с радостью воспользовалась бы случаем оказать ему неповиновение, сославшись на вопросы совести. Нэнси нас не услышит, а потому позвольте вам откровенно выразить мое мнение: по-моему, и перед Богом, и перед людьми вы будете кругом правы, если всеми мерами воспротивитесь такому нелепому браку. Это человек гордый, надменный, мрачный, честолюбивый, бунтовщик против государственного порядка, знаменитый своей скаредностью и строгостью, дурной сын, дурной брат, злой обидчик всех родственников. Знаете, Изабелла, я бы лучше повесилась, чем вышла за него замуж.
— Смотрите, когда-нибудь не проговоритесь при моем отце, — сказала мисс Вэр. — Если бы он знал, что вы подаете мне такие советы, милая Люси, вам пришлось бы навек проститься с замком Эллисло.
— Вот уж простилась бы от всего сердца, — воскликнула ее подруга, — если бы только знала, что и вы оттуда ушли и приютились под покровительство человека, который был бы к вам подобрее вашего естественного покровителя! О, если бы мой бедный отец был здоров по-прежнему, с какой радостью он приютил бы вас, пока не кончится это глупейшее и жестокое сватовство!
— Дай бог, чтобы это было так, милая Люси, — отвечала Изабелла, — но опасаюсь, что при слабом здоровье вашего батюшки он теперь был бы не в состоянии защитить несчастную беглянку, а за мной, конечно, тотчас же прискакала бы погоня.
— Да, это очень вероятно, — сказала мисс Илдертон, — но мы еще подумаем, нельзя ли будет как-нибудь это устроить. В настоящее время ваш отец и его гости так заняты таинственными переговорами, столько они рассылают гонцов, получают писем, так часто появляются и опять исчезают какие-то новые лица, которых с нами не знакомят, а во всех углах между тем происходит какая-то возня, собирают и чистят оружие, и все до одного мужчины в замке ходят такие озабоченные и мрачные, что, если бы дело дошло до крайности, и мы, со своей стороны, могли бы учинить свой маленький заговор. Авось джентльмены забрали себе не всю дипломатическую мудрость; а впрочем, есть один человечек, которого бы я охотно призвала на совет в нашем деле.
— Это Нэнси?
— О нет! — сказала мисс Илдертон. — Нэнси — славная девочка, предобрая и к вам искренне привязана, но из нее вышла бы плохая заговорщица, вроде Ринальдо и прочих второстепенных лиц в поэме «Спасенная Венеция».
— Не может быть, чтобы вы намекали на Эрнсклифа, Люси! — сказала мисс Вэр, покраснев.
— А то на кого же еще? — возразила Люси. — Джифаров и Пьетро, я полагаю, немного водится в нашей стороне, а Ринальдо и Бедамаров — сколько угодно.
— Как можно болтать такие пустяки, Люси? Романы и комедии положительно вскружили вам голову. Разве вы не знаете, что никогда я не выйду замуж без согласия моего отца, а в том случае, о котором вы упоминаете, о таком согласии не может быть и речи; кроме того, мы ровно ничего не знаем о намерениях самого молодого Эрнсклифа, помимо того, что вы себе воображаете, и притом вам известна роковая история фамильной распри!