— Может быть, опять только слухи?
— В чьих руках в Петрограде власть?
— А вот послушайте! — Корабельников кивнул в сторону Рыбина. — Железнодорожники раздобыли сведения по своей линии. Правда, на городском телеграфе ничего не известно. Не исключено — телеграммы из Петрограда умышленно задерживаются здешними властями. Из газет вы знаете, в Петрограде уже не первую неделю стачки и демонстрации. А вот о том, что произошло только что… Да лучше пусть товарищ Рыбин расскажет сам!
— Нам удалось кое-что узнать по селекторной связи, — негромко, глуховато заговорил Рыбин. — Наши товарищи с узловой станции Айга передали: в Петрограде забастовка стала всеобщей, политической, прошла под лозунгами «Долой царя!», «Да здравствует революция!». Правительство вызвало с фронта казаков. Полиция из пулеметов расстреляла демонстрацию на Невском. Большевики призвали рабочих и солдат к восстанию. Восстание победило, царские министры арестованы…
— А царь?
— О царе пока неизвестно. Но факт налицо: самодержавия в России больше нет.
— Какая же власть в Петрограде?
— Пока неясно. Образованы Советы рабочих и солдатских депутатов. Но пока власть в Петрограде как будто бы в руках Государственной думы.
— А что же у нас? Как стояли городовые, так и стоят!
— Будем ждать новых сообщений из Петрограда?
— Зачем же? Власть не получают, ее берут! — Голос Рыбина, до этого мягкий и спокойный, обрел неожиданную, казалось бы, твердость. — Действовать надо без промедления. Пусть нас, большевиков, в городе еще очень мало, но повести массы должны мы. От имени большевиков железной дороги имею к вам, товарищи военные, предложение: завтра же выйти, на всякий случай с оружием, на общегородскую демонстрацию, поддержать Петроград. Будем создавать Советы и у нас. Но первейшая наша задача — свергнуть здешних царских ставленников.
Обсуждали предложение Рыбина недолго. Решили с утра идти в части гарнизона, провести там митинги, разъяснить солдатам положение, а в полдень вывести их на демонстрацию в город.
Когда поздно ночью Кедрачев, отстояв свое на посту, вернулся в казарму и забрался на нары, к нему сразу же повернулся его сосед Семиохин.
— Ты чего не спишь? — спросил Кедрачев.
— Да почитай вся казарма нынче не спит, — шепнул Семиохин. — Ты ничего не слыхал?
— Насчет царя? Слушок — скинули его.
— Слыхал и я. Да не знаю точно. Слышь, Ефим, австрийцы — те тоже интересуются. Намедни днем иду мимо ихнего барака, один меня спрашивает: «Никола — про царя значит, — капут? Война — капут?» «Дай бог», — говорю. Плохо — ни в город нас, ни из города к нам. А то б узнали…
— Может быть, утром узнаем. Ведь должно в газетах быть.
— Слышь Ефим, а кто заместо царя будет?
— Выборная власть.
— Это как у нас в деревне — старосту выбирают, мужика поумнее, чтоб и для себя и для народа постарался.
— Ваш староста много для народа старается?
— Может быть, опять только слухи?
— В чьих руках в Петрограде власть?
— А вот послушайте! — Корабельников кивнул в сторону Рыбина. — Железнодорожники раздобыли сведения по своей линии. Правда, на городском телеграфе ничего не известно. Не исключено — телеграммы из Петрограда умышленно задерживаются здешними властями. Из газет вы знаете, в Петрограде уже не первую неделю стачки и демонстрации. А вот о том, что произошло только что… Да лучше пусть товарищ Рыбин расскажет сам!
— Нам удалось кое-что узнать по селекторной связи, — негромко, глуховато заговорил Рыбин. — Наши товарищи с узловой станции Айга передали: в Петрограде забастовка стала всеобщей, политической, прошла под лозунгами «Долой царя!», «Да здравствует революция!». Правительство вызвало с фронта казаков. Полиция из пулеметов расстреляла демонстрацию на Невском. Большевики призвали рабочих и солдат к восстанию. Восстание победило, царские министры арестованы…
— А царь?
— О царе пока неизвестно. Но факт налицо: самодержавия в России больше нет.
— Какая же власть в Петрограде?
— Пока неясно. Образованы Советы рабочих и солдатских депутатов. Но пока власть в Петрограде как будто бы в руках Государственной думы.
— А что же у нас? Как стояли городовые, так и стоят!
— Будем ждать новых сообщений из Петрограда?
— Зачем же? Власть не получают, ее берут! — Голос Рыбина, до этого мягкий и спокойный, обрел неожиданную, казалось бы, твердость. — Действовать надо без промедления. Пусть нас, большевиков, в городе еще очень мало, но повести массы должны мы. От имени большевиков железной дороги имею к вам, товарищи военные, предложение: завтра же выйти, на всякий случай с оружием, на общегородскую демонстрацию, поддержать Петроград. Будем создавать Советы и у нас. Но первейшая наша задача — свергнуть здешних царских ставленников.
Обсуждали предложение Рыбина недолго. Решили с утра идти в части гарнизона, провести там митинги, разъяснить солдатам положение, а в полдень вывести их на демонстрацию в город.
Когда поздно ночью Кедрачев, отстояв свое на посту, вернулся в казарму и забрался на нары, к нему сразу же повернулся его сосед Семиохин.
— Ты чего не спишь? — спросил Кедрачев.
— Да почитай вся казарма нынче не спит, — шепнул Семиохин. — Ты ничего не слыхал?
— Насчет царя? Слушок — скинули его.
— Слыхал и я. Да не знаю точно. Слышь, Ефим, австрийцы — те тоже интересуются. Намедни днем иду мимо ихнего барака, один меня спрашивает: «Никола — про царя значит, — капут? Война — капут?» «Дай бог», — говорю. Плохо — ни в город нас, ни из города к нам. А то б узнали…
— Может быть, утром узнаем. Ведь должно в газетах быть.
— Слышь Ефим, а кто заместо царя будет?
— Выборная власть.
— Это как у нас в деревне — старосту выбирают, мужика поумнее, чтоб и для себя и для народа постарался.
— Ваш староста много для народа старается?