— Я продиктую, — кивнул атаман. — «Дорогой дядя!» Или как там вы его зовете? Милостивый государь? Дядюшка Пяст?.. Итак… «Дорогой дядя! Спешу тебя известить, что меня держат в заточении и жизнь моя полностью зависит от твоей воли. Если ты хочешь застать меня в живых, прошу как можно скорее отдать подателю сего письма всё, что он попросит, иначе вы больше никогда не увидите меня живой. С любовью, твоя…»
Рука девушки задрожала, начертав всего несколько первых слов.
— Это шутка? — пролепетала Жоанна, оборачиваясь к разбойнику. — Вы же не можете…
— Чего? Убить женщину? — из-под капюшона была видна только нижняя часть лица ее собеседника, и тонкие губы улыбались. — Не беспокойтесь! Мы и не на такое способны… Но пишите-пишите! Только добавьте вот еще что: «Умоляю не чинить посланцу никаких препятствий и позволить ему выбраться из города до заката солнца. Иначе через час после заката мне отрубят голову!»
— О нет! — вырвалось у девушки.
— О, да! — улыбка под капюшоном стала еще шире. — И ваш дядюшка вскоре сможет сам в этом убедиться!
— А если я… не напишу? — Жоанна посмотрела на лист, где было пока написано всего несколько слов.
— Если не напишете, до заката не доживете точно. А так у вас есть шанс прожить хотя бы несколько часов.
Девушка тихо всхлипнула и принялась торопливо дописывать послание. Бак стоял рядом. Атаман зашел сзади, наклонившись через плечо так, что на щеке пленница ощущала его дыхание. Ей было страшно. Перо царапало старый пергамент, буквы расплывались, начертанные вкривь и вкось. Поставив подпись, Жоанна без сил опустилась на скамеечку и лишь вздрогнула, когда разбойник ножом быстро отрезал прядку ее волос:
— Это — чтобы сделать вашего дядюшку более сговорчивым! — усмехнулся он и вышел.
Вслед за ним ушел и Бак, унеся чернильницу, но оставив пленнице факел. После их ухода девушка упала на охапку соломы и дала волю слезам.
Турнирная арена опять была заполнена народом. Два дня на ней уже шли поединки и потешные групповые бои, и люди иной раз забывали забежать в торговые ряды, отдавая должное зрелищам.
На сегодня был назначен турнир лучников, и в толпе зрителей было полным-полно вооружённых людей. О том, что призом будет шлем из чистого золота с узорами из серебра, разговоры шли третий день, и каждому хотелось узнать, кто же станет его обладателем.
Шлем тоже тыл тут. Он возлежал на помосте под охраной четырех стражников, открытый всем взорам.
В толпе беседовали двое — мужчина среднего роста, в надвинутом на глаза капюшоне, и верзила, возвышавшийся над толпой на целую голову.
— А может, не стоит рисковать? — говорил верзила. — Итак мы уже…
— Риск слишком велик, — соглашался тот, что в капюшоне. — Но посмотреть, как будут развиваться события, мы можем! А ты держись поблизости!
— Но сам-то ты не пойдёшь?
— Посмотрим! С одной стороны, столько золота нам не помешает. А с другой было бы неплохо…
Он не договорил. Взревели трубы. Люди смолкли, обратившись в слух и зрение. Многие вставали на цыпочки, чтобы лучше видеть.
С места поднялся барон Пяст Старгородский и поднял руку, привлекая к себе внимание. Впрочем, это было лишним — все взоры и так обратились к помосту.
— Бревно бесчувственное, — прошептал мужчина в капюшоне. — У него племянницу похитили, а он, как ни в чем не бывало, турниры устраивает…
— Я продиктую, — кивнул атаман. — «Дорогой дядя!» Или как там вы его зовете? Милостивый государь? Дядюшка Пяст?.. Итак… «Дорогой дядя! Спешу тебя известить, что меня держат в заточении и жизнь моя полностью зависит от твоей воли. Если ты хочешь застать меня в живых, прошу как можно скорее отдать подателю сего письма всё, что он попросит, иначе вы больше никогда не увидите меня живой. С любовью, твоя…»
Рука девушки задрожала, начертав всего несколько первых слов.
— Это шутка? — пролепетала Жоанна, оборачиваясь к разбойнику. — Вы же не можете…
— Чего? Убить женщину? — из-под капюшона была видна только нижняя часть лица ее собеседника, и тонкие губы улыбались. — Не беспокойтесь! Мы и не на такое способны… Но пишите-пишите! Только добавьте вот еще что: «Умоляю не чинить посланцу никаких препятствий и позволить ему выбраться из города до заката солнца. Иначе через час после заката мне отрубят голову!»
— О нет! — вырвалось у девушки.
— О, да! — улыбка под капюшоном стала еще шире. — И ваш дядюшка вскоре сможет сам в этом убедиться!
— А если я… не напишу? — Жоанна посмотрела на лист, где было пока написано всего несколько слов.
— Если не напишете, до заката не доживете точно. А так у вас есть шанс прожить хотя бы несколько часов.
Девушка тихо всхлипнула и принялась торопливо дописывать послание. Бак стоял рядом. Атаман зашел сзади, наклонившись через плечо так, что на щеке пленница ощущала его дыхание. Ей было страшно. Перо царапало старый пергамент, буквы расплывались, начертанные вкривь и вкось. Поставив подпись, Жоанна без сил опустилась на скамеечку и лишь вздрогнула, когда разбойник ножом быстро отрезал прядку ее волос:
— Это — чтобы сделать вашего дядюшку более сговорчивым! — усмехнулся он и вышел.
Вслед за ним ушел и Бак, унеся чернильницу, но оставив пленнице факел. После их ухода девушка упала на охапку соломы и дала волю слезам.
Турнирная арена опять была заполнена народом. Два дня на ней уже шли поединки и потешные групповые бои, и люди иной раз забывали забежать в торговые ряды, отдавая должное зрелищам.
На сегодня был назначен турнир лучников, и в толпе зрителей было полным-полно вооружённых людей. О том, что призом будет шлем из чистого золота с узорами из серебра, разговоры шли третий день, и каждому хотелось узнать, кто же станет его обладателем.
Шлем тоже тыл тут. Он возлежал на помосте под охраной четырех стражников, открытый всем взорам.
В толпе беседовали двое — мужчина среднего роста, в надвинутом на глаза капюшоне, и верзила, возвышавшийся над толпой на целую голову.
— А может, не стоит рисковать? — говорил верзила. — Итак мы уже…
— Риск слишком велик, — соглашался тот, что в капюшоне. — Но посмотреть, как будут развиваться события, мы можем! А ты держись поблизости!
— Но сам-то ты не пойдёшь?
— Посмотрим! С одной стороны, столько золота нам не помешает. А с другой было бы неплохо…
Он не договорил. Взревели трубы. Люди смолкли, обратившись в слух и зрение. Многие вставали на цыпочки, чтобы лучше видеть.
С места поднялся барон Пяст Старгородский и поднял руку, привлекая к себе внимание. Впрочем, это было лишним — все взоры и так обратились к помосту.
— Бревно бесчувственное, — прошептал мужчина в капюшоне. — У него племянницу похитили, а он, как ни в чем не бывало, турниры устраивает…