Лайсве замотала головой:
— Нет, я… я ничего не боюсь! Мне нужно увидеть ещё несколько человек.
— Понимаю, — вздохнул Безликий. — Пускай будет так. В последний раз. Назовёшь его имя?
— Гэвин. Я хочу увидеть лорда Комри, — чётко выговорила она.
— Вы же никогда не были близки, — удивился Безликий. — Если ты сможешь его представить…
Получилось легко, стоило вспомнить пронзительный взгляд глаз цвета штормового неба. Такая изумительная синь доступна была лишь самому Безликому.
Гэвин пах грозой. Глубоко внутри всё ещё таилась такая невообразимая мощь, что по спине бежали мурашки. Несмотря на то что во время последней встречи бравый маршал казался почти сломленным, его благородной величавости позавидовали бы даже короли.
Лайсве очутилась посреди просторного кабинета, обитого оливковым бархатом. Гэвин мерил шагами комнату, заложив руки за спину. На кресле с ручками в виде львиных голов сидел темноволосый подросток, ловя каждое движение регента. За окном доносился шум толпы. Раздался стук, в кабинет заглянул человек в строгом коричневом костюме.
— Люди требуют, чтобы к ним вышел наследник и позволил открыто исповедовать новую веру. Настоятельно советую приказать гвардейцам разогнать толпу.
— Это выльется в кровавые столкновения и ещё большие протесты. Мы на пороге гражданской войны. Страна вспыхнет от малейшей искры. Ступай, подготовь всё для выхода его высочества, — ответил Гэвин.
— Со всем уважением, но это безумие! На принца будут покушаться, как покушались на его отца!
— Этого не случится. Я не могу убивать, но защищать ещё в состоянии. Я окружу нас непробиваемыми воздушными щитами. Правитель должен быть со своими поданными. Ступай! — велел лорд Комри.
Министр не смог не подчиниться, как и все, кто попадал под чары лорда Комри.
Юный принц поднялся с кресла. Гэвин накинул ему на плечи поверх алой монаршей туники золотой плащ и сколол его филигранной фибулой. На голову лёг венец с ярким сапфиром. Мальчик стоял смирно, изредка прикрывая веки, и вдруг заговорил непозволительно горячо:
— Милорд, скажите, я слабак, раз боюсь выйти к своим подданным?
— Конечно, нет. Силён не тот, кто никогда не испытывал страха, а тот, кто сумел его преодолеть. Я тоже боюсь, с каждым днём всё больше. Боюсь того, на что мне приходится идти и того, что будет после меня. Но если поддаться страху, то ничего отвратить не получится. Мы выйдем к людям и скажем, что их требования услышаны и будут рассмотрены в ближайшее время. Всем просящим раздадут хлеб и воду. Это успокоит их ненадолго. По крайней мере, они уже не смогут называть нас жестокими и жадными.
Гэвин принялся расправлять складки на плечах принца. Крики становились всё громче и злее.
— За что они нас так ненавидят? — спросил принц, повернув голову к окну.
— Не нас, а меня. Тот, в чьих руках власть, должен отвечать за всё, что не сделал он и сделали другие. И я готов ответить.
Оторвавшись от принца, Гэвин едва заметно сжал ладонь в кулак. Его воспитанник повернулся и поднял взгляд:
— Но ведь у нас одна кровь и долг тоже один!
— Каждый исполнит его по-своему, — лицо Гэвина смягчилось. — Идём. Промедления злит их ещё больше.
Лайсве замотала головой:
— Нет, я… я ничего не боюсь! Мне нужно увидеть ещё несколько человек.
— Понимаю, — вздохнул Безликий. — Пускай будет так. В последний раз. Назовёшь его имя?
— Гэвин. Я хочу увидеть лорда Комри, — чётко выговорила она.
— Вы же никогда не были близки, — удивился Безликий. — Если ты сможешь его представить…
Получилось легко, стоило вспомнить пронзительный взгляд глаз цвета штормового неба. Такая изумительная синь доступна была лишь самому Безликому.
Гэвин пах грозой. Глубоко внутри всё ещё таилась такая невообразимая мощь, что по спине бежали мурашки. Несмотря на то что во время последней встречи бравый маршал казался почти сломленным, его благородной величавости позавидовали бы даже короли.
Лайсве очутилась посреди просторного кабинета, обитого оливковым бархатом. Гэвин мерил шагами комнату, заложив руки за спину. На кресле с ручками в виде львиных голов сидел темноволосый подросток, ловя каждое движение регента. За окном доносился шум толпы. Раздался стук, в кабинет заглянул человек в строгом коричневом костюме.
— Люди требуют, чтобы к ним вышел наследник и позволил открыто исповедовать новую веру. Настоятельно советую приказать гвардейцам разогнать толпу.
— Это выльется в кровавые столкновения и ещё большие протесты. Мы на пороге гражданской войны. Страна вспыхнет от малейшей искры. Ступай, подготовь всё для выхода его высочества, — ответил Гэвин.
— Со всем уважением, но это безумие! На принца будут покушаться, как покушались на его отца!
— Этого не случится. Я не могу убивать, но защищать ещё в состоянии. Я окружу нас непробиваемыми воздушными щитами. Правитель должен быть со своими поданными. Ступай! — велел лорд Комри.
Министр не смог не подчиниться, как и все, кто попадал под чары лорда Комри.
Юный принц поднялся с кресла. Гэвин накинул ему на плечи поверх алой монаршей туники золотой плащ и сколол его филигранной фибулой. На голову лёг венец с ярким сапфиром. Мальчик стоял смирно, изредка прикрывая веки, и вдруг заговорил непозволительно горячо:
— Милорд, скажите, я слабак, раз боюсь выйти к своим подданным?
— Конечно, нет. Силён не тот, кто никогда не испытывал страха, а тот, кто сумел его преодолеть. Я тоже боюсь, с каждым днём всё больше. Боюсь того, на что мне приходится идти и того, что будет после меня. Но если поддаться страху, то ничего отвратить не получится. Мы выйдем к людям и скажем, что их требования услышаны и будут рассмотрены в ближайшее время. Всем просящим раздадут хлеб и воду. Это успокоит их ненадолго. По крайней мере, они уже не смогут называть нас жестокими и жадными.
Гэвин принялся расправлять складки на плечах принца. Крики становились всё громче и злее.
— За что они нас так ненавидят? — спросил принц, повернув голову к окну.
— Не нас, а меня. Тот, в чьих руках власть, должен отвечать за всё, что не сделал он и сделали другие. И я готов ответить.
Оторвавшись от принца, Гэвин едва заметно сжал ладонь в кулак. Его воспитанник повернулся и поднял взгляд:
— Но ведь у нас одна кровь и долг тоже один!
— Каждый исполнит его по-своему, — лицо Гэвина смягчилось. — Идём. Промедления злит их ещё больше.