— Вернёмся, как добудем сотого, — решил Микаш.
На самом деле возвращаться он не хотел, как не хотел и этой свадьбы. Видеть прекрасное личико лживой ведьмы — тоже. Такая же вероломная, как они все! Попользовалась и вздумала бросить, но Микаш не позволил. Хотя зачем? Чтобы помучить Лайсве так же, как она мучила его все эти годы? Или он действительно жаждал, чтобы сказка восторжествовала, и грубая реальность не прикасалась к ней прокажёнными руками, превращая в гниль и плесень? Чтобы было как раньше, светло, тепло и радостно на душе от улыбок и прикосновений любимой, которые ему не предназначались. Почему так трудно отпустить, забыть и жить дальше без любви или того, во что она превратилась?
— Мы можем не успеть. Не нужно расстраивать госпожу Веломри, когда она в таком состоянии, — покачал головой Ульрих.
Мелькнула за осинами тень, сверкнули колдовские глаза. Вот оно!
Микаш вскочил в седло и помчался следом за тварью. Демон или дух? В такой гонке не разобрать. Мелькали подлески и овраги, перемахивал через поваленные стволы лихой конь. Быстрее! Отряд отстал — плевать. Сотый демон падёт к его ногам, и тогда люди увидят, Лайсве прежде всех, что он лучше, он достоин… Достоин её любви!
Тварь замерла на краю большой поляны. Обернул три головы восьминогий лось. Дэдрейка, кажется, так его звали. Только единого мнения по поводу того, дух это или демон не было. На вид не определишь. После гонки аура твари стала агрессивно-бурой. Чутьё предупреждало об опасности, хотя внутри тянуло: отступись. Все демоны мира не растопят сердце красавицы!
Микаш вскинул лук и наложил стрелу на тетиву. Дэдрейка затрубил, глядя на него тёмными глазами. Свистнуло оперение, наконечник вонзился в горло, следующая стрела и ещё одна. Тварь рванула наутёк, но раны замедлили бег.
Микаш выхватил копьё и на всём скаку пронзил дэдрейке бок. Увернувшись от раскидистых рогов, капитан дёрнул древко на себя, сильнее разрывая плоть. В последний раз попытавшись ударить, тварь взвыла и повалилась. Вздрогнула земля. Микаш спрыгнул с коня и выхватил меч. Дэдрейка сучил узловатыми ногами и стенал почти по-человечьи. Большие глаза обречённо смотрели на палача.
«Я — осколок льда. Я не чувствую ничего, тем паче — жалости».
Микаш замахнулся от плеча и в несколько ударов по горлу добил дэдрейку. Оставалось только отрубить голову, хотя бы одну из трёх. Мощные мышцы шеи никак не позволяли отделить её от тела — пришлось кромсать по дюйму. Пот тёк градом, мешаясь с кровью, руки занемели от натуги. Микаш потерял счёт ударам, прежде чем треснул последний лоскут плоти, и голова покатилась по увядающей траве, оставляя за собой багровую полосу.
Повисла тишина: замолчали все звери и птицы, не двигались сосны и ели. Застыл даже напоенный сыростью воздух.
Микаш вскинул голову. На опушке показалась фигура: девушка, невысокая и хрупкая. Её пышное одеяние было соткано из свежей изумрудной зелени. Ярче брильянтов на нём сверкала роса. Подол сплетался с травой и мхом на земле. Ног не видно, движения такие плавные, будто она скользила по тверди. Голову венчали оленьи рога. Черты лица тонкие, вычурные, словно вырезаны из белой липы. Корили голубые глаза-озёра.
«Почему в своей боли ты не слышишь чужую? Зачем рвёшь на части даже тех, кто хочет утолить твои страдания и спасти?»
Тело дэдрейки задрожало и вспыхнуло ослепительно белым светом, меняя очертания. На его месте возникла Лайсве. Красивая! Аж дух перехватило, защемило сердце. Она покачнулась, измазалось в крови свадебное платье, помутнели от боли глаза. Лайсве упала к ногам Микаша, шепча разбитыми губами:
— Прости! Прости! Прости!
Опустившись на колени, он протянул к ней ладони, но она обратилась в розы под его пальцами, разлетелась голубями. Нет её больше, как дивного сна.
Незнакомка замерла рядом с отрубленной головой. Удлинились сучковатые руки, оплетая Микаша колючим терновником, зашелестела листва:
— Заплатишь, душегуб. Самым дорогим заплатишь.
Микаш сощурился:
— Нет ничего, что мне дорого. Я не боюсь тебя, дух леса!
Исчезли заросли. С негромким хлопком незнакомка превратилась в Лайсве и ответила насмешливо:
— Я не дух, а ты — глупец. Пожалеешь!
— Вернёмся, как добудем сотого, — решил Микаш.
На самом деле возвращаться он не хотел, как не хотел и этой свадьбы. Видеть прекрасное личико лживой ведьмы — тоже. Такая же вероломная, как они все! Попользовалась и вздумала бросить, но Микаш не позволил. Хотя зачем? Чтобы помучить Лайсве так же, как она мучила его все эти годы? Или он действительно жаждал, чтобы сказка восторжествовала, и грубая реальность не прикасалась к ней прокажёнными руками, превращая в гниль и плесень? Чтобы было как раньше, светло, тепло и радостно на душе от улыбок и прикосновений любимой, которые ему не предназначались. Почему так трудно отпустить, забыть и жить дальше без любви или того, во что она превратилась?
— Мы можем не успеть. Не нужно расстраивать госпожу Веломри, когда она в таком состоянии, — покачал головой Ульрих.
Мелькнула за осинами тень, сверкнули колдовские глаза. Вот оно!
Микаш вскочил в седло и помчался следом за тварью. Демон или дух? В такой гонке не разобрать. Мелькали подлески и овраги, перемахивал через поваленные стволы лихой конь. Быстрее! Отряд отстал — плевать. Сотый демон падёт к его ногам, и тогда люди увидят, Лайсве прежде всех, что он лучше, он достоин… Достоин её любви!
Тварь замерла на краю большой поляны. Обернул три головы восьминогий лось. Дэдрейка, кажется, так его звали. Только единого мнения по поводу того, дух это или демон не было. На вид не определишь. После гонки аура твари стала агрессивно-бурой. Чутьё предупреждало об опасности, хотя внутри тянуло: отступись. Все демоны мира не растопят сердце красавицы!
Микаш вскинул лук и наложил стрелу на тетиву. Дэдрейка затрубил, глядя на него тёмными глазами. Свистнуло оперение, наконечник вонзился в горло, следующая стрела и ещё одна. Тварь рванула наутёк, но раны замедлили бег.
Микаш выхватил копьё и на всём скаку пронзил дэдрейке бок. Увернувшись от раскидистых рогов, капитан дёрнул древко на себя, сильнее разрывая плоть. В последний раз попытавшись ударить, тварь взвыла и повалилась. Вздрогнула земля. Микаш спрыгнул с коня и выхватил меч. Дэдрейка сучил узловатыми ногами и стенал почти по-человечьи. Большие глаза обречённо смотрели на палача.
«Я — осколок льда. Я не чувствую ничего, тем паче — жалости».
Микаш замахнулся от плеча и в несколько ударов по горлу добил дэдрейку. Оставалось только отрубить голову, хотя бы одну из трёх. Мощные мышцы шеи никак не позволяли отделить её от тела — пришлось кромсать по дюйму. Пот тёк градом, мешаясь с кровью, руки занемели от натуги. Микаш потерял счёт ударам, прежде чем треснул последний лоскут плоти, и голова покатилась по увядающей траве, оставляя за собой багровую полосу.
Повисла тишина: замолчали все звери и птицы, не двигались сосны и ели. Застыл даже напоенный сыростью воздух.
Микаш вскинул голову. На опушке показалась фигура: девушка, невысокая и хрупкая. Её пышное одеяние было соткано из свежей изумрудной зелени. Ярче брильянтов на нём сверкала роса. Подол сплетался с травой и мхом на земле. Ног не видно, движения такие плавные, будто она скользила по тверди. Голову венчали оленьи рога. Черты лица тонкие, вычурные, словно вырезаны из белой липы. Корили голубые глаза-озёра.
«Почему в своей боли ты не слышишь чужую? Зачем рвёшь на части даже тех, кто хочет утолить твои страдания и спасти?»
Тело дэдрейки задрожало и вспыхнуло ослепительно белым светом, меняя очертания. На его месте возникла Лайсве. Красивая! Аж дух перехватило, защемило сердце. Она покачнулась, измазалось в крови свадебное платье, помутнели от боли глаза. Лайсве упала к ногам Микаша, шепча разбитыми губами:
— Прости! Прости! Прости!
Опустившись на колени, он протянул к ней ладони, но она обратилась в розы под его пальцами, разлетелась голубями. Нет её больше, как дивного сна.
Незнакомка замерла рядом с отрубленной головой. Удлинились сучковатые руки, оплетая Микаша колючим терновником, зашелестела листва:
— Заплатишь, душегуб. Самым дорогим заплатишь.
Микаш сощурился:
— Нет ничего, что мне дорого. Я не боюсь тебя, дух леса!
Исчезли заросли. С негромким хлопком незнакомка превратилась в Лайсве и ответила насмешливо:
— Я не дух, а ты — глупец. Пожалеешь!