А в магазине кассирша переглянулась с охраннником:
- Владь, опять что ли кино снимают?
- Наверно, - пожал плечами тот. - Тут часто киношники тусуют.
А на улице... На улице ничего не изменилось. Все так же, неслись куда-то невиданные автомобили всех мастей и пород. Все так же сияли синим, неземным светом плакаты.
Ну и куда теперь?
Дождавшись зеленого света... Блин, а где, интересно, регулировщик сидит? Совершенно не видно его будки, в которой обычно ОРУДовцы громко щелкают тумблерами светофоров. Замаскирована, что ли? А зачем? Или тут все автоматизировано, как те двери? В принципе, все просто. Таймер стоит и отмеряет необходимое время. Только как, интересно, выводятся показания секундомера на этот самый светофор? И как эти циферки меняются? Интересно, но непонятно.
Пропустив несколько циклов и, дождавшись, когда в очередной раз замигает зеленым пищащий секундомер, Волков шагнул на асфальт проезжей части.
Буквально в нескольких сантиметров от него с ревом промчался на бешеной скорости очередной мотоцикл. Гоночный, наверное. Тех, бородатых догоняет.
Нервно оглядываясь по сторонам, Алексей быстро перебежал дорогу по направлению к мосту. А потом еще одну, выйдя на гранитный берег Москвы-реки. Во всяком случае, реки, очень похожей на ту, которую лейтенант помнил. Ту, да не ту. Та была светла и неспешна. Эта - черна и забита пассажирскими лайбами. На одной из них явно было что-то не то с двигателем - грохот от нее стоял такой, что, наверное, в Кремле было слышно: "БУМ! БУМ! БУМ!". Время от времени из этого "бум-бум!" доносился писклявый девичий голос, оравший все время одно и то же слово: "Москваааааа!". Потом еще что-то, но этого было не разобрать. Неисправный двигатель не мешал пароходику без труб спокойно шлепать дальше. А люди на его палубе точно так же скакали чертиками, как и на остальных.
Алексей спустился по гранитной лестнице к самой реке. Он присел у воды, решив умыться, но тут же одернул себя. В бледном свете фонарей, который отражался на колышущейся поверхности, плавали пустые бутылки, окурки, скомканные бумаги... И труп крысы лениво терся о гранитные стены набережной.
Внезапно "БУМ!БУМ!БУМ!" на проползающем пароходе исчез. "Починили?" - мельком подумал лейтенант. Обрадоваться внезапной тишине он не успел. Громовой голос сказал вдруг по-английски: "NEW WAVE!". И снова забумкали шатуны в коленвале. Английский Алексей знал плохо, в рамках училища. Но достаточно, чтобы внять предупреждению и вовремя отпрыгнуть в сторону - новая волна действительно с силой хлестнула по ступеням.
Поднявшись наверх, Волков долго глядел уходившей вдаль лайбе и долго размышлял: зачем они пускают шум машинного отделения по внешней трансляции? Дают сигнал, что не все в порядке? Но почему тогда мимо идущие суда не реагируют на этот грохот? И почему люди на палубе не обращают внимания на бумканье? Лучше бы, право слово, музыку какую-нибудь включили. Дунаевского, например.
Шагая вдоль набережной мимо Кремля, лейтенант внезапно подумал: "А может, не стоит отходить от Дома на Набережной? Вдруг профессор его прямо сейчас вытащит? И только отсюда?" Волков оглянулся, поправив вещмешок. На доме стояла огромная, трехлучевая звезда в круге. Вернее, не совсем стояла, а медленно вертелась по часовой стрелке. Трехлучевая... В круге... Странный знак. Что-то напоминает, а что? Может быть, это символ местного государственного строя? А почему тогда на башнях Кремля старые добрые рубиновые?
Необычное чувство, уже полузабытое, вдруг кольнуло под ложечкой. Чувство опасности, выработанное за годы безпризорничества.
Вообще, города Волков не боялся. Вырос он в городах. Степи побаивался. Леса тем более. Хотя умом понимал, что нет опаснее зверя, чем человек, который способен воткнуть перо в спину, стоит только отвернуться. Но, стоя в ночном карауле, когда их училище выехало в одесские степи на сборы, тогда еще курсант Волков потел, бледнел и нервно хватался за карабин при каждом порыве легкого ветерка, при каждом странном шелесте, каждом вопле неведомого степного зверя. А в лесу еще хуже. Все время кажется, что из предрассветного тумана, из-за кривых деревьев, вдруг выйдет нечто черное и бестелесное... Что с ним, живым человеком, к тому же вооруженным карабином - укороченным вариантом трехлинейной винтовки Мосина, сделает это нечто, Волков не знал и не представлял. Кстати, был у них один случай. Правда, не в их батальоне. У соседей курсант устроил переполох, пристрелив заблудившуюся колхозную корову.
Нет... В городе привычнее, хотя и опаснее. Вы были на Привозе? Нет, вы таки не были на Привозе, если не знаете, что руки из карманов лучше не доставать. Хоть и не по уставу, но так скромные курсантские деньжата целее.
Надо отдохнуть. А где отдохнуть в незнакомом городе, если у тебя нет денег на гостиницу и нет ни одного знакомого? Правильно. На вокзале. Но до вокзала еще дойти надо. И как туда дойти, Волков совершенно не представлял. Ту Москву, конечно он помнил. И, примерно, представлял, где он находится. И еще помнил, что если идти по Садовому кольцу, то к какому-нибудь вокзалу да и выйдешь. Только есть ли в Этой Москве Садовое? И как выйти на это самое кольцо, чтобы не заблудиться в паутине московских переулков? Вот то-то же.
Можно переночевать и в коллекторе, лучше водопроводном. Там почище. Однако ночевать командиру РККА под землей - несолидно.
И еще можно под мостом. Под большим мостом всегда много закутков. Правда, от реки прохладнее. Ну ничего, ночи здесь теплые. Теплее, чем в сорок первом.
С этими думами и вошел лейтенант под брюхо Большого Каменного моста. Выходы под речные пролеты были наглухо заварены решетками. Нет, пролезть можно. Но лучше с другой стороны, там, где мост касается подбрюшьем земли. Там дует меньше. Лейтенант, воровато оглядываясь - как же, нарушил правила движения - быстро перебежал дорогу, стелившуюся вдоль реки под мостом, а потом торопливо поднялся по крупноячеистой сетке наверх. Сунул было голову в большое темное отверстие и тут же отшатнулся - из дыры вонюче пахнуло разложением. Небось крыса сдохла, а то и не одна. Спать рядом с дохлой крысой лейтенанту очень не хотелось. Вдруг в норе что-то зашевелилось, и из дыры высунулось очень странное лицо. Опухшее, словно в человека накачали десятки литров воды, а кожа вот-вот грозила лопнуть. Сизо-серый, по крайней мере так казалось в сумерках, прохрипел:
- Занято, куды прешь!
А потом расширил опухшие глаза и заорал, почему-то по-немецки:
А в магазине кассирша переглянулась с охраннником:
- Владь, опять что ли кино снимают?
- Наверно, - пожал плечами тот. - Тут часто киношники тусуют.
А на улице... На улице ничего не изменилось. Все так же, неслись куда-то невиданные автомобили всех мастей и пород. Все так же сияли синим, неземным светом плакаты.
Ну и куда теперь?
Дождавшись зеленого света... Блин, а где, интересно, регулировщик сидит? Совершенно не видно его будки, в которой обычно ОРУДовцы громко щелкают тумблерами светофоров. Замаскирована, что ли? А зачем? Или тут все автоматизировано, как те двери? В принципе, все просто. Таймер стоит и отмеряет необходимое время. Только как, интересно, выводятся показания секундомера на этот самый светофор? И как эти циферки меняются? Интересно, но непонятно.
Пропустив несколько циклов и, дождавшись, когда в очередной раз замигает зеленым пищащий секундомер, Волков шагнул на асфальт проезжей части.
Буквально в нескольких сантиметров от него с ревом промчался на бешеной скорости очередной мотоцикл. Гоночный, наверное. Тех, бородатых догоняет.
Нервно оглядываясь по сторонам, Алексей быстро перебежал дорогу по направлению к мосту. А потом еще одну, выйдя на гранитный берег Москвы-реки. Во всяком случае, реки, очень похожей на ту, которую лейтенант помнил. Ту, да не ту. Та была светла и неспешна. Эта - черна и забита пассажирскими лайбами. На одной из них явно было что-то не то с двигателем - грохот от нее стоял такой, что, наверное, в Кремле было слышно: "БУМ! БУМ! БУМ!". Время от времени из этого "бум-бум!" доносился писклявый девичий голос, оравший все время одно и то же слово: "Москваааааа!". Потом еще что-то, но этого было не разобрать. Неисправный двигатель не мешал пароходику без труб спокойно шлепать дальше. А люди на его палубе точно так же скакали чертиками, как и на остальных.
Алексей спустился по гранитной лестнице к самой реке. Он присел у воды, решив умыться, но тут же одернул себя. В бледном свете фонарей, который отражался на колышущейся поверхности, плавали пустые бутылки, окурки, скомканные бумаги... И труп крысы лениво терся о гранитные стены набережной.
Внезапно "БУМ!БУМ!БУМ!" на проползающем пароходе исчез. "Починили?" - мельком подумал лейтенант. Обрадоваться внезапной тишине он не успел. Громовой голос сказал вдруг по-английски: "NEW WAVE!". И снова забумкали шатуны в коленвале. Английский Алексей знал плохо, в рамках училища. Но достаточно, чтобы внять предупреждению и вовремя отпрыгнуть в сторону - новая волна действительно с силой хлестнула по ступеням.
Поднявшись наверх, Волков долго глядел уходившей вдаль лайбе и долго размышлял: зачем они пускают шум машинного отделения по внешней трансляции? Дают сигнал, что не все в порядке? Но почему тогда мимо идущие суда не реагируют на этот грохот? И почему люди на палубе не обращают внимания на бумканье? Лучше бы, право слово, музыку какую-нибудь включили. Дунаевского, например.
Шагая вдоль набережной мимо Кремля, лейтенант внезапно подумал: "А может, не стоит отходить от Дома на Набережной? Вдруг профессор его прямо сейчас вытащит? И только отсюда?" Волков оглянулся, поправив вещмешок. На доме стояла огромная, трехлучевая звезда в круге. Вернее, не совсем стояла, а медленно вертелась по часовой стрелке. Трехлучевая... В круге... Странный знак. Что-то напоминает, а что? Может быть, это символ местного государственного строя? А почему тогда на башнях Кремля старые добрые рубиновые?
Необычное чувство, уже полузабытое, вдруг кольнуло под ложечкой. Чувство опасности, выработанное за годы безпризорничества.
Вообще, города Волков не боялся. Вырос он в городах. Степи побаивался. Леса тем более. Хотя умом понимал, что нет опаснее зверя, чем человек, который способен воткнуть перо в спину, стоит только отвернуться. Но, стоя в ночном карауле, когда их училище выехало в одесские степи на сборы, тогда еще курсант Волков потел, бледнел и нервно хватался за карабин при каждом порыве легкого ветерка, при каждом странном шелесте, каждом вопле неведомого степного зверя. А в лесу еще хуже. Все время кажется, что из предрассветного тумана, из-за кривых деревьев, вдруг выйдет нечто черное и бестелесное... Что с ним, живым человеком, к тому же вооруженным карабином - укороченным вариантом трехлинейной винтовки Мосина, сделает это нечто, Волков не знал и не представлял. Кстати, был у них один случай. Правда, не в их батальоне. У соседей курсант устроил переполох, пристрелив заблудившуюся колхозную корову.
Нет... В городе привычнее, хотя и опаснее. Вы были на Привозе? Нет, вы таки не были на Привозе, если не знаете, что руки из карманов лучше не доставать. Хоть и не по уставу, но так скромные курсантские деньжата целее.
Надо отдохнуть. А где отдохнуть в незнакомом городе, если у тебя нет денег на гостиницу и нет ни одного знакомого? Правильно. На вокзале. Но до вокзала еще дойти надо. И как туда дойти, Волков совершенно не представлял. Ту Москву, конечно он помнил. И, примерно, представлял, где он находится. И еще помнил, что если идти по Садовому кольцу, то к какому-нибудь вокзалу да и выйдешь. Только есть ли в Этой Москве Садовое? И как выйти на это самое кольцо, чтобы не заблудиться в паутине московских переулков? Вот то-то же.
Можно переночевать и в коллекторе, лучше водопроводном. Там почище. Однако ночевать командиру РККА под землей - несолидно.
И еще можно под мостом. Под большим мостом всегда много закутков. Правда, от реки прохладнее. Ну ничего, ночи здесь теплые. Теплее, чем в сорок первом.
С этими думами и вошел лейтенант под брюхо Большого Каменного моста. Выходы под речные пролеты были наглухо заварены решетками. Нет, пролезть можно. Но лучше с другой стороны, там, где мост касается подбрюшьем земли. Там дует меньше. Лейтенант, воровато оглядываясь - как же, нарушил правила движения - быстро перебежал дорогу, стелившуюся вдоль реки под мостом, а потом торопливо поднялся по крупноячеистой сетке наверх. Сунул было голову в большое темное отверстие и тут же отшатнулся - из дыры вонюче пахнуло разложением. Небось крыса сдохла, а то и не одна. Спать рядом с дохлой крысой лейтенанту очень не хотелось. Вдруг в норе что-то зашевелилось, и из дыры высунулось очень странное лицо. Опухшее, словно в человека накачали десятки литров воды, а кожа вот-вот грозила лопнуть. Сизо-серый, по крайней мере так казалось в сумерках, прохрипел:
- Занято, куды прешь!
А потом расширил опухшие глаза и заорал, почему-то по-немецки: