Но Катерине и не нужно было ничего говорить. Она и сама чувствовала, что этот бродяга нашел здесь у нее то, что искал, по всей видимости, уже очень давно. И не столько даже сам дом, а того единственного и близкого ему человека. То тепло и ласку, которой, чего уж греха таить, все равно недостает любому, даже самому сильному мужчине. А поэтому, как же хорошо, что у них так все совпало: и их характеры, и работа, и то, что они были одни. Через несколько минут Катерина, видимо уже начиная замерзать, мягко отстранилась от Антона, и пошла в комнату переодеваться. А тот, все так и продолжил любоваться только-что забрезжившим красно-оранжевым рассветом. Правда, однажды, когда Катя шла из комнаты в комнату, она все-таки задержала взгляд на своем любимом. Ей на миг вдруг показалось, что он не касался пола, ну, то есть вроде как и стоял на месте, но между его ступнями и полом образовался очень тонкий просвет. Однако девушка не стала заострять на этом свое внимание. И не потому, что увиденное ею было просто невозможным, а потому, что была абсолютно счастлива, а оттого просто не могла себе позволить слишком уж отвлечься от своих чувств.
Наконец солнце встало и Антон собирался было уже идти на кухню, как вдруг почувствовал, и уже в третий раз за последние два дня, что на него кто-то смотрел. Он невольно повернул голову и глянул в дальний, чуть затененный конец лоджии. И вновь, как и в прошлый раз, то что он там увидел, заставило его едва ли не вскрикнуть. Но уже, конечно, не от страха, а от радости. Ведь на том, теперь уже сложенном раскладном кресле, на котором он спал вчера, вальяжно развалившись и закинув ногу на ногу сидела Люн. Девочка на него очень внимательно смотрела и только лишь слегка постукивала по подлокотнику своими тонкими длинными пальцами. Когда же она увидала, что ее наконец заметили, то медленно опустила и подняла веки, видимо в знак приветствия, после чего, и уже лукаво прищурив один глаз, проговорила:
— Ну, с добрым утром, кротик. Как жизнь молодая?
И тут Антон уже не выдержал, отчего, едва успев прикрыть ладонью рот, тихо засмеялся. Он опять был безумно рад ее видеть. Он почему-то всегда был очень ей рад, даже когда она и появлялась перед ним вот так, совсем неожиданно. И вот теперь это, действительно прекрасное создание, сидело здесь перед ним на лоджии в такой вот позе и очень внимательно его разглядывало. Антон тоже посмотрел на себя. «Хорошо еще, что на мне теперь хоть что-то есть, — подумал он, слегка вздрогнув, — а не как в прошлый раз, когда она нашла меня ночью в поле», — он теперь даже немного поежился от холода, которого до сих пор совсем не замечал. Однако девочку его внешний вид, похоже, совсем не интересовал. Поскольку она просто так прилетела к нему сегодня. Проведать и посмотреть все ли у него в порядке. Да еще и узнать, как он устроился на новом месте. Когда же она увидала, что он не один, то сначала улетела назад, но затем, немного поразмыслив, опять к нему вернулась.
— Здравствуй Люн, — наконец проговорил Антон. Правда тут он немного замялся, но продолжил, — ты уже давно здесь находишься?
— Не очень, — ответила девочка, все еще прищуривая один глаз. — Но достаточно, чтобы все понять. И знаешь, — она встала с кресла и нарочито равнодушно посмотрела в окно, — ты, вообще, молодец, конечно. Времени зря не теряешь.
— Люн, — с укоризной в голосе произнес Антон, — ну как тебе не стыдно. И вообще, нехорошо за взрослыми подглядывать.
— Это вы то взрослые? — девочка усмехнулась. Правда она тут же посерьезнела и продолжила, но уже несколько иным тоном, — ладно, кротик, не обижайся. Катя хорошая девушка и она мне, — Люн вздохнула, — очень понравилась. Вопрос тут в другом, — нравится ли она тебе? Ну, что скажешь?
— Люн, ну что ты спрашиваешь? Конечно же нравится и даже очень. Ведь мы с ней и учились даже вместе и еще…
— Я видела, что еще, — девочка посмотрела в другую сторону. — Дело тут не в этом. Просто тебе удобно с ней вот и все. Но ты ее не любишь. И я это прекрасно вижу. Но даже не это главное, — Люн опять вздохнула. — Она понравилась мне, понимаешь, очень понравилась. Она хороший человек и, пожалуй, даже лучше чем ты. А поэтому береги ее, кротик, не обижай. Ведь она-то, на самом деле, любит тебя, хотя и не вполне пока это осознает.
— Люн, не надо так, — Антон попытался прервать этот не слишком приятный разговор.
— Нет, надо, — настойчиво проговорила девочка. — И поэтому ты знай, что если ты ее бросишь, причем, не просто даже обидишь, в чем я нисколько не сомневаюсь, а именно бросишь, то ты сразу потеряешь нас обеих. И на этот раз я уже не шучу, — глаза девочки вспыхнули каким-то внутренним, затаенным огнем.
Антон промолчал. Нет, он конечно был совсем с ней не согласен и даже вообще не думал ни о чем подобном. Он просто никогда еще не видел Люн в таком настроении. И это было ново для него. И необычно. Потому что, как оказалось, в этом маленьком хрупком создании скрывались очень сильные и далеко не одни лишь благостные чувства, о которых он прежде и не подозревал.
Простояв так несколько минут, Антон все же направился на кухню. Ведь Люн, по всей видимости, уже все сказала, да и сам он ужасно хотел есть. Он не стал звать с собой девочку или даже говорить ей, куда направляется, потому что счел это излишним. «Надо будет, сама придет», — несколько раздраженно подумал он. Тем более, что к тому времени уже успел убедиться, что Люн вовсе не отличалась излишней деликатностью. Вот и на этот раз он не ошибся. Не успев еще толком приступить к завтраку, который Катерина ему приготовила, Антон увидел, как на кухню заявилась Люн. Она села рядом с Катей на тахту и, подперев одной рукой голову, с невыразимой иронией уставилась на него. Причем, что любопытно, в этот момент на него смотрела также и Катя, отчего он, действительно уже слегка растерявшись, отодвинулся на стуле назад, будучи просто не в состоянии хоть что либо съесть. Эти две пары женских глаз теперь уже неотрывно следили за ним. Однако, если во взгляде Кати чувствовалась сильная привязанность и глубоко затаенная нежность, то во взгляде Люн читался ничем не прикрытый сарказм. Наконец Антон не выдержал:
— Катюш, — по возможности спокойно произнес он, — давай, может, на работу потихоньку собираться, а то мне дома как-то не по себе, — он посмотрел на Люн, — да и ты, наверное, тоже захочешь немного пройтись.
— А ты пойди с собакой погуляй, — тут же нашлась, что ему предложить Катя, — а то он у нас тут с тобой еще делов понаделает.
Антон обрадовался такой возможности и, быстро переодевшись, отправился гулять с собакой. Он был почти уверен, что Люн не последует за ним, а предпочтет остаться дома. Все так и вышло. И более того, поскольку было еще совсем раннее утро, то во дворе кроме него самого вообще не было людей, даже таких же как и он сам любителей собак. Впрочем, гулял он тогда совсем недолго, потому что его Дружок быстро справил свои дела, да и сам он начал потихоньку замерзать. Когда же он вернулся назад, то застал свою Катю сидящей теперь на диване в большой комнате перед телевизором. Люн, как и прежде, сидела подле нее. Антон присоединился к компании, сев со стороны Кати.
По телевизору в тот момент шли какие-то новости, причем выпуск, судя по всему, только начался. Антон посмотрел на часы: «Да, действительно, чуть больше шести. И что же они, интересно, показывают в это время?» — он зевнул. И тут, даже не успев еще толком закрыть рот, в немом изумлении уставился на телевизор, потому что увидел в нем самого себя. Ну, правда, не только себя, конечно, а еще и Катю, и Павла Андреевича, и Горского. Все они стояли там вчетвером на сцене конференц-зала, а сам он что-то с увлечением рассказывал, активно жестикулируя при этом руками и время от времени демонстрируя все тот же полупрозрачный стеклянный завиток. «Точно, да это же наша вчерашняя конференция, — сказал он невольно вслух, — так это что же, мы теперь с тобой, получается, почти-что знаменитости?» — он с иронией посмотрел на Катю. Но та все по-прежнему не отрываясь смотрела на экран, словно бы находясь под гипнозом. Люн же напротив утратила всякий интерес к происходящему, отчего встала, потянулась и прошла на лоджию. Антон тихонько, чтобы не привлечь катиного внимания последовал за ней.
— Слушай, — обратился он к девочке шепотом, когда нашел ее сидящей все в том же кресле и такой же позе, — только что вспомнил, что хотел спросить. Вот про это, самое, невесомое стекло. Как оно у меня получилось-то? Ведь это же выходит, что как бы неживое воздействует на живое? А почему так? Я не понимаю.
— Нет, кротик, — ответила Люн спокойно, — вот в том, что ты там у себя в печи на-выплавлял, как раз ничего интересного и нет. Это обычное трансцендентное взаимодействие. Я ведь тоже, как ты сам видишь, могу воздействовать на неживое, — Люн постучала пальцем по стеклу, — правда, мне это тяжело дается и приходится прилагать усилия. Просто те мембраны, помнишь, о которых я тебе рассказывала, могут воздействовать друг на друга даже на расстоянии. Это воздействие, конечно, очень слабое, однако, если температура большая, как у тебя вчера в печке была, то тогда…
— То тогда получается, — продолжил за нее мысль Антон, — что тебе тоже нельзя подвергаться слишком уж экстремальным неживым воздействиям.
— Угу, — ответила Люн, — и тебе тоже. Твоя душа, между прочем, тоже мгновенно остекленеет, если ее поместить на Солнце например, пусть даже физически ты и сможешь там каким-то чудом выжить. Но у тебя, кажется, телефон звонит, — Люн сделала жест в сторону комнаты, — да и мне пора уже улетать. Давай, кротик, не скучай тут без меня, и прости, что я наговорила тебе немного лишнего.
Но Катерине и не нужно было ничего говорить. Она и сама чувствовала, что этот бродяга нашел здесь у нее то, что искал, по всей видимости, уже очень давно. И не столько даже сам дом, а того единственного и близкого ему человека. То тепло и ласку, которой, чего уж греха таить, все равно недостает любому, даже самому сильному мужчине. А поэтому, как же хорошо, что у них так все совпало: и их характеры, и работа, и то, что они были одни. Через несколько минут Катерина, видимо уже начиная замерзать, мягко отстранилась от Антона, и пошла в комнату переодеваться. А тот, все так и продолжил любоваться только-что забрезжившим красно-оранжевым рассветом. Правда, однажды, когда Катя шла из комнаты в комнату, она все-таки задержала взгляд на своем любимом. Ей на миг вдруг показалось, что он не касался пола, ну, то есть вроде как и стоял на месте, но между его ступнями и полом образовался очень тонкий просвет. Однако девушка не стала заострять на этом свое внимание. И не потому, что увиденное ею было просто невозможным, а потому, что была абсолютно счастлива, а оттого просто не могла себе позволить слишком уж отвлечься от своих чувств.
Наконец солнце встало и Антон собирался было уже идти на кухню, как вдруг почувствовал, и уже в третий раз за последние два дня, что на него кто-то смотрел. Он невольно повернул голову и глянул в дальний, чуть затененный конец лоджии. И вновь, как и в прошлый раз, то что он там увидел, заставило его едва ли не вскрикнуть. Но уже, конечно, не от страха, а от радости. Ведь на том, теперь уже сложенном раскладном кресле, на котором он спал вчера, вальяжно развалившись и закинув ногу на ногу сидела Люн. Девочка на него очень внимательно смотрела и только лишь слегка постукивала по подлокотнику своими тонкими длинными пальцами. Когда же она увидала, что ее наконец заметили, то медленно опустила и подняла веки, видимо в знак приветствия, после чего, и уже лукаво прищурив один глаз, проговорила:
— Ну, с добрым утром, кротик. Как жизнь молодая?
И тут Антон уже не выдержал, отчего, едва успев прикрыть ладонью рот, тихо засмеялся. Он опять был безумно рад ее видеть. Он почему-то всегда был очень ей рад, даже когда она и появлялась перед ним вот так, совсем неожиданно. И вот теперь это, действительно прекрасное создание, сидело здесь перед ним на лоджии в такой вот позе и очень внимательно его разглядывало. Антон тоже посмотрел на себя. «Хорошо еще, что на мне теперь хоть что-то есть, — подумал он, слегка вздрогнув, — а не как в прошлый раз, когда она нашла меня ночью в поле», — он теперь даже немного поежился от холода, которого до сих пор совсем не замечал. Однако девочку его внешний вид, похоже, совсем не интересовал. Поскольку она просто так прилетела к нему сегодня. Проведать и посмотреть все ли у него в порядке. Да еще и узнать, как он устроился на новом месте. Когда же она увидала, что он не один, то сначала улетела назад, но затем, немного поразмыслив, опять к нему вернулась.
— Здравствуй Люн, — наконец проговорил Антон. Правда тут он немного замялся, но продолжил, — ты уже давно здесь находишься?
— Не очень, — ответила девочка, все еще прищуривая один глаз. — Но достаточно, чтобы все понять. И знаешь, — она встала с кресла и нарочито равнодушно посмотрела в окно, — ты, вообще, молодец, конечно. Времени зря не теряешь.
— Люн, — с укоризной в голосе произнес Антон, — ну как тебе не стыдно. И вообще, нехорошо за взрослыми подглядывать.
— Это вы то взрослые? — девочка усмехнулась. Правда она тут же посерьезнела и продолжила, но уже несколько иным тоном, — ладно, кротик, не обижайся. Катя хорошая девушка и она мне, — Люн вздохнула, — очень понравилась. Вопрос тут в другом, — нравится ли она тебе? Ну, что скажешь?
— Люн, ну что ты спрашиваешь? Конечно же нравится и даже очень. Ведь мы с ней и учились даже вместе и еще…
— Я видела, что еще, — девочка посмотрела в другую сторону. — Дело тут не в этом. Просто тебе удобно с ней вот и все. Но ты ее не любишь. И я это прекрасно вижу. Но даже не это главное, — Люн опять вздохнула. — Она понравилась мне, понимаешь, очень понравилась. Она хороший человек и, пожалуй, даже лучше чем ты. А поэтому береги ее, кротик, не обижай. Ведь она-то, на самом деле, любит тебя, хотя и не вполне пока это осознает.
— Люн, не надо так, — Антон попытался прервать этот не слишком приятный разговор.
— Нет, надо, — настойчиво проговорила девочка. — И поэтому ты знай, что если ты ее бросишь, причем, не просто даже обидишь, в чем я нисколько не сомневаюсь, а именно бросишь, то ты сразу потеряешь нас обеих. И на этот раз я уже не шучу, — глаза девочки вспыхнули каким-то внутренним, затаенным огнем.
Антон промолчал. Нет, он конечно был совсем с ней не согласен и даже вообще не думал ни о чем подобном. Он просто никогда еще не видел Люн в таком настроении. И это было ново для него. И необычно. Потому что, как оказалось, в этом маленьком хрупком создании скрывались очень сильные и далеко не одни лишь благостные чувства, о которых он прежде и не подозревал.
Простояв так несколько минут, Антон все же направился на кухню. Ведь Люн, по всей видимости, уже все сказала, да и сам он ужасно хотел есть. Он не стал звать с собой девочку или даже говорить ей, куда направляется, потому что счел это излишним. «Надо будет, сама придет», — несколько раздраженно подумал он. Тем более, что к тому времени уже успел убедиться, что Люн вовсе не отличалась излишней деликатностью. Вот и на этот раз он не ошибся. Не успев еще толком приступить к завтраку, который Катерина ему приготовила, Антон увидел, как на кухню заявилась Люн. Она села рядом с Катей на тахту и, подперев одной рукой голову, с невыразимой иронией уставилась на него. Причем, что любопытно, в этот момент на него смотрела также и Катя, отчего он, действительно уже слегка растерявшись, отодвинулся на стуле назад, будучи просто не в состоянии хоть что либо съесть. Эти две пары женских глаз теперь уже неотрывно следили за ним. Однако, если во взгляде Кати чувствовалась сильная привязанность и глубоко затаенная нежность, то во взгляде Люн читался ничем не прикрытый сарказм. Наконец Антон не выдержал:
— Катюш, — по возможности спокойно произнес он, — давай, может, на работу потихоньку собираться, а то мне дома как-то не по себе, — он посмотрел на Люн, — да и ты, наверное, тоже захочешь немного пройтись.
— А ты пойди с собакой погуляй, — тут же нашлась, что ему предложить Катя, — а то он у нас тут с тобой еще делов понаделает.
Антон обрадовался такой возможности и, быстро переодевшись, отправился гулять с собакой. Он был почти уверен, что Люн не последует за ним, а предпочтет остаться дома. Все так и вышло. И более того, поскольку было еще совсем раннее утро, то во дворе кроме него самого вообще не было людей, даже таких же как и он сам любителей собак. Впрочем, гулял он тогда совсем недолго, потому что его Дружок быстро справил свои дела, да и сам он начал потихоньку замерзать. Когда же он вернулся назад, то застал свою Катю сидящей теперь на диване в большой комнате перед телевизором. Люн, как и прежде, сидела подле нее. Антон присоединился к компании, сев со стороны Кати.
По телевизору в тот момент шли какие-то новости, причем выпуск, судя по всему, только начался. Антон посмотрел на часы: «Да, действительно, чуть больше шести. И что же они, интересно, показывают в это время?» — он зевнул. И тут, даже не успев еще толком закрыть рот, в немом изумлении уставился на телевизор, потому что увидел в нем самого себя. Ну, правда, не только себя, конечно, а еще и Катю, и Павла Андреевича, и Горского. Все они стояли там вчетвером на сцене конференц-зала, а сам он что-то с увлечением рассказывал, активно жестикулируя при этом руками и время от времени демонстрируя все тот же полупрозрачный стеклянный завиток. «Точно, да это же наша вчерашняя конференция, — сказал он невольно вслух, — так это что же, мы теперь с тобой, получается, почти-что знаменитости?» — он с иронией посмотрел на Катю. Но та все по-прежнему не отрываясь смотрела на экран, словно бы находясь под гипнозом. Люн же напротив утратила всякий интерес к происходящему, отчего встала, потянулась и прошла на лоджию. Антон тихонько, чтобы не привлечь катиного внимания последовал за ней.
— Слушай, — обратился он к девочке шепотом, когда нашел ее сидящей все в том же кресле и такой же позе, — только что вспомнил, что хотел спросить. Вот про это, самое, невесомое стекло. Как оно у меня получилось-то? Ведь это же выходит, что как бы неживое воздействует на живое? А почему так? Я не понимаю.
— Нет, кротик, — ответила Люн спокойно, — вот в том, что ты там у себя в печи на-выплавлял, как раз ничего интересного и нет. Это обычное трансцендентное взаимодействие. Я ведь тоже, как ты сам видишь, могу воздействовать на неживое, — Люн постучала пальцем по стеклу, — правда, мне это тяжело дается и приходится прилагать усилия. Просто те мембраны, помнишь, о которых я тебе рассказывала, могут воздействовать друг на друга даже на расстоянии. Это воздействие, конечно, очень слабое, однако, если температура большая, как у тебя вчера в печке была, то тогда…
— То тогда получается, — продолжил за нее мысль Антон, — что тебе тоже нельзя подвергаться слишком уж экстремальным неживым воздействиям.
— Угу, — ответила Люн, — и тебе тоже. Твоя душа, между прочем, тоже мгновенно остекленеет, если ее поместить на Солнце например, пусть даже физически ты и сможешь там каким-то чудом выжить. Но у тебя, кажется, телефон звонит, — Люн сделала жест в сторону комнаты, — да и мне пора уже улетать. Давай, кротик, не скучай тут без меня, и прости, что я наговорила тебе немного лишнего.