— Я на углу Литейного и Некрасова, — обрадовала меня Ирина. — И ни в какой ресторан меня мой шеф не приглашал. Просил задержаться в лаборатории. Он, кстати, очень расстроился, потому что наш опыт сорвался...
— Ответственный?
— Мы так на него надеялись!
— На кого? На опыт или на шефа?
— Я купила бутылку «Гурджаани». И даже без очереди.
— Ты умница! Я тебя люблю и уже накрываю на стол.
— Я и впрямь проголодалась, — вздохнула она. — У тебя, конечно, нет хлеба и кефира?
— Ну почему ты не моя жена? — вырвалось у меня. Ни хлеба, ни кефира у меня и впрямь не было, но откуда она знает?
— Значит, только жена должна заботиться обо всем?
— У меня есть ты, — проникновенно сказал я в трубку. — И я всегда буду думать о тебе. К черту кефир, я жду тебя, дорогая!
Я рада, что у тебя поднялось настроение, — проворковала Ирина, и в трубке послышались короткие гудки.
Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой
Здесь барство дикое, без чувства, без закона
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,