— Не надо, — взглянул я на друга исподлобья. Сегодня мне он не понравился. Речи его не понравились. — Я и не знал, что у тебя с ним доверительные отношения.
— Отношений у меня с ним никаких нет, — чуть больше порозовев, отчеканил Алексей Павлович. — Я считаю тебя своим хорошим приятелем и хочу помочь тебе. Неужели непонятно?
— Мне непонятно другое: почему этот человек забрал в городе такую власть? Он решает судьбы людей, и нет никаких сил, которые могли бы остановить его! И это происходит сейчас, когда гласность, перестройка...
— Теперь ты заговорил штампами... — поймал меня Термитников.
— Он ведь и в эти «застойные» годы процветал, — продолжал я, никак не отреагировав на его реплику. — И до «застоя» был на плаву. Даже Сталинскую премию за свою пьесу о Климе Ворошилове отхватил.
— Умный человек, — вставил Алексей Павлович. — Умеет применяться ко всем обстоятельствам. А почему сейчас на плаву, как ты говоришь, — потому что он годы собирал возле себя группу, заводил нужных людей в Ленинграде, Москве и других городах — в отличие от тебя, он ездил на декады литературы в другие республики, его фамилия часто появлялась в газетах, мелькал на глазах начальства — он сделал себе имя! И самое главное — у него в руках печать, трибуна. Он может когда захочет выступить в любом журнале, любой газете. А ты — нет. У него там свои люди, а у тебя — нет. Его все знают, хотя он и слабый конъюнктурный драматург, а тебя — нет. Короче говоря, он сделал себе памятник при жизни, а ты...
— А я — книги, — не выдержал я.
— Но о твоих книгах не пишут, Андрей! А каждая написанная им строка обсасывается на другой же день. И все считаются с ним, даже те, кто знает ему истинную цену.
— Даже ты.
— Даже я, — спокойно повторил он. — Ему ничего не стоит написать статью о нашем институте и выставить меня в неприглядном свете, сейчас это модно. А недостатки всегда можно откопать. У меня здесь тоже недоброжелателей хоть отбавляй... Кстати, мой заместитель Закревский с ним в самых дружеских отношениях. Для него твой Осинский — авторитет как литератор!
— Мой! — с горечью усмехнулся я.
— Могущественного врага ты завел себе, Андрей Ростиславович!
— Он не только мне враг, — сказал я.
— Человек, который при всех политических конъюнктурах сумел продержаться на поверхности, — безусловно умный человек, ловкий. Я не считаю себя дураком, но мне сейчас, Андрей, очень трудно жить и работать, я тебе уже говорил об этом. Так бывает трудно, что хочется все бросить и уйти в отставку, только я без этой чертовой работы жить не могу! Да и кому я буду нужен? Мне до пенсии еще трубить и трубить...
И снова я отключился, он что-то говорил, я смотрел на него, а мысли мои переключились на то, что недавно произошло в Борах; рабочие совхоза переизбрали директора. Публицист Семен Линьков, будучи в ссоре с директором, написал про него, неоднократно упоминал его имя и в других статьях, которые публиковал в центральных газетах. В общем, настроил против него людей. И на первом же собрании рабочие взяли и выбрали директором другого односельчанина... Не прошло и года, как тот развалил все налаженное хозяйство. Совхоз стал отставать по всем показателям, а раньше считался передовым в районе. Новый директор и с людьми был груб, нетерпим к критике. Я иногда заезжал на «Ниве» в Боры, там хороший магазин, всегда можно купить курицу, яиц. Как-то разговорился со знакомым механизатором, тот стал жаловаться на аховые дела в совхозе, дело дошло до того, что зарплату на два месяца задержали. Платить нечем, да и на банковском счету пусто...
— Вот при бывшем директоре у нас был порядок! — говорил механизатор. — И план выполняли, и премии получали.
— За что же вы его сняли? — спросил я.
— За что? — задумался механизатор. — А черт его знает, за что! Все заорали, мол, хватит ему нами командовать, и я заорал... А новый директор пришел и на нас стал орать. И вот терпим. А что делать?
— Идите на поклон к бывшему директору, — посоветовал я. — Хорошие руководители на дороге не валяются. Вот лично тебе он сделал что-нибудь плохое?
— Да вроде бы нет, — подумав, сказал он. — Наоборот, помог стройматериалами, когда я новый дом строил, даже дефицитного шиферу сто листов выписал, а у этого зимой снегу не выпросишь!
— Выходит, поменяли корову на козу? — поддел я его. Вот они, гримасы перестройки! Что хочу, то и ворочу.
— А что? — осенило механизатора. — Всем миром пойдем к нашему Лексеичу на поклон, будем просить вернуться на директорское место, а этого — по шапке, пока все не развалил!
— Не надо, — взглянул я на друга исподлобья. Сегодня мне он не понравился. Речи его не понравились. — Я и не знал, что у тебя с ним доверительные отношения.
— Отношений у меня с ним никаких нет, — чуть больше порозовев, отчеканил Алексей Павлович. — Я считаю тебя своим хорошим приятелем и хочу помочь тебе. Неужели непонятно?
— Мне непонятно другое: почему этот человек забрал в городе такую власть? Он решает судьбы людей, и нет никаких сил, которые могли бы остановить его! И это происходит сейчас, когда гласность, перестройка...
— Теперь ты заговорил штампами... — поймал меня Термитников.
— Он ведь и в эти «застойные» годы процветал, — продолжал я, никак не отреагировав на его реплику. — И до «застоя» был на плаву. Даже Сталинскую премию за свою пьесу о Климе Ворошилове отхватил.
— Умный человек, — вставил Алексей Павлович. — Умеет применяться ко всем обстоятельствам. А почему сейчас на плаву, как ты говоришь, — потому что он годы собирал возле себя группу, заводил нужных людей в Ленинграде, Москве и других городах — в отличие от тебя, он ездил на декады литературы в другие республики, его фамилия часто появлялась в газетах, мелькал на глазах начальства — он сделал себе имя! И самое главное — у него в руках печать, трибуна. Он может когда захочет выступить в любом журнале, любой газете. А ты — нет. У него там свои люди, а у тебя — нет. Его все знают, хотя он и слабый конъюнктурный драматург, а тебя — нет. Короче говоря, он сделал себе памятник при жизни, а ты...
— А я — книги, — не выдержал я.
— Но о твоих книгах не пишут, Андрей! А каждая написанная им строка обсасывается на другой же день. И все считаются с ним, даже те, кто знает ему истинную цену.
— Даже ты.
— Даже я, — спокойно повторил он. — Ему ничего не стоит написать статью о нашем институте и выставить меня в неприглядном свете, сейчас это модно. А недостатки всегда можно откопать. У меня здесь тоже недоброжелателей хоть отбавляй... Кстати, мой заместитель Закревский с ним в самых дружеских отношениях. Для него твой Осинский — авторитет как литератор!
— Мой! — с горечью усмехнулся я.
— Могущественного врага ты завел себе, Андрей Ростиславович!
— Он не только мне враг, — сказал я.
— Человек, который при всех политических конъюнктурах сумел продержаться на поверхности, — безусловно умный человек, ловкий. Я не считаю себя дураком, но мне сейчас, Андрей, очень трудно жить и работать, я тебе уже говорил об этом. Так бывает трудно, что хочется все бросить и уйти в отставку, только я без этой чертовой работы жить не могу! Да и кому я буду нужен? Мне до пенсии еще трубить и трубить...
И снова я отключился, он что-то говорил, я смотрел на него, а мысли мои переключились на то, что недавно произошло в Борах; рабочие совхоза переизбрали директора. Публицист Семен Линьков, будучи в ссоре с директором, написал про него, неоднократно упоминал его имя и в других статьях, которые публиковал в центральных газетах. В общем, настроил против него людей. И на первом же собрании рабочие взяли и выбрали директором другого односельчанина... Не прошло и года, как тот развалил все налаженное хозяйство. Совхоз стал отставать по всем показателям, а раньше считался передовым в районе. Новый директор и с людьми был груб, нетерпим к критике. Я иногда заезжал на «Ниве» в Боры, там хороший магазин, всегда можно купить курицу, яиц. Как-то разговорился со знакомым механизатором, тот стал жаловаться на аховые дела в совхозе, дело дошло до того, что зарплату на два месяца задержали. Платить нечем, да и на банковском счету пусто...
— Вот при бывшем директоре у нас был порядок! — говорил механизатор. — И план выполняли, и премии получали.
— За что же вы его сняли? — спросил я.
— За что? — задумался механизатор. — А черт его знает, за что! Все заорали, мол, хватит ему нами командовать, и я заорал... А новый директор пришел и на нас стал орать. И вот терпим. А что делать?
— Идите на поклон к бывшему директору, — посоветовал я. — Хорошие руководители на дороге не валяются. Вот лично тебе он сделал что-нибудь плохое?
— Да вроде бы нет, — подумав, сказал он. — Наоборот, помог стройматериалами, когда я новый дом строил, даже дефицитного шиферу сто листов выписал, а у этого зимой снегу не выпросишь!
— Выходит, поменяли корову на козу? — поддел я его. Вот они, гримасы перестройки! Что хочу, то и ворочу.
— А что? — осенило механизатора. — Всем миром пойдем к нашему Лексеичу на поклон, будем просить вернуться на директорское место, а этого — по шапке, пока все не развалил!