— Я пойду за ним сама, — сказала опа.
Отец увидел ее глаза.
— Хорошо, — проворчал он. — Я скажу доктору. Я, ведь, еду мимо. Только помни, платит доктору он, а не я. — Амос указал на комнату, где лежал Дик.
Было уже около девяти часов, когда Амос вернулся на ферму.
— Где доктор? — спросила Эми. — Ты не сказал ему?
— Да, я сказал, — ответил Амос, — я сказал, что Дик немножко простудился. Но доктору нужно было ехать в Беклей.
Кухонная дверь хлопнула.
— Дура, — пробормотал Амос, разуваясь.
Она бежала всю дорогу по лугу, через деревню, мимо церкви и потом по проезжей дороге к Чиплингу, Ночь была темная. Она споткнулась на что то в упала на руки в грязь, но сейчас же вскочила и побежала дальше, пока не пробежала всех четырех миль до Чнплинга и не очутилась у дверей доктора Ридинга.
Доктор потом рассказывал, что она была удивительна. Спокойная, быстрая, почти такая же ловкая, как опытная сестра милосердия. Ей нужно было только знать, что делать, знать, что она могла что то делать. Она могла помочь, она могла бороться, она перестала чувствовать себя беспомощной. Она была испугана, ужасно испугана, но пока было за что бороться, оставалась и искорка надежды. Эта искорка не потухла до последней минуты. Не потухла, пока часы утром на третьи сутки не показали десять минут третьего.
Она была с ним одна. Она стояла возле него и смотрела, как он ловил воздух… ловил воздух. Этот хрип в его горле! Ужасная тишина! Белое лицо на подушке.
Умер! Дик умер! Все умерло, все умолкло, все умерло. Она опустилась на стул возле кровати, вдруг почувствовав ужасную усталость, Если бы она могла закрыть глаза и тоже умереть. Но глаза ее не могли оторваться от него.
Вот его глаза, его рот, его уши… как смеялись его глаза! Вот его руки, как он трогал ее ими! Его доброта, его любовь! Умер. Разве все это может быть мертвым? Красноватый оттенок его волос. Она дотронулась рукой до его светлых кудрей. Эми задрожала. В гробу, глубоко под землей, мертвый и похороненный…
Эми встала. Она взглянула на горящую на столе лампу. Лампа должна была бы потухнуть. Эми взяла лампу, тихонько открыла дверь и механически прошла на кухню. Там стояли возле отцовского стула его сапоги. Отец! Это он сделал. Он убил Дика. Он сказал тогда доктору, что Дик только «немножко простудился». Как глупа она была, что доверила отцу. И то утро, когда он заставил Дика встать и выйти на сырость!..
Эми сжала руки, пока ей не стало больно. Если бы она могла сделать больно ему, отцу. Убить его? Он убил Дика, почему же она не может убить его?
Это была его жадность: пусть лучше Дик умрет, чем заплатить доктору. A у него столько денег! Опа вспомнила про шкаф. Тысячи фунтов! В голове у нее вдруг мелькнула мысль. Почему бы и нет? Это лучше, чем убить его.
Она снова взяла лампу, прислушалась и вошла в «контору».
Там все было аккуратно. Шкаф возле камина старательно заперт. Эми торопливо вернулась в кухню и схватила ящик с инструментами. Долото и молоток! А как же шум? Он проснется и придет сюда. Тем лучше! Пусть слышит, пусть видит! Пусть испытает все страдания…
Войдя в комнату, Эми заперла дверь и задвинула засов. Она тронула засов и улыбнулась. Отец запирался в этой комнате со своими деньгами, чтобы быть совсем спокойным.
Эми поспешно прошла к шкафу. Трах! Трах! Молоток колотил по долоту, гремел на весь дом. Можно было бы разбудить мертвого! Ах, если бы она только могла разбудить мертвого. Эми все сильнее ударяла молотком. Это облегчало: ударять, разрушать!
Вот! Она рвала дверь руками, похожими на когти, пока створка не поддалась с громким треском.
Большая часть пакетов была в камине, когда она услышала за дверью шаги отца.
— Я пойду за ним сама, — сказала опа.
Отец увидел ее глаза.
— Хорошо, — проворчал он. — Я скажу доктору. Я, ведь, еду мимо. Только помни, платит доктору он, а не я. — Амос указал на комнату, где лежал Дик.
Было уже около девяти часов, когда Амос вернулся на ферму.
— Где доктор? — спросила Эми. — Ты не сказал ему?
— Да, я сказал, — ответил Амос, — я сказал, что Дик немножко простудился. Но доктору нужно было ехать в Беклей.
Кухонная дверь хлопнула.
— Дура, — пробормотал Амос, разуваясь.
Она бежала всю дорогу по лугу, через деревню, мимо церкви и потом по проезжей дороге к Чиплингу, Ночь была темная. Она споткнулась на что то в упала на руки в грязь, но сейчас же вскочила и побежала дальше, пока не пробежала всех четырех миль до Чнплинга и не очутилась у дверей доктора Ридинга.
Доктор потом рассказывал, что она была удивительна. Спокойная, быстрая, почти такая же ловкая, как опытная сестра милосердия. Ей нужно было только знать, что делать, знать, что она могла что то делать. Она могла помочь, она могла бороться, она перестала чувствовать себя беспомощной. Она была испугана, ужасно испугана, но пока было за что бороться, оставалась и искорка надежды. Эта искорка не потухла до последней минуты. Не потухла, пока часы утром на третьи сутки не показали десять минут третьего.
Она была с ним одна. Она стояла возле него и смотрела, как он ловил воздух… ловил воздух. Этот хрип в его горле! Ужасная тишина! Белое лицо на подушке.
Умер! Дик умер! Все умерло, все умолкло, все умерло. Она опустилась на стул возле кровати, вдруг почувствовав ужасную усталость, Если бы она могла закрыть глаза и тоже умереть. Но глаза ее не могли оторваться от него.
Вот его глаза, его рот, его уши… как смеялись его глаза! Вот его руки, как он трогал ее ими! Его доброта, его любовь! Умер. Разве все это может быть мертвым? Красноватый оттенок его волос. Она дотронулась рукой до его светлых кудрей. Эми задрожала. В гробу, глубоко под землей, мертвый и похороненный…
Эми встала. Она взглянула на горящую на столе лампу. Лампа должна была бы потухнуть. Эми взяла лампу, тихонько открыла дверь и механически прошла на кухню. Там стояли возле отцовского стула его сапоги. Отец! Это он сделал. Он убил Дика. Он сказал тогда доктору, что Дик только «немножко простудился». Как глупа она была, что доверила отцу. И то утро, когда он заставил Дика встать и выйти на сырость!..
Эми сжала руки, пока ей не стало больно. Если бы она могла сделать больно ему, отцу. Убить его? Он убил Дика, почему же она не может убить его?
Это была его жадность: пусть лучше Дик умрет, чем заплатить доктору. A у него столько денег! Опа вспомнила про шкаф. Тысячи фунтов! В голове у нее вдруг мелькнула мысль. Почему бы и нет? Это лучше, чем убить его.
Она снова взяла лампу, прислушалась и вошла в «контору».
Там все было аккуратно. Шкаф возле камина старательно заперт. Эми торопливо вернулась в кухню и схватила ящик с инструментами. Долото и молоток! А как же шум? Он проснется и придет сюда. Тем лучше! Пусть слышит, пусть видит! Пусть испытает все страдания…
Войдя в комнату, Эми заперла дверь и задвинула засов. Она тронула засов и улыбнулась. Отец запирался в этой комнате со своими деньгами, чтобы быть совсем спокойным.
Эми поспешно прошла к шкафу. Трах! Трах! Молоток колотил по долоту, гремел на весь дом. Можно было бы разбудить мертвого! Ах, если бы она только могла разбудить мертвого. Эми все сильнее ударяла молотком. Это облегчало: ударять, разрушать!
Вот! Она рвала дверь руками, похожими на когти, пока створка не поддалась с громким треском.
Большая часть пакетов была в камине, когда она услышала за дверью шаги отца.