Древние воинственные народы совершали свои грозные походы всем скопом, от стара до мала. Эту забытую тактику воскресили огузкинцы, когда неумолимый враг появился у врат родной деревни.
С восходом солнца деревня была на ногах. Даже чумазые младенцы, передвигавшиеся не с помощью ног, а с помощью смекалки, на собственном иждивении, и те с плачем выползли из изб.
Шло поголовное ополчение. Все острое и тяжелое использовалось на вооружение армии. Макар Шелудяк, как пострадавший не в пример прочим, избрал сам себя предводителем. Вскоре грозная армия, ощетинясь вилами и дреколием, выступила в поход к Чичимориным болотам. Дома остался только скот, в недоумении перекликавшийся но хлевам и сараям.
Впереди шли загонщики во главе с Лаврушкой. Далее выступала самая армия в строго походном порядке: мужики в сосредоточенном молчаньи, бабы в воинственном азарте и ребятишки в телячьем восторге. Три инвалида недавней воины образовали, так сказать, обоз.
Если бы зверь мог видеть эту грозную рать, он, несомненно, предпочел бы без канители покончить самоубийством. Но, увы! Медведь этого не видал. Над полагать, он в блаженной дремоте переваривал еще Макарова рыжего бычка.
А гибель надвигалась. Скоро железная цепь осаждающих грозила взять болотистую излучину в тиски.
Здесь заслуживает упоминание одно обстоятельство: передовой отряд загонщиков, такой шумный в начале экспедиции, по мере приближения к цели смирел все более, пока не умолкнул окончательно и не очутился, в силу какого-то непонятного маневра, глубоко в тылу.
Потом Лаврушка, под предлогом рекогносцировки местности, привел двоих пареньков к Рачьему озеру и здесь, в ожидании грозных событий, все трое занялись самым мирным делом на свете — ловлей раков.
Вскоре к ним подтянулся обоз, в лице инвалидной команды, — с котелками и ведрами.
Вездесущая детвора, шныряя всюду, не преминула присоединиться к этому интересному занятию. Чадолюбивые мамаши в поисках разбежавшихся детей также очутились у озера. За остальными, верными долгу, просто послали вестовых, с приглашением, на завтрак. Раки попали впросак. Им предстояло принять в чужом пиру похмелье.
Озеро кишело, вперемежку, людьми и раками. Берега закурились приветливыми дымками костров.
Прожорливый зверь мог благословить свою судьбу, ему давалась возможность пожить еще немного. Грозный медвежий поход превратился в веселую раковую охоту. Начался пир буквально на весь мир.
Мужики, бабы, ребятишки ловили раков руками, портками, юбками. Иногда раки, в смертельном отчаянии, просто прицеплялись клешнями к телесам охотников их приходилось отдирать, жертвуя собственной плотью. Рачьему благополучию, наступил конец. Ракам грозило поголовное истребление, чему служил порукой известный на всю округу неумолимый аппетит огузкинцев, не отступавший решительно ни перед чем.
Макар Шелудяк, на правах начальства, требовал себе львиную долю и истреблял раков с такой беспощадностью в в таком количестве, что, по справедливости, мог назваться «рачьим бичем». Пустячный случай спас на этот раз рачью породу от полного истребления.
Два паренька. Леска Хлюст и Тимка Головастик, которых шибко распирало с непривычного блюда, отлучились от озера по собственной надобности.
Через некоторое время они шарами выкатились к месту пиршества и, задыхаясь от волнения, закричали:
— Дяденьки! Тетеньки! На горке за кустами что-й-то шевелитца!..
Непроглоченные раки у многих встали поперек горла.
Все сразу вспомнили о долге. Застольный гомон вмиг уступил место затишью перед бурей. Котелки и ведра, так сказать, перековывались на рогатины. Где то в кустах поблизости сидел страшный враг, глотающий не по раку, а по целому рыжему бычку.
— Чиго-ж. братцы… Иттить, так идите, — скомандовал Макар Шелудяк.
— А ты?., спросило сразу десяток голосов.
— Я-то?.. Знамо дело… Токо — погодя… У меня чиво-й-то с животом не в порядке…
Древние воинственные народы совершали свои грозные походы всем скопом, от стара до мала. Эту забытую тактику воскресили огузкинцы, когда неумолимый враг появился у врат родной деревни.
С восходом солнца деревня была на ногах. Даже чумазые младенцы, передвигавшиеся не с помощью ног, а с помощью смекалки, на собственном иждивении, и те с плачем выползли из изб.
Шло поголовное ополчение. Все острое и тяжелое использовалось на вооружение армии. Макар Шелудяк, как пострадавший не в пример прочим, избрал сам себя предводителем. Вскоре грозная армия, ощетинясь вилами и дреколием, выступила в поход к Чичимориным болотам. Дома остался только скот, в недоумении перекликавшийся но хлевам и сараям.
Впереди шли загонщики во главе с Лаврушкой. Далее выступала самая армия в строго походном порядке: мужики в сосредоточенном молчаньи, бабы в воинственном азарте и ребятишки в телячьем восторге. Три инвалида недавней воины образовали, так сказать, обоз.
Если бы зверь мог видеть эту грозную рать, он, несомненно, предпочел бы без канители покончить самоубийством. Но, увы! Медведь этого не видал. Над полагать, он в блаженной дремоте переваривал еще Макарова рыжего бычка.
А гибель надвигалась. Скоро железная цепь осаждающих грозила взять болотистую излучину в тиски.
Здесь заслуживает упоминание одно обстоятельство: передовой отряд загонщиков, такой шумный в начале экспедиции, по мере приближения к цели смирел все более, пока не умолкнул окончательно и не очутился, в силу какого-то непонятного маневра, глубоко в тылу.
Потом Лаврушка, под предлогом рекогносцировки местности, привел двоих пареньков к Рачьему озеру и здесь, в ожидании грозных событий, все трое занялись самым мирным делом на свете — ловлей раков.
Вскоре к ним подтянулся обоз, в лице инвалидной команды, — с котелками и ведрами.
Вездесущая детвора, шныряя всюду, не преминула присоединиться к этому интересному занятию. Чадолюбивые мамаши в поисках разбежавшихся детей также очутились у озера. За остальными, верными долгу, просто послали вестовых, с приглашением, на завтрак. Раки попали впросак. Им предстояло принять в чужом пиру похмелье.
Озеро кишело, вперемежку, людьми и раками. Берега закурились приветливыми дымками костров.
Прожорливый зверь мог благословить свою судьбу, ему давалась возможность пожить еще немного. Грозный медвежий поход превратился в веселую раковую охоту. Начался пир буквально на весь мир.
Мужики, бабы, ребятишки ловили раков руками, портками, юбками. Иногда раки, в смертельном отчаянии, просто прицеплялись клешнями к телесам охотников их приходилось отдирать, жертвуя собственной плотью. Рачьему благополучию, наступил конец. Ракам грозило поголовное истребление, чему служил порукой известный на всю округу неумолимый аппетит огузкинцев, не отступавший решительно ни перед чем.
Макар Шелудяк, на правах начальства, требовал себе львиную долю и истреблял раков с такой беспощадностью в в таком количестве, что, по справедливости, мог назваться «рачьим бичем». Пустячный случай спас на этот раз рачью породу от полного истребления.
Два паренька. Леска Хлюст и Тимка Головастик, которых шибко распирало с непривычного блюда, отлучились от озера по собственной надобности.
Через некоторое время они шарами выкатились к месту пиршества и, задыхаясь от волнения, закричали:
— Дяденьки! Тетеньки! На горке за кустами что-й-то шевелитца!..
Непроглоченные раки у многих встали поперек горла.
Все сразу вспомнили о долге. Застольный гомон вмиг уступил место затишью перед бурей. Котелки и ведра, так сказать, перековывались на рогатины. Где то в кустах поблизости сидел страшный враг, глотающий не по раку, а по целому рыжему бычку.
— Чиго-ж. братцы… Иттить, так идите, — скомандовал Макар Шелудяк.
— А ты?., спросило сразу десяток голосов.
— Я-то?.. Знамо дело… Токо — погодя… У меня чиво-й-то с животом не в порядке…