До самого вечера просидела Пелагея Ефимовна с детишками под железнодорожным мостом. По нему раз за разом проносились, громыхая, поезда. Когда стемнело, Пелагея Ефимовна подалась с детьми в лес. Вышли они на дорогу, а там — вражеский патруль. Юркнули в какой-то двор. Притаились.
Из дому показался человек в куртке — железнодорожник. Посмотрел удивленно на незваных гостей и вдруг сказал:
— А я вас знаю! Вы — Чапаевы. Вас белые по всему городу ищут.
Пелагея Ефимовна испугалась и попятилась с малышами к выходу.
— Да вы не бойтесь. Заходите в избу, — сказал хозяин.
Он плотнее задвинул засов на калитке и повел их в сени.
— Чехи ко мне утром наведывались, — сообщил он. — Теперь вряд ли нагрянут.
— А вдруг? — усомнилась Пелагея Ефимовна. — Из-за нас и вам придется страдать. Уж лучше где-нибудь схоронимся поблизости…
— У вас вон какой хвост, — кивнул хозяин на малышей. — С ним разве упрячешься? Нет уж, пусть у меня останутся, если не возражаете. Кому знать, чьи это дети? Не беспокойтесь за них. Уберегу. Да и вам не следует показываться. Спрячьтесь в подполье.
Хозяин отодвинул от стены в прихожей большой сундук, отодрал несколько досок от пола и помог Пелагее Ефимовне спуститься вниз. Прежде всего закрыл лаз сундуком, подал ей матрас, набитый соломой.
— Василий Иванович, слыхал я, где-то поблизости с войском, — сообщил он шепотом. — Потерпите денек-другой. Даст он чехам прикурить!
— Папка наш некурящий, — сказал Аркашка.
— Знаю, не курит, но белякам прикурить дает. Да так, что дым коромыслом! — усмехнулся хозяин и предупредил малышей: — А вы забудьте, что отец ваш Чапаев. Временно отец ваш — я. Понятно?
Саша понял сразу, а Аркашка заупрямился:
— Я папу никогда не забуду!
— Никто тебя и не просит забывать. Ты его в уме держи, а другим не болтай! — внушал Саша брату.
Аркашка забегал по комнате, твердя одно и то же:
— Я папу в уме держу, никому не говорю!
А на другой день в дом заявились чешские солдаты с винтовками. Один такой толстый, что ремень на его животе едва сходился, а другой — тонкий и длинный, как оглобля. Они посмотрели на испуганных ребятишек. Толстый ткнул пальцем в их сторону. Хозяин тут же объяснил:
— Моя жена к соседке ушла, а я за няньку.
И, согнув руки в локтях, стал показывать, как баюкают ребенка.
Чехи засмеялись. По-русски они, видимо, не понимали ни слова, но это поняли. Потоптались у порога, затем длинный подошел к печке, отодвинул заслонку и заглянул, нет ли чего поесть? В печке было пусто. Толстый затопал коваными сапогами к сундуку. Хозяин отвернулся равнодушно, словно это его не беспокоит.
До самого вечера просидела Пелагея Ефимовна с детишками под железнодорожным мостом. По нему раз за разом проносились, громыхая, поезда. Когда стемнело, Пелагея Ефимовна подалась с детьми в лес. Вышли они на дорогу, а там — вражеский патруль. Юркнули в какой-то двор. Притаились.
Из дому показался человек в куртке — железнодорожник. Посмотрел удивленно на незваных гостей и вдруг сказал:
— А я вас знаю! Вы — Чапаевы. Вас белые по всему городу ищут.
Пелагея Ефимовна испугалась и попятилась с малышами к выходу.
— Да вы не бойтесь. Заходите в избу, — сказал хозяин.
Он плотнее задвинул засов на калитке и повел их в сени.
— Чехи ко мне утром наведывались, — сообщил он. — Теперь вряд ли нагрянут.
— А вдруг? — усомнилась Пелагея Ефимовна. — Из-за нас и вам придется страдать. Уж лучше где-нибудь схоронимся поблизости…
— У вас вон какой хвост, — кивнул хозяин на малышей. — С ним разве упрячешься? Нет уж, пусть у меня останутся, если не возражаете. Кому знать, чьи это дети? Не беспокойтесь за них. Уберегу. Да и вам не следует показываться. Спрячьтесь в подполье.
Хозяин отодвинул от стены в прихожей большой сундук, отодрал несколько досок от пола и помог Пелагее Ефимовне спуститься вниз. Прежде всего закрыл лаз сундуком, подал ей матрас, набитый соломой.
— Василий Иванович, слыхал я, где-то поблизости с войском, — сообщил он шепотом. — Потерпите денек-другой. Даст он чехам прикурить!
— Папка наш некурящий, — сказал Аркашка.
— Знаю, не курит, но белякам прикурить дает. Да так, что дым коромыслом! — усмехнулся хозяин и предупредил малышей: — А вы забудьте, что отец ваш Чапаев. Временно отец ваш — я. Понятно?
Саша понял сразу, а Аркашка заупрямился:
— Я папу никогда не забуду!
— Никто тебя и не просит забывать. Ты его в уме держи, а другим не болтай! — внушал Саша брату.
Аркашка забегал по комнате, твердя одно и то же:
— Я папу в уме держу, никому не говорю!
А на другой день в дом заявились чешские солдаты с винтовками. Один такой толстый, что ремень на его животе едва сходился, а другой — тонкий и длинный, как оглобля. Они посмотрели на испуганных ребятишек. Толстый ткнул пальцем в их сторону. Хозяин тут же объяснил:
— Моя жена к соседке ушла, а я за няньку.
И, согнув руки в локтях, стал показывать, как баюкают ребенка.
Чехи засмеялись. По-русски они, видимо, не понимали ни слова, но это поняли. Потоптались у порога, затем длинный подошел к печке, отодвинул заслонку и заглянул, нет ли чего поесть? В печке было пусто. Толстый затопал коваными сапогами к сундуку. Хозяин отвернулся равнодушно, словно это его не беспокоит.