Где-то впереди играла гармонь, слышался девичий смех, и чем ближе к центру, тем чаще стали попадаться патрули, обычно из двух солдат с винтовками. Немецких можно было не опасаться, солдаты никого не знали. Вот вартовские патрули были опасны. В варту — украинскую полицию — набирали, как правило, из местных, и среди них попадались особо рьяные служаки.
Но нашей парочке везло. Махно, вспомнив своё участие в самодеятельности, ещё до первой революции, вполне вошёл в роль девицы: вилял как и полагается задом, тоненько хихикал и вообще кокетничал, прижимаясь к своему кавалеру, тем более что между ними находилась дамская сумочка с бомбами и вес её надо было делить на двоих, чтоб со стороны она не казалась увесистой.
В штабе были освещены все окна, и к входу тянулись немецкие офицеры, некоторые с дамами. Слышался говор, из штаба доносилась музыка.
Нестор радостно сжал руку своему спутнику, шепнул:
— На ловца и зверь бежит. Ждём, когда все войдут.
Судя по всему, у немцев был какой-то праздник. На площади — патрули, у входа — часовой.
Чтобы не привлекать к себе внимания, они прошли к палисаднику одного из домов, сели на лавочку. Здесь и вартовский патруль, если явится — не опасен. Мало ли парочек милуется по тенистым местам.
Наконец цепочка спешащих на праздник офицеров иссякла, и Нестор сказал негромко:
— Пора, Петя, помни, если часовой не подпустит близко — стреляй.
— Я постараюсь без шума.
Они поднялись и, так же держась под ручку, направились к штабу. Чем ближе они подходили, тем всё спокойнее и хладнокровнее становился Махно, сам себе дивясь: «Главное, не промахнуться. Эва по таким-то окнам и дурак попадёт».
Переждав, пока отдалится очередной патруль, они разделились: Лютый пошёл к входу, где стоял часовой, а Махно — ближе к окнам, нащупывая в сумочке бомбу.
Лютого остановил раздавшийся сзади тревожный возглас:
— Петя, назад!
Он обернулся. Нестор требовательно махал рукой, подзывая его. Когда Лютый подошёл, Махно схватил его под руку, потянул в сторону, в темноту.
— В чём дело?
— Петя, нельзя взрывать.
— Почему?
— Там дети. Понимаешь, дети сидят на окнах.
— Ну и что?
— Как что? Ты идиот, что ли?
Увлекая своего «кавалера» всё дальше и дальше от штаба, Нестор шептал ему:
Где-то впереди играла гармонь, слышался девичий смех, и чем ближе к центру, тем чаще стали попадаться патрули, обычно из двух солдат с винтовками. Немецких можно было не опасаться, солдаты никого не знали. Вот вартовские патрули были опасны. В варту — украинскую полицию — набирали, как правило, из местных, и среди них попадались особо рьяные служаки.
Но нашей парочке везло. Махно, вспомнив своё участие в самодеятельности, ещё до первой революции, вполне вошёл в роль девицы: вилял как и полагается задом, тоненько хихикал и вообще кокетничал, прижимаясь к своему кавалеру, тем более что между ними находилась дамская сумочка с бомбами и вес её надо было делить на двоих, чтоб со стороны она не казалась увесистой.
В штабе были освещены все окна, и к входу тянулись немецкие офицеры, некоторые с дамами. Слышался говор, из штаба доносилась музыка.
Нестор радостно сжал руку своему спутнику, шепнул:
— На ловца и зверь бежит. Ждём, когда все войдут.
Судя по всему, у немцев был какой-то праздник. На площади — патрули, у входа — часовой.
Чтобы не привлекать к себе внимания, они прошли к палисаднику одного из домов, сели на лавочку. Здесь и вартовский патруль, если явится — не опасен. Мало ли парочек милуется по тенистым местам.
Наконец цепочка спешащих на праздник офицеров иссякла, и Нестор сказал негромко:
— Пора, Петя, помни, если часовой не подпустит близко — стреляй.
— Я постараюсь без шума.
Они поднялись и, так же держась под ручку, направились к штабу. Чем ближе они подходили, тем всё спокойнее и хладнокровнее становился Махно, сам себе дивясь: «Главное, не промахнуться. Эва по таким-то окнам и дурак попадёт».
Переждав, пока отдалится очередной патруль, они разделились: Лютый пошёл к входу, где стоял часовой, а Махно — ближе к окнам, нащупывая в сумочке бомбу.
Лютого остановил раздавшийся сзади тревожный возглас:
— Петя, назад!
Он обернулся. Нестор требовательно махал рукой, подзывая его. Когда Лютый подошёл, Махно схватил его под руку, потянул в сторону, в темноту.
— В чём дело?
— Петя, нельзя взрывать.
— Почему?
— Там дети. Понимаешь, дети сидят на окнах.
— Ну и что?
— Как что? Ты идиот, что ли?
Увлекая своего «кавалера» всё дальше и дальше от штаба, Нестор шептал ему: