— Евдокия Матвеевна, это плата Нестору Ивановичу от хлеборобов. Но только, пожалуйста, не говорите ему об этом.
— Почему?
— Так он же бешенеет от этого. Кричит, что я де не поп, чтоб обдирать бедняков. А они ж сами его выбрали председателем и платят чем могут. Вот тут ещё надавали рублей. Пожалуйста, не говорите ему.
— Хорошо, Исидор, я поняла. Смолчу, — вздохнула Евдокия Махно, пряча деньги в карман фартука.
Запись в Крестьянский Союз растянулась на несколько дней.
Перелистывая свой труд, Нестор отмечал:
— Ты гля, кулаки-то не хотят в Крестьянский Союз вступать. Ну ничего, рано или поздно дойдёт дело до дележа земли — спохватятся. На ближайшем крестьянском съезде надо предложить вписать в резолюцию: на землю имеют право только крестьяне.
Махно не отказывал себе в удовольствии хихикать, изображая рожи помещиков, оказавшихся вдруг не записанными в крестьяне, а стало быть, не имевших права на землю.
Но поразмыслив и вспомнив, что в союз, в сущности, не записались и батраки, уже корил себя:
— Нет. Нельзя так. На землю все должны иметь равные права — и батраки, и помещики, и получать наделы согласно количеству душ в семье.
— Ну помещики там наработают, — съехидничал Крат.
— Пусть так. Но коль мы провозглашаем равенство, то и помещикам должны предоставить возможность трудиться.
Едва закончилась запись крестьян, как Махно потребовал от Чубенко:
— Давай заводских профсоюзников. Пошли Исидора на чугунолитейный и на мельницу, а Марченко — на мыловаренный, Филиппа — на пилораму и к столярам. В общем, командуй.
Вечером в клубе анархистов собрались профсоюзные деятели гуляйпольских предприятий.
На всякий случай Нестор проверил по списку заводов присутствующих:
— От завода Кригера?
— Есть, — отозвался голос.
— От Ливийского мыловаренного?
— Есть.
— Отлично. От Вечлинского? Есть... От Кригера... От мельницы...
— Товарищи, революция предполагает самое активное участие в ней трудящихся, ради которых она обычно и происходит, — начал Махно. — В нашей волости, вот, соорганизовались крестьяне. Я считаю, настало время и рабочему классу сказать своё веское слово. Ведь в программах основных партий заводы предполагается передать тем, кто на них трудится. И эсеры и мы, анархисты, стоим твёрдо на том, что земля — крестьянам, фабрики и заводы — рабочим. А ведь вы, профсоюзники, представляете интересы рабочих на местах, во всяком случае должны представлять. Что ж вы-то молчите?
— Евдокия Матвеевна, это плата Нестору Ивановичу от хлеборобов. Но только, пожалуйста, не говорите ему об этом.
— Почему?
— Так он же бешенеет от этого. Кричит, что я де не поп, чтоб обдирать бедняков. А они ж сами его выбрали председателем и платят чем могут. Вот тут ещё надавали рублей. Пожалуйста, не говорите ему.
— Хорошо, Исидор, я поняла. Смолчу, — вздохнула Евдокия Махно, пряча деньги в карман фартука.
Запись в Крестьянский Союз растянулась на несколько дней.
Перелистывая свой труд, Нестор отмечал:
— Ты гля, кулаки-то не хотят в Крестьянский Союз вступать. Ну ничего, рано или поздно дойдёт дело до дележа земли — спохватятся. На ближайшем крестьянском съезде надо предложить вписать в резолюцию: на землю имеют право только крестьяне.
Махно не отказывал себе в удовольствии хихикать, изображая рожи помещиков, оказавшихся вдруг не записанными в крестьяне, а стало быть, не имевших права на землю.
Но поразмыслив и вспомнив, что в союз, в сущности, не записались и батраки, уже корил себя:
— Нет. Нельзя так. На землю все должны иметь равные права — и батраки, и помещики, и получать наделы согласно количеству душ в семье.
— Ну помещики там наработают, — съехидничал Крат.
— Пусть так. Но коль мы провозглашаем равенство, то и помещикам должны предоставить возможность трудиться.
Едва закончилась запись крестьян, как Махно потребовал от Чубенко:
— Давай заводских профсоюзников. Пошли Исидора на чугунолитейный и на мельницу, а Марченко — на мыловаренный, Филиппа — на пилораму и к столярам. В общем, командуй.
Вечером в клубе анархистов собрались профсоюзные деятели гуляйпольских предприятий.
На всякий случай Нестор проверил по списку заводов присутствующих:
— От завода Кригера?
— Есть, — отозвался голос.
— От Ливийского мыловаренного?
— Есть.
— Отлично. От Вечлинского? Есть... От Кригера... От мельницы...
— Товарищи, революция предполагает самое активное участие в ней трудящихся, ради которых она обычно и происходит, — начал Махно. — В нашей волости, вот, соорганизовались крестьяне. Я считаю, настало время и рабочему классу сказать своё веское слово. Ведь в программах основных партий заводы предполагается передать тем, кто на них трудится. И эсеры и мы, анархисты, стоим твёрдо на том, что земля — крестьянам, фабрики и заводы — рабочим. А ведь вы, профсоюзники, представляете интересы рабочих на местах, во всяком случае должны представлять. Что ж вы-то молчите?