— Конечно, не надо. Этот разговор будет рассчитан на их уши. И только. Вот увидишь, первыми дрогнут чугунолитейные, у них процесс беспрерывный и остановка означает гроб печам. Вот, возьми и дай отпечатать в пяти экземплярах.
— Что это?
— Это договор между работодателями и Советом профсоюзов о повышении зарплаты рабочим на восемьдесят процентов.
— Что, и проценты эти впечатывать?
— Да.
— А если не согласятся?
— Товарищи, я же сказал — дожму. Чтоб завтра с утра у меня были эти готовые бланки. И только.
Хозяева заводов, предприятий и кустарных мастерских явились к точно назначенному часу. И Махно не преминул похвалить их за точность:
— Вот что значит деловые люди, с такими приятно иметь дело.
Но комплимент не смягчил заводчиков.
— Господин Махно, если вы и сегодня будете настаивать на той же цифре, у нас ничего не получится.
— Хорошо, называйте вашу, — согласился Махно.
— Пятьдесят и не более. Вы поймите нас, господин Махно, сырьё подорожало, перевозки тоже, прибыль — слёзы. С чего мы можем повышать зарплату?
— Вот видите, и вы о подорожании, — подловил Нестор Вечлинского.
Торг шёл утомительно и долго. Часа через два заводчики расщедрились на шестьдесят процентов. Махно выдал наконец восемьдесят, но на пятом часу переговоров не выдержал.
— Ну хватит. Довольно жилы тянуть. Я иду звонить по завкомам.
Однако он ещё не успел взять трубку, как Кригер закричал:
— Нестор Иванович, не надо звонить, я согласен подписать.
— Борис Михайлович! — чуть не хором вскричали заводчики. — Что вы делаете?!
— Господа, Нестор Иванович прав. Если произойдёт взрыв, он накроет всех нас. Я подписываю договор. Где он?
Явившиеся в профком Антонов с Серёгиным застали измученного, почерневшего с лица Махно, утонувшего в мягком кресле в полной прострации.
— Вам плохо, Нестор Иванович? — спросил участливо Антонов.
— Конечно, не надо. Этот разговор будет рассчитан на их уши. И только. Вот увидишь, первыми дрогнут чугунолитейные, у них процесс беспрерывный и остановка означает гроб печам. Вот, возьми и дай отпечатать в пяти экземплярах.
— Что это?
— Это договор между работодателями и Советом профсоюзов о повышении зарплаты рабочим на восемьдесят процентов.
— Что, и проценты эти впечатывать?
— Да.
— А если не согласятся?
— Товарищи, я же сказал — дожму. Чтоб завтра с утра у меня были эти готовые бланки. И только.
Хозяева заводов, предприятий и кустарных мастерских явились к точно назначенному часу. И Махно не преминул похвалить их за точность:
— Вот что значит деловые люди, с такими приятно иметь дело.
Но комплимент не смягчил заводчиков.
— Господин Махно, если вы и сегодня будете настаивать на той же цифре, у нас ничего не получится.
— Хорошо, называйте вашу, — согласился Махно.
— Пятьдесят и не более. Вы поймите нас, господин Махно, сырьё подорожало, перевозки тоже, прибыль — слёзы. С чего мы можем повышать зарплату?
— Вот видите, и вы о подорожании, — подловил Нестор Вечлинского.
Торг шёл утомительно и долго. Часа через два заводчики расщедрились на шестьдесят процентов. Махно выдал наконец восемьдесят, но на пятом часу переговоров не выдержал.
— Ну хватит. Довольно жилы тянуть. Я иду звонить по завкомам.
Однако он ещё не успел взять трубку, как Кригер закричал:
— Нестор Иванович, не надо звонить, я согласен подписать.
— Борис Михайлович! — чуть не хором вскричали заводчики. — Что вы делаете?!
— Господа, Нестор Иванович прав. Если произойдёт взрыв, он накроет всех нас. Я подписываю договор. Где он?
Явившиеся в профком Антонов с Серёгиным застали измученного, почерневшего с лица Махно, утонувшего в мягком кресле в полной прострации.
— Вам плохо, Нестор Иванович? — спросил участливо Антонов.