— …Что, папиросы забыли? — спросила многоопытная тетя Паша, школьная нянечка.
— Сигары, — ответил Витя. — Мы курим только гаванские.
— Есть! — закричал Андрей. Он первым увидел висящую на крючке шапку с козырьком, синюю, с белыми буквами «SKI», что значит «лыжи».
— Да, — сказал Витя. — Это, конечно, улика. Но, с другой стороны, разве один Сенька во всей Российской Федерации носит такую штуковину?.. Вон, кстати, еще похожая… И еще…
А Шурой, когда разгадка уже казалась так близко, опять овладели сомнения.
— Ребята, я не уверен, — сказал он. — Может, Сенька тут абсолютно ни при чем. А я на него катить буду…
— Надо его на пушку взять! — предложил Женька, когда шли по вестибюлю.
— На гаубицу, — сказал Витя. — А как?
— Очень просто. Подходим, глядим в упор, и кто-то говорит: «Хорошая у тебя шапочка, только очень уж надвигаешь, когда людей бьешь, надо это с открытым забралом делать».
— Постой, — сказал Витя, — я запишу, никак не запомнить.
— Он четко говорит! — закричал Андрей. — А ты что предлагаешь?
— Хорошо, — сказал Витя, — трое, значит, глядят в упор, один спрашивает, а он не краснеет, не бледнеет, глаз не отводит и отвечает: пошли вы, вообще, от меня подальше, ничего я не знаю. Тогда что?.. Тоже четко?
Шуре было приятно, что товарищи принимают такое участие в его делах; но еще он и злился на них и на себя потому, что ничего придумать не могут; кроме того, в нем сидел противный страх: если это правда Сенька и если он, Шура, будет продолжать ходить с Ниной, то Сенька станет по-прежнему следить из-за угла, а однажды может выйти из-за этого угла… При Нине… И, по правде говоря, Сенька ведь куда сильней Шуры — ну и что тогда получится? Удирать, конечно, Шура не подумает, но и победителем никогда ему не быть…
Так они в ту перемену ни на чем не порешили. А в классе Нина — как будто ничего и не было — стала спрашивать Шуру про какую-то ерунду и смотрит на него, смотрит — он и не понял ни звука, а снова поднес руку, даже две руки, к лицу, будто оба глаза сразу зачесались. Хорошо, вошла учительница, и Нина поспешила к своему столу.
Во время урока Шура нет-нет да и косился на Нину и все думал: очень он ей нравится или нет, и серьезно это она или просто так?.. Но решить вопрос в одиночку не мог, а спросить было не у кого: не Нинку же спрашивать… или (Шура усмехнулся про себя) Сеньку?! И опять стало неприятно: такое ощущение, что за чем-то очень для тебя тайным и хорошим все время наблюдают, следят… каждую минуту вмешаться могут… а ты совершенно беспомощен, бессилен, беззащитен.
На большой перемене оперативная группа в составе Женьки, Вити и Андрея, а также приданного им Котьки Астахова решительно направилась к дверям девятого «В». Шура держался в стороне — так было предусмотрено тактической разработкой, Котьку же взяли для подкрепления, ему и не объяснили ничего толком, просто сказали: может, придется кое-кому «сунуть», если начнет нарываться…
Участники рейда в живописных позах расположились у окна коридора, напротив двери, откуда должен был вот-вот появиться Сенька.
И они увидели его: он разговаривал с ребятами, доказывал что-то, махал руками, а потом дернул плечом, поджал губы и отвернулся. И тотчас же от их компании отделился худой чернявый парень с какой-то очень замысловатой фамилией — Дербаремдикер или что-то в этом роде (все его звали просто «Дер»). Этот самый Дер вышел из дверей, поглядел внимательно на членов оперативной группы и, увидев в отдалении Шуру, направился к нему.
— Поговорить с тобой надо, Карганов, — сказал Дер серьезно и хмуро. — Только без них, — добавил он, потому что защитники Шуриной чести подступили плотной стеной.
— О чем? — спросил Шура.
— Сейчас все узнаешь. Отойдем?
— А нам нельзя? — спросил Витя. — Тайны мадридского двора?
— …Что, папиросы забыли? — спросила многоопытная тетя Паша, школьная нянечка.
— Сигары, — ответил Витя. — Мы курим только гаванские.
— Есть! — закричал Андрей. Он первым увидел висящую на крючке шапку с козырьком, синюю, с белыми буквами «SKI», что значит «лыжи».
— Да, — сказал Витя. — Это, конечно, улика. Но, с другой стороны, разве один Сенька во всей Российской Федерации носит такую штуковину?.. Вон, кстати, еще похожая… И еще…
А Шурой, когда разгадка уже казалась так близко, опять овладели сомнения.
— Ребята, я не уверен, — сказал он. — Может, Сенька тут абсолютно ни при чем. А я на него катить буду…
— Надо его на пушку взять! — предложил Женька, когда шли по вестибюлю.
— На гаубицу, — сказал Витя. — А как?
— Очень просто. Подходим, глядим в упор, и кто-то говорит: «Хорошая у тебя шапочка, только очень уж надвигаешь, когда людей бьешь, надо это с открытым забралом делать».
— Постой, — сказал Витя, — я запишу, никак не запомнить.
— Он четко говорит! — закричал Андрей. — А ты что предлагаешь?
— Хорошо, — сказал Витя, — трое, значит, глядят в упор, один спрашивает, а он не краснеет, не бледнеет, глаз не отводит и отвечает: пошли вы, вообще, от меня подальше, ничего я не знаю. Тогда что?.. Тоже четко?
Шуре было приятно, что товарищи принимают такое участие в его делах; но еще он и злился на них и на себя потому, что ничего придумать не могут; кроме того, в нем сидел противный страх: если это правда Сенька и если он, Шура, будет продолжать ходить с Ниной, то Сенька станет по-прежнему следить из-за угла, а однажды может выйти из-за этого угла… При Нине… И, по правде говоря, Сенька ведь куда сильней Шуры — ну и что тогда получится? Удирать, конечно, Шура не подумает, но и победителем никогда ему не быть…
Так они в ту перемену ни на чем не порешили. А в классе Нина — как будто ничего и не было — стала спрашивать Шуру про какую-то ерунду и смотрит на него, смотрит — он и не понял ни звука, а снова поднес руку, даже две руки, к лицу, будто оба глаза сразу зачесались. Хорошо, вошла учительница, и Нина поспешила к своему столу.
Во время урока Шура нет-нет да и косился на Нину и все думал: очень он ей нравится или нет, и серьезно это она или просто так?.. Но решить вопрос в одиночку не мог, а спросить было не у кого: не Нинку же спрашивать… или (Шура усмехнулся про себя) Сеньку?! И опять стало неприятно: такое ощущение, что за чем-то очень для тебя тайным и хорошим все время наблюдают, следят… каждую минуту вмешаться могут… а ты совершенно беспомощен, бессилен, беззащитен.
На большой перемене оперативная группа в составе Женьки, Вити и Андрея, а также приданного им Котьки Астахова решительно направилась к дверям девятого «В». Шура держался в стороне — так было предусмотрено тактической разработкой, Котьку же взяли для подкрепления, ему и не объяснили ничего толком, просто сказали: может, придется кое-кому «сунуть», если начнет нарываться…
Участники рейда в живописных позах расположились у окна коридора, напротив двери, откуда должен был вот-вот появиться Сенька.
И они увидели его: он разговаривал с ребятами, доказывал что-то, махал руками, а потом дернул плечом, поджал губы и отвернулся. И тотчас же от их компании отделился худой чернявый парень с какой-то очень замысловатой фамилией — Дербаремдикер или что-то в этом роде (все его звали просто «Дер»). Этот самый Дер вышел из дверей, поглядел внимательно на членов оперативной группы и, увидев в отдалении Шуру, направился к нему.
— Поговорить с тобой надо, Карганов, — сказал Дер серьезно и хмуро. — Только без них, — добавил он, потому что защитники Шуриной чести подступили плотной стеной.
— О чем? — спросил Шура.
— Сейчас все узнаешь. Отойдем?
— А нам нельзя? — спросил Витя. — Тайны мадридского двора?