Чем Мирослава и воспользовалась, смущенно улыбнувшись и сбежав в дом до того, как парень успел хоть что-то сказать или сделать. Похоже, привычка драпать в любой непонятной ситуации у нее была доведена до условного рефлекса. Оставляя бедного собеседника провожать тонкую фигурку несколько озадаченным взглядом.
Ладно, слегка обиженным и чуть-чуть обалдевшим. Самую малость. Потому как вопль «Череп ты охренел?!», раздавшийся со стороны гостевого дома, заставил охренеть не только вышеуказанную часть скелета. И кого это, интересно, так мило и нежно зовут?
Шевельнувшуюся в груди скользкой змеей ревность Эрик стойко проигнорировал. И пусть она кусалась, сжимая ребра стальной хваткой, заставляя раздраженно дернуть плечом и ускорить шаг, направляясь к хозяйскому дому, поддаваться ей парень не собирался. Смысл? Мира ему ничего не обещала, намеки не понимала от слова совсем и поползновений в его сторону не предпринимала. Что бы там не заявлял Марк, подозрительно кося взглядом на их привычные перебранки и споры.
Кальянов-старший вздохнул, снова ероша волосы на затылке и кивая вопросительно уставившимся на него хаски. Те тут же ломанулись следом за ним, восторженно лая и чуть ли не подпрыгивая от нетерпения. А сам молодой человек невесело подумал о том, что чужое невезение, видимо, заразно и передается воздушно-капельным путем. Другой причины, почему его угораздило внезапно осознать собственную влюбленность в мелкую, вредную, болтливую и колючую девчонку, Эрик найти просто не мог. Да и не хотел искать, если уж совсем честно.
Фыркнув, он зашел в дом, махнув рукой в ответ на вопросительный взгляд экономки, и прошел сразу в кабинет. Уселся за стол, принявшись машинально перебирать скопившиеся за один день документы и…
Завис, уставившись в один из договоров, но совершенно не понимая, что в нем написано. Как говорится, смотрю в книгу — вижу фигу. Ну или вспоминаю недавний поцелуй, оставивший ожог в душе, лечить который не хотелось вовсе. И в который раз задаюсь вопросом, как так…
Получилось-то?
— Как сказала бы нуна, охренеть какой пассаж, — криво усмехнувшись, Эрик отложил договор в сторону, сгорбившись и сцепив руки в замок, опершись на них подбородком.
К своим без малого тридцати годам он прекрасно научился читать людей. Да, вел себя как ребенок, был милым, непосредственным, спокойным и в чем-то неуклюжим. В общем, как его когда-то охарактеризовали — непутевым с самой укуренной фамилией из всех возможных. И глядя на его смущенную улыбку, все почему-то резко забывали, что у него есть хорошее образование и крупный бизнес. Да и рос он, в общем-то, в соответствующем окружении, где быть наивным идиотом здорово только на публику.
В жизни такие просто напросто не выживают.
Так что да, Эрик прекрасно умел читать людей. А еще обладал неплохой интуицией, не раз позволявшей избежать опасных ситуаций и провальных контрактов. Вот только, как показала практика, все его чертовы вуду, срабатывающие всегда и везде, именно сейчас оказались абсолютно бессильны. И бесполезны, ага.
Мирославу нельзя было прочитать, хотя она казалась открытой книгой. Ее невозможно было предсказать, потому что слово «логика» явно не про нее. А что за зверь такой «женская логика» Кальянов хоть и представлял, пусть и весьма смутно, но предсказывать не брался. Этот природный катаклизм в принципе не объяснить и не понять, если честно.
Можно было, конечно, задать вопрос напрямую. И что-то ему подсказывало, что ответ-то он получит. Вот только в процессе его озвучивания точно забудет, что вообще спрашивал и зачем. Пожалуй, стоит достать коллекционный коньяк из своих запасов и подписать мрачную поздравительную открытку.
Один скромный патологоанатом явно заимел в предках то ли Нострадамуса, то ли саму Вангу, как-то от души и всего сердца (хотя он искренне сомневался в его наличии) пожелав Эрику любви великой, но очень трудной. Кто б мог подумать, что слова эти сбудутся, чуть ли не на двести процентов разом?
Снова криво усмехнувшись, Кальянов машинально погладил по ушам Севера. Тот неслышно подкрался к хозяину и устроил морду у него на коленях, поминутно издавая душераздирающий вздох со всей вселенской скорбью, на какую только был способен. Видимо пытаясь по мере своих собачьих сил помочь парню осознать всю глубину той ж…
Жизненной ситуации, в которой он оказался.
И ведь с начала Эрик даже не понял, почему вдруг весь мир стал вертеться вокруг взбалмошной, болтливой девчонки, взятой им на работу. Он ведь тогда просто решил, что ему повезло и можно убить двух зайцев сразу: помочь в таинственных делах Мирославе и получить няньку для стаи. Которая, к слову, Мирку обожала едва ли не больше собственного владельца. Это потом уже были посиделки на кухне («Тебе самому этот королевский снобизм аппетит не портит, не?»), обжигающе холодный чай, пролитый на него больше десятка раз («Слушай, чувак, обзаведись уже колокольчиком… И сделай мне чай, а?») и покусанные книжки из университетской библиотеки, найденные в самых неожиданных местах («Если я завалю экзамен по менеджменту, пересдавать пойдете всей стаей, ей богу!»). Споры за жизнь на Марсе, угрозы обидится, если он не оценит этот старый, но потрясный фильм (прямая цитата к слову) и понимающая усмешка при виде потрепанного Марка («Только не говорите, что мыльную оперу «богатые тоже скачут» снимали про вашу семью!»). И как-то так получилось, что возвращаясь домой он уже ждал.
Ждал вечно пролитый чай, успевавший остыть до того, как Мирослава вспомнит о том, что вообще его надо было выпить. Яркую удивленную улыбку, когда укутывал пледом беспардонно дрыхнувшую на собственных бумагах и конспектах, в обнимку с ноутбуком, девушку. Утреннего ворчания, обрывавшегося с чашкой крепкого, горячего кофе и тихого, хрипловатого смеха, когда его в очередной раз валяли всей стаей по земле или полу. И ценил то странное, но такое захватывающее чувство нежности, коловшее изнутри, стоило оказаться рядом с неуклюжей, шумной и зачастую очень невезучей Мирославой.
Широкая улыбка против воли появилось на лице Эрика. Помогать кому-то ему было не в новинку. Совершенно. Но только тут хотелось до жути, до одури опекать, привязать к стулу и не давать решать все проблемы самостоятельно. Дарить милые, совершенно обыденные для других людей подарки, вроде коллекционного чая в шаре с вишней и мятой или потрепанной, местами потертой ярко-красной кепки с логотипом американской хоккейной команды. Сидеть на полу, устроив подбородок на скрещенных на кровати руках, и улыбаться, слушая беспечную болтовню и экспрессивные рассказы о приключениях одного несчастного главы студенческого совета. И может быть, даже ляпнуть в духе самой Мирки банальные слова «Я тебя люблю». Однако…
Чай и кепка так и остались в его комнате на прикроватной тумбочке. А отношения так и не вышли за предел дружеских, если не считать сегодняшнего происшествия. И что-то подсказывало Эрику, что если он и дальше будет ждать подходящего повода, что бы что-то изменить, то не дождется, определенно.
Быстрее тот самый нелюдимый патологоанатом, по прозвищу Харон, научиться любит светские мероприятия, задушевно общаться с незнакомыми людьми и ценить живых больше мертвых. Но если это все-таки случится, ее парню придется проверить собственное ядовитое сокровище на вменяемость.
— Господин Кальянов? Можно к вам? — заглянувший в кабинет начальник службы растянул губы в вежливой, безликой улыбке. В дверь он постучал уже переступив порог комнаты и исключительно как дань вежливости. О которой он если и вспоминал, то достаточно редко.
Чем Мирослава и воспользовалась, смущенно улыбнувшись и сбежав в дом до того, как парень успел хоть что-то сказать или сделать. Похоже, привычка драпать в любой непонятной ситуации у нее была доведена до условного рефлекса. Оставляя бедного собеседника провожать тонкую фигурку несколько озадаченным взглядом.
Ладно, слегка обиженным и чуть-чуть обалдевшим. Самую малость. Потому как вопль «Череп ты охренел?!», раздавшийся со стороны гостевого дома, заставил охренеть не только вышеуказанную часть скелета. И кого это, интересно, так мило и нежно зовут?
Шевельнувшуюся в груди скользкой змеей ревность Эрик стойко проигнорировал. И пусть она кусалась, сжимая ребра стальной хваткой, заставляя раздраженно дернуть плечом и ускорить шаг, направляясь к хозяйскому дому, поддаваться ей парень не собирался. Смысл? Мира ему ничего не обещала, намеки не понимала от слова совсем и поползновений в его сторону не предпринимала. Что бы там не заявлял Марк, подозрительно кося взглядом на их привычные перебранки и споры.
Кальянов-старший вздохнул, снова ероша волосы на затылке и кивая вопросительно уставившимся на него хаски. Те тут же ломанулись следом за ним, восторженно лая и чуть ли не подпрыгивая от нетерпения. А сам молодой человек невесело подумал о том, что чужое невезение, видимо, заразно и передается воздушно-капельным путем. Другой причины, почему его угораздило внезапно осознать собственную влюбленность в мелкую, вредную, болтливую и колючую девчонку, Эрик найти просто не мог. Да и не хотел искать, если уж совсем честно.
Фыркнув, он зашел в дом, махнув рукой в ответ на вопросительный взгляд экономки, и прошел сразу в кабинет. Уселся за стол, принявшись машинально перебирать скопившиеся за один день документы и…
Завис, уставившись в один из договоров, но совершенно не понимая, что в нем написано. Как говорится, смотрю в книгу — вижу фигу. Ну или вспоминаю недавний поцелуй, оставивший ожог в душе, лечить который не хотелось вовсе. И в который раз задаюсь вопросом, как так…
Получилось-то?
— Как сказала бы нуна, охренеть какой пассаж, — криво усмехнувшись, Эрик отложил договор в сторону, сгорбившись и сцепив руки в замок, опершись на них подбородком.
К своим без малого тридцати годам он прекрасно научился читать людей. Да, вел себя как ребенок, был милым, непосредственным, спокойным и в чем-то неуклюжим. В общем, как его когда-то охарактеризовали — непутевым с самой укуренной фамилией из всех возможных. И глядя на его смущенную улыбку, все почему-то резко забывали, что у него есть хорошее образование и крупный бизнес. Да и рос он, в общем-то, в соответствующем окружении, где быть наивным идиотом здорово только на публику.
В жизни такие просто напросто не выживают.
Так что да, Эрик прекрасно умел читать людей. А еще обладал неплохой интуицией, не раз позволявшей избежать опасных ситуаций и провальных контрактов. Вот только, как показала практика, все его чертовы вуду, срабатывающие всегда и везде, именно сейчас оказались абсолютно бессильны. И бесполезны, ага.
Мирославу нельзя было прочитать, хотя она казалась открытой книгой. Ее невозможно было предсказать, потому что слово «логика» явно не про нее. А что за зверь такой «женская логика» Кальянов хоть и представлял, пусть и весьма смутно, но предсказывать не брался. Этот природный катаклизм в принципе не объяснить и не понять, если честно.
Можно было, конечно, задать вопрос напрямую. И что-то ему подсказывало, что ответ-то он получит. Вот только в процессе его озвучивания точно забудет, что вообще спрашивал и зачем. Пожалуй, стоит достать коллекционный коньяк из своих запасов и подписать мрачную поздравительную открытку.
Один скромный патологоанатом явно заимел в предках то ли Нострадамуса, то ли саму Вангу, как-то от души и всего сердца (хотя он искренне сомневался в его наличии) пожелав Эрику любви великой, но очень трудной. Кто б мог подумать, что слова эти сбудутся, чуть ли не на двести процентов разом?
Снова криво усмехнувшись, Кальянов машинально погладил по ушам Севера. Тот неслышно подкрался к хозяину и устроил морду у него на коленях, поминутно издавая душераздирающий вздох со всей вселенской скорбью, на какую только был способен. Видимо пытаясь по мере своих собачьих сил помочь парню осознать всю глубину той ж…
Жизненной ситуации, в которой он оказался.
И ведь с начала Эрик даже не понял, почему вдруг весь мир стал вертеться вокруг взбалмошной, болтливой девчонки, взятой им на работу. Он ведь тогда просто решил, что ему повезло и можно убить двух зайцев сразу: помочь в таинственных делах Мирославе и получить няньку для стаи. Которая, к слову, Мирку обожала едва ли не больше собственного владельца. Это потом уже были посиделки на кухне («Тебе самому этот королевский снобизм аппетит не портит, не?»), обжигающе холодный чай, пролитый на него больше десятка раз («Слушай, чувак, обзаведись уже колокольчиком… И сделай мне чай, а?») и покусанные книжки из университетской библиотеки, найденные в самых неожиданных местах («Если я завалю экзамен по менеджменту, пересдавать пойдете всей стаей, ей богу!»). Споры за жизнь на Марсе, угрозы обидится, если он не оценит этот старый, но потрясный фильм (прямая цитата к слову) и понимающая усмешка при виде потрепанного Марка («Только не говорите, что мыльную оперу «богатые тоже скачут» снимали про вашу семью!»). И как-то так получилось, что возвращаясь домой он уже ждал.
Ждал вечно пролитый чай, успевавший остыть до того, как Мирослава вспомнит о том, что вообще его надо было выпить. Яркую удивленную улыбку, когда укутывал пледом беспардонно дрыхнувшую на собственных бумагах и конспектах, в обнимку с ноутбуком, девушку. Утреннего ворчания, обрывавшегося с чашкой крепкого, горячего кофе и тихого, хрипловатого смеха, когда его в очередной раз валяли всей стаей по земле или полу. И ценил то странное, но такое захватывающее чувство нежности, коловшее изнутри, стоило оказаться рядом с неуклюжей, шумной и зачастую очень невезучей Мирославой.
Широкая улыбка против воли появилось на лице Эрика. Помогать кому-то ему было не в новинку. Совершенно. Но только тут хотелось до жути, до одури опекать, привязать к стулу и не давать решать все проблемы самостоятельно. Дарить милые, совершенно обыденные для других людей подарки, вроде коллекционного чая в шаре с вишней и мятой или потрепанной, местами потертой ярко-красной кепки с логотипом американской хоккейной команды. Сидеть на полу, устроив подбородок на скрещенных на кровати руках, и улыбаться, слушая беспечную болтовню и экспрессивные рассказы о приключениях одного несчастного главы студенческого совета. И может быть, даже ляпнуть в духе самой Мирки банальные слова «Я тебя люблю». Однако…
Чай и кепка так и остались в его комнате на прикроватной тумбочке. А отношения так и не вышли за предел дружеских, если не считать сегодняшнего происшествия. И что-то подсказывало Эрику, что если он и дальше будет ждать подходящего повода, что бы что-то изменить, то не дождется, определенно.
Быстрее тот самый нелюдимый патологоанатом, по прозвищу Харон, научиться любит светские мероприятия, задушевно общаться с незнакомыми людьми и ценить живых больше мертвых. Но если это все-таки случится, ее парню придется проверить собственное ядовитое сокровище на вменяемость.
— Господин Кальянов? Можно к вам? — заглянувший в кабинет начальник службы растянул губы в вежливой, безликой улыбке. В дверь он постучал уже переступив порог комнаты и исключительно как дань вежливости. О которой он если и вспоминал, то достаточно редко.