Краткие очерки русской истории - Иловайский Дмитрий Иванович 5 стр.


Кроме того, из Золотой Орды в XIV и XV веках нередко выходили знатные мурзы и царевичи; они со своими дружинами поступали на службу к русским князьям, от которых получали большие поместья и целые города на свое содержание (или «кормление») с обязанностью защищать пределы и по первому призыву являться на помощь. Поселяя эти дружины на юго-восточных границах, московское правительство таким образом самих же татар старалось противопоставить набегам их соплеменников. На берегах Оки, например, явилось особое ханство, Касимовское, которое получило свое название от Касима, одного из татарских служебных царевичей, и находилось в ленной зависимости от великого князя московского.

Во время Василия Темного летописи в первый раз упоминают о казаках (именно рязанских) под 1444 годом. Так назывались легковооруженные ратники, которые служили в южных украинских городах и употреблялись для пограничной стражи, т. е. для наблюдения в степи за движениями татар. Это, собственно, «казаки городовые». Рядом с ними, далее в степях, образовался другой род казаков из русских людей, искавших свободного образа жизни и простора своему молодечеству. В степь убегали преимущественно те, которым тяжела казалась жизнь на родине, например холопы. Мало-помалу они составили независимые военные общины, которые решали свои дела вечем или кругом и сами выбирали себе предводителей (атаманов). Степные или вольные казаки обыкновенно селились на берегах рек, изобилующих рыбою; очень часто они должны были вступать в отчаянную борьбу с соседними кочевниками, а иногда вместе с ними делали набеги на московские и польские владения и вообще не упускали случая пограбить караваны, шедшие с товарами в Россию или из России. По мере того как татарские орды слабели и отодвигались от русских границ, усиливалось и размножалось казачество. В XV столетии оно уже занимало южные украинские степи и распадалось на две главные ветви: на донскую и днепровскую (или малороссийскую); первая образовалась преимущественно из выходцев Московской Руси, а вторая — Литовской.

Иоанн III (иногда называемый Великим) лучше всех своих предшественников умел пользоваться благоприятными обстоятельствами, и хотя медленным, но твердым и неуклонным шагом он почти всегда достигал своих целей. Его княжение ознаменовано многими важными событиями внешней и внутренней политики. Первое место между ними занимает присоединение к Москве самых значительных уделов Северо-Восточной России.

После смерти Василия Темного новгородцы начали нарушать некоторые условия договора с Москвою; раздоры боярских партий между тем усилились. Однажды вече оскорбило московских наместников, великий князь потребовал удовлетворения. В то время одною из самых богатых и знатных фамилий в Новгороде были Борецкие; во главе этой фамилии находилась умная, честолюбивая Марфа, вдова посадника Исаака Борецкого, которая с помощью подкупа составила себе многочисленную партию приверженцев между беднейшими гражданами и посредством их приобрела влияние на решения веча. Побуждаемое партией Борецких, вече положило отдаться под покровительство польского короля Казимира IV и заключило с ним договор на довольно выгодных для себя условиях. Иоанн медлил решительными действиями, а между тем искусно поддерживал несогласия в самом Новгороде, где многие граждане с неудовольствием смотрели на подданство королю-католику. Наконец, дождавшись удобного времени, великий князь с большим торжеством выступил в поход. Он раздавал щедрые милостыни церквам и нищим, приказывал совершать молебствия и вообще придавал своему походу характер религиозный (объявляя новгородцев изменниками православию).

Поход сопровождался опустошением новгородских областей. Вместе с москвитянами шли татарские отряды, тверская дружина, и даже Псков по приказу великого князя послал войско на своего старшего брата. Новгородцы бодро вышли навстречу, но на берегах Шелони потерпели поражение от передовой московской рати, которою начальствовал князь Даниил Холмский (в июле 1471). При встрече с москвитянами конный архиепископский полк отказался от битвы по тайному наказу архиепископа Феофила. Вообще разбогатевшие новгородские граждане не отличались уже ратным духом и не могли устоять в открытом поле против опытных в военном деле московских и татарских отрядов. В числе шелонских пленников находился один из сыновей Марфы Борецкой, которого Иоанн велел казнить вместе с тремя другими боярами. Между тем Казимир IV не присылал никакой помощи, в самом Новгороде поднялась партия московских приверженцев и стала одолевать на вече враждебную сторону Борецких. Когда же от прекращения подвозов вздорожал хлеб, граждане упали духом и послали к Иоанну бить челом о мире; великий князь согласился на мир с условием, чтобы новгородцы заплатили ему 15 000 рублей.

На этот раз он не уничтожил их вечевого устройства и укрепил за собою только право верховного суда. Но пока Новгород сохранял свою самостоятельность, его мирные отношения к Москве не могли быть продолжительны. Спустя шесть лет Иоанн опять рассорился с новгородцами.

В 1477 году новгородские послы приехали в Москву и назвали Иоанна «государем», тогда как прежде новгородцы называли его «господином». Послы поступили так без ведома веча (по поручению архиепископа и бояр, приверженных к Москве). Иоанн послал спросить новгородцев, «какого хотят они государства». Новгородцы подняли страшное волнение, схватили одного боярина, обвиненного в измене, изрубили его на вече топорами, убили еще двух бояр, а некоторые приверженцы Москвы спаслись бегством. Великому князю отвечали, что зовут его по-прежнему господином, а не государем, и били ему челом не нарушать старины. Но Иоанн воспользовался этим поводом, чтобы покончить с новгородским вечем.

Зимою 1478 года великий князь предпринял другой поход на Новгород с таким же многочисленным войском. На этот раз он осадил город без битвы. Московская партия, главою которой был владыка Феофил, опять взяла верх, и граждане снова просили мира. Но теперь Иоанн не хотел мириться на прежних условиях. «Хочу властвовать в Новгороде, как властвую в Москве, — сказал великий князь. — В нем не должно быть ни веча, ни посадника, а будет только моя государева воля». После многих переговоров новгородцы согласились и присягнули Иоанну как своему полновластному государю. Вечевой колокол и престарелая Марфа-посадница были отправлены в Москву. Однако волнение в Новгороде после того долго не прекращалось, потому что граждане не могли скоро забыть о своей прежней вольности. Иоанн принял самые решительные меры: он казнил зачинщиков v.смут, перевел несколько тысяч новгородских семей в восточные города, а на место их переселил купцов и детей боярских из Московской области, чем ослабил сторону, враждебную Москве, и усилил партию ее приверженцев. Кроме того, по поводу ссоры с городом Ревелем великий князь велел захватить в своих владениях до 50 ганзейских купцов, бросить их в тюрьму, а товары их отобрать в казну; торговля с Ганзою почти прекратилась, что нанесло окончательный удар благосостоянию Новгорода.

Последним тверским князем был Михаил Борисович, родственник Иоанна (по жене) и некоторое время его союзник. Но, когда Новгород был покорен, тверской князь, видя себя со всех сторон окруженным московскими владениями, начал опасаться за свою самостоятельность и думал обеспечить ее союзом с Казимиром IV. Узнав о сношениях Твери с Литвою, Иоанн объявил войну Михаилу Борисовичу; обманутый надеждою на литовскую помощь, последний не решился оружием защищать свои права и убежал в Литву (1485). Таким образом Тверь без всякого кровопролития была присоединена к Москве, а князья мелких тверских уделов и бояре тверские поступили на службу к Иоанну III. Далее, Иоанн присоединил удел Верейский, наследовал волости двух братьев своих, умерших бездетными, и отнял удел у третьего (Андрея Большого), которого за непокорность велел заключить в темницу, где он и умер. Часть Рязанской области также перешла в руки Иоанна. Таким образом в Северо-Восточной России остались неприсоединенными только Псков и другая часть Рязани, которые безусловною покорностью великому князю сохранили еще на некоторое время тень своей самостоятельности. Вообще в княжение Иоанна московские пределы далеко распространились на север и восток: так, окончательно была покорена Вятская община, завоеваны земли Пермская, Печорская и Югорская, московские отряды переправлялись за Уральский хребет и на лыжах доходили до берегов Оби.

Зависимость от Золотой Орды существовала уже более по имени, нежели в действительности: она состояла в том, что великий князь посылал иногда хану небольшую дань и честил его послов. Но Иоанн задумал уничтожить и самую тень постыдного ига. Он воспользовался взаимною ненавистью ханов Крымской и Золотой Орд и заключил тесный союз с Менгли-Гйреем, потом прогнал из Москвы послов сарайского хана Ахмата и навсегда отказал ему в дани. Ахмат выступил в поход, условившись с Казимиром IV вместе напасть на Московское княжество. Но союзник Иоанна Менгли-Гирей сделал набег на Литву и отвлек Казимира. Сам великий князь с многочисленными силами встретил татар на берегах Угры; ни то ни другое войско, однако, не хотело перейти реку, Иоанн в этом случае осторожность свою довел до крайности. Тщетно народ изъявлял негодование. Ростовский архиепископ Вассиан, духовник Иоанна, в особом послании к великому князю уговаривал его не внимать советам некоторых малодушных бояр и приводил пример предка его Димитрия Донского (а малодушные бояре напоминали пленение отца его Василия казанцами). Иоанн не решился первый начать битву и, когда река стала покрываться льдом, велел отступать (1480). Ахмат не преследовал русских и воротился назад, он вскоре был убит одним из татарских князей. Сыновья его, однако, не оставляли своих притязаний на московскую дань, пока верный союзник Иоанна Менгли-Гирей после кровопролитной борьбы не разрушил окончательно Кипчакского царства (1502).

Таким образом, монгольское иго прекратилось, но вредные следы его долго еще жили в русском народе. Оно способствовало огрубению нравов, порче народного характера, угнетению низших классов и распространению в России многих обычаев, свойственных деспотическим азиатским, государствам.

Повод к неприязненным столкновениям между Москвою и Литвою подали мелкие пограничные князья Чернигово-Северской области, которых Иоанн умел привлечь на свою сторону; они стали отделяться от католической Литвы и переходить со своими городами в подданство единоверного князя московского. Тщетно Казимир требовал, чтобы ему воротили назад города; он умер, приготовляясь к войне с Москвою. Старший сын его сделался польским королем, а младший, Александр, — великим князем литовским. В надежде отклонить Иоанна III от враждебных замыслов Александр женился на его дочери Елене и уступил ему часть северских уделов (Новосильский, Белевский, Одоевский, Воротынский и др.).

Неудовольствия, однако, не прекратились: возобновился и переход удельных князей к единоверной Москве. Иоанн первый объявил войну, и воевода его Даниил Щеня нанес неприятелям сильное поражение близ Дорогобужа (1500); начальник литовского войска гетман Константин Острожский попал в плен со всею артиллерией. В следующем году союзник Александра магистр Ливонского ордена Плеттенберг, который сумел на короткое время воскресить древнюю славу рыцарей, разбил псковское ополчение при Изборске, но пришли московские войска и разорили Ливонскую землю. Наконец Александр, по смерти старшего брата снова соединивший под одною короною Литву и Польшу, заключил с Иоанном шестилетнее перемирие; Северская область осталась в руках москвитян (1503).

После завоевания Византии турками племянница последнего греческого императора (дочь морейского деспота Фомы) царевна Софья с отцом и братьями нашла убежище в Риме. Папа предложил руку Софьи овдовевшему Иоанну, надеясь при ее помощи войти в дружеские отношения с Москвою и подчинить себе Русскую Церковь. Предложение было принято, царевна прибыла в Москву и вступила в брак с великим князем (1472), но папа обманулся в своих видах на подчинение Русской Церкви. Софье приписывают важное влияние на дальнейшую московскую политику. Говорят, по ее настоянию Иоанн отказался платить дань Золотой Орде и окончательно уничтожил иго; кроме того, гордой византийской принцессе не нравилась простота, которая господствовала в образе жизни московских князей, и она побудила супруга окружить себя большим блеском и величием.

Старые бояре, привыкшие запросто обходиться с великим князем, скоро заметили, что он начал держать их в почтительном отдалении, сделался строг и взыскателен; приписав такую перемену Софье, они стали питать к ней сильное нерасположение, которое обнаружили особенно по поводу вопроса о престолонаследии. От первой супруги великого князя Марии тверской у него был сын Иоанн Молодой, который считался наследником московского престола и принимал уже деятельное участие в делах правления, но вдруг он занемог и скончался, к великому огорчению отца и народа (1490). От его брака с Еленою, дочерью молдавского господаря, остался сын Димитрий. Тогда был поднят вопрос о том, кому наследовать престол: Димитрию или Василию (старшему сыну Софьи Фоминишны)? Бояре, враждебные греческой царевне, приняли сторону первого; они обвиняли Василия с матерью в неприязненных замыслах против великого князя и так успели настроить Иоанна, что он велел заключить под стражу сына, удалил от себя Софью и торжественно венчал внука Димитрия на великое княжение (1498). Но спустя несколько времени обнаружились происки бояр, что навлекло на них гнев великого князя; особенно пострадали при этом случае две знатные фамилии — князья Патрикеевы и Ряполовские: первых постригли в монахи, а одному из Ряполовских отрубили голову. Иоанн помирился с Софьей, объявил наследником Василия, а внука посадил под стражу.

В связи с этими семейными раздорами и придворными партиями появилась в Москве так называемая жидовская ересь, отвергавшая учение о Святой Троице, почитание икон, святых и т. п. Эта ересь сначала обнаружилась в Новгороде (и, по некоторым известиям, будто бы была привезена с юга, из Киева, жидом Захарием, но в Новгороде и прежде существовала подобная же ересь стригольников). Из Новгорода вместе с некоторыми духовными лицами ересь перешла в Москву. Тут в числе ее тайных последователей были архимандрит Симонова монастыря Зосима, который пользовался благосклонностью Иоанна III и даже был возведен в сан митрополита, потом Елена, невестка великого князя, и его любимый дьяк Федор Курицын. Архиепископ новгородский Геннадий первый открыл гонение на ересь; с ним соединился основатель Волоколамского монастыря красноречивый Иосиф Санин, который написал против еретиков многие обличительные проповеди. (Собрание их известно под именем «Просветителя».) Между тем как партию еретическую поддерживала при дворе Елена, жена Иоанна Молодого, православная партия нашла опору в Софье. Долго великий князь не принимал решительных мер против ереси и только в 1504 году, уже по смерти Софьи, созвал духовный собор, после которого одни из уличенных в ереси были всенародно сожжены в клетке, другим отрезали языки, многих заключили в тюрьму или разослали по монастырям. Ересь, однако, не уничтожилась.

Брак с Софьею способствовал возобновлению сношений между Россией и Западной Европой, прекратившихся (за исключением Новгорода) во время монгольского владычества. Иоанн начал заботиться об украшении своей столицы каменными зданиями и с этой целью выписал из Италии разного рода художников и мастеров; самым известным между ними сделался архитектор Аристотель Фиоравенти, строитель московского Успенского собора. В то же время были построены каменные соборы Архангельский и Благовещенский, каменный великокняжеский дворец, Грановитая палата (служившая для торжественных придворных церемоний), новые стены с красивыми башнями около Московского Кремля и каменные крепости в некоторых других городах. Кроме того, иностранные мастера лили пушки, открыли серебряную руду в Печорском крае, чеканили монету и пр. Начались и дипломатические пересылки московского правительства с европейскими дворами. Так, Иоанн менялся посольствами с венгерским королем и германским императором, которые искали союза Москвы против Польши и Турции; с Данией завязались сношения вследствие общей вражды против Швеции; с Венецией и турецким султаном великий князь сносился ради торговых интересов. На печатях великокняжеских при Иоанне появляется двуглавый орел — герб византийских царей (а прежде встречается по преимуществу изображение Георгия Победоносца). Под влиянием византийских преданий в эту эпоху у московских книжников стало слагаться представление о Москве как третьем Риме, т. е. начали считать ее преемницею Константинополя или второго Рима.

Из памятников правительственной деятельности Иоанна III замечательно издание Судебника (1497), который был составлен дьяком Гусевым на основании Русской Правды, судных грамот и обычаев московского судопроизводства. По этому Судебнику в областях суд производят наместники и волостели (из бояр или детей боярских) в присутствии «дворского» (княжеский чиновник), местного старосты и выборных из лучших людей. За «лихие дела» (т. е. уголовные преступления) назначена смертная казнь, т. е. публичное наказание кнутом на торгу. Судьям выдается от каждого дела известная пошлина с подсудимых, а давать им посулы (взятки) запрещено, о чем велено «прокликать» по торгам во всех городах Московской и Новгородской земель. В тяжбах дозволяется решать дела полем или поединком. Издание Судебника находилось в связи с уничтожением уделов; присоединяя русские области, великий князь московский мало-помалу отменяет областные отличия и вводит везде московское судопроизводство и управление. На Судебнике отразилось влияние татарских нравов; сюда относятся пытка, кнут и вообще телесные наказания, которые в Русской Правде не встречаются. Далее великий князь много заботился об умножении военных сил, принимал в свою службу немцев и литвинов, знающих военное ремесло, и первый завел в России значительную артиллерию.

Иоанн III не решился, однако, совсем отменить древний обычай наследования в своей семье и отделил младшим сыновьям особые волости, но они не имели права чеканить монету или входить в сношения с иноземными государями и по слабости своих уделов не могли быть опасными единодержавию, которое все более и более утверждалось в Московской земле.

Уступая талантами своему отцу, Василий тем не менее с успехом продолжал его политику в отношении к удельным князьям, к соседним государствам и собственным подданным. Он окончил начатое его предшественниками собирание Северо-Восточной Руси, присоединив к Москве остальные уделы, сохранявшие еще тень своей самостоятельности, т. е. Псков, Рязань и Северское княжество.

В Пскове, так же как в Новгороде, происходили частые смуты вследствие вражды лучших людей с простыми гражданами, что подавало повод великому князю вмешиваться в их внутренние дела. Сюда со времен Иоанна III присоединились распри веча с московскими наместниками и жалобы великому князю на притеснения его чиновников. Василий III воспользовался одною из таких распрей и уничтожил Псковское вече (1510).

Великий князь приехал в Новгород и здесь начал разбирать дело своего наместника князя Репни-Оболенского с псковскими гражданами, обе стороны жаловались друг на друга. Василий велел призванным из Пскова посадникам и лучшим людям собраться на княжем дворе для суда с наместником, но тут они вдруг были схвачены и заключены под стражу. Один псковский купец в то время ехал в Новгород, узнав дорогой об участи посадников, он бросил товар и поскакал назад известить своих сограждан. Страх и тоска овладели псковитянами, когда они поняли, что настал конец их вольности. Собралось вече и долго рассуждало о том, какие меры должно принять в таких обстоятельствах. Порешили, однако, что сопротивление силою бесполезно, и послали гонца к Василию, бить челом, чтобы он смиловался над своею отчиною. В ответ на это челобитье приехал дьяк Далматов и объявил гражданам от имени великого князя два требования: первое, чтобы веча вперед не было, и второе, чтобы во всех псковских городах были московские наместники. Сказав свою речь, дьяк сел на вечевой степени и дожидался ответа. Псковитяне так были поражены горем, что от слез едва могли говорить. Они попросили сроку на размышление до следующего утра, но весь остальной день и всю ночь провели только в слезах и с рыданием обнимали друг друга. На рассвете следующего дня в последний раз граждане собрались на вече, они объявили послу, что не хотят принимать на себя грех кровопролития и во всем покоряются государю своему великому князю. Тогда сняли вечевой колокол у соборной церкви Святой Троицы и Далматов повез его в Новгород к Василию.

Кроме того, из Золотой Орды в XIV и XV веках нередко выходили знатные мурзы и царевичи; они со своими дружинами поступали на службу к русским князьям, от которых получали большие поместья и целые города на свое содержание (или «кормление») с обязанностью защищать пределы и по первому призыву являться на помощь. Поселяя эти дружины на юго-восточных границах, московское правительство таким образом самих же татар старалось противопоставить набегам их соплеменников. На берегах Оки, например, явилось особое ханство, Касимовское, которое получило свое название от Касима, одного из татарских служебных царевичей, и находилось в ленной зависимости от великого князя московского.

Во время Василия Темного летописи в первый раз упоминают о казаках (именно рязанских) под 1444 годом. Так назывались легковооруженные ратники, которые служили в южных украинских городах и употреблялись для пограничной стражи, т. е. для наблюдения в степи за движениями татар. Это, собственно, «казаки городовые». Рядом с ними, далее в степях, образовался другой род казаков из русских людей, искавших свободного образа жизни и простора своему молодечеству. В степь убегали преимущественно те, которым тяжела казалась жизнь на родине, например холопы. Мало-помалу они составили независимые военные общины, которые решали свои дела вечем или кругом и сами выбирали себе предводителей (атаманов). Степные или вольные казаки обыкновенно селились на берегах рек, изобилующих рыбою; очень часто они должны были вступать в отчаянную борьбу с соседними кочевниками, а иногда вместе с ними делали набеги на московские и польские владения и вообще не упускали случая пограбить караваны, шедшие с товарами в Россию или из России. По мере того как татарские орды слабели и отодвигались от русских границ, усиливалось и размножалось казачество. В XV столетии оно уже занимало южные украинские степи и распадалось на две главные ветви: на донскую и днепровскую (или малороссийскую); первая образовалась преимущественно из выходцев Московской Руси, а вторая — Литовской.

Иоанн III (иногда называемый Великим) лучше всех своих предшественников умел пользоваться благоприятными обстоятельствами, и хотя медленным, но твердым и неуклонным шагом он почти всегда достигал своих целей. Его княжение ознаменовано многими важными событиями внешней и внутренней политики. Первое место между ними занимает присоединение к Москве самых значительных уделов Северо-Восточной России.

После смерти Василия Темного новгородцы начали нарушать некоторые условия договора с Москвою; раздоры боярских партий между тем усилились. Однажды вече оскорбило московских наместников, великий князь потребовал удовлетворения. В то время одною из самых богатых и знатных фамилий в Новгороде были Борецкие; во главе этой фамилии находилась умная, честолюбивая Марфа, вдова посадника Исаака Борецкого, которая с помощью подкупа составила себе многочисленную партию приверженцев между беднейшими гражданами и посредством их приобрела влияние на решения веча. Побуждаемое партией Борецких, вече положило отдаться под покровительство польского короля Казимира IV и заключило с ним договор на довольно выгодных для себя условиях. Иоанн медлил решительными действиями, а между тем искусно поддерживал несогласия в самом Новгороде, где многие граждане с неудовольствием смотрели на подданство королю-католику. Наконец, дождавшись удобного времени, великий князь с большим торжеством выступил в поход. Он раздавал щедрые милостыни церквам и нищим, приказывал совершать молебствия и вообще придавал своему походу характер религиозный (объявляя новгородцев изменниками православию).

Поход сопровождался опустошением новгородских областей. Вместе с москвитянами шли татарские отряды, тверская дружина, и даже Псков по приказу великого князя послал войско на своего старшего брата. Новгородцы бодро вышли навстречу, но на берегах Шелони потерпели поражение от передовой московской рати, которою начальствовал князь Даниил Холмский (в июле 1471). При встрече с москвитянами конный архиепископский полк отказался от битвы по тайному наказу архиепископа Феофила. Вообще разбогатевшие новгородские граждане не отличались уже ратным духом и не могли устоять в открытом поле против опытных в военном деле московских и татарских отрядов. В числе шелонских пленников находился один из сыновей Марфы Борецкой, которого Иоанн велел казнить вместе с тремя другими боярами. Между тем Казимир IV не присылал никакой помощи, в самом Новгороде поднялась партия московских приверженцев и стала одолевать на вече враждебную сторону Борецких. Когда же от прекращения подвозов вздорожал хлеб, граждане упали духом и послали к Иоанну бить челом о мире; великий князь согласился на мир с условием, чтобы новгородцы заплатили ему 15 000 рублей.

На этот раз он не уничтожил их вечевого устройства и укрепил за собою только право верховного суда. Но пока Новгород сохранял свою самостоятельность, его мирные отношения к Москве не могли быть продолжительны. Спустя шесть лет Иоанн опять рассорился с новгородцами.

В 1477 году новгородские послы приехали в Москву и назвали Иоанна «государем», тогда как прежде новгородцы называли его «господином». Послы поступили так без ведома веча (по поручению архиепископа и бояр, приверженных к Москве). Иоанн послал спросить новгородцев, «какого хотят они государства». Новгородцы подняли страшное волнение, схватили одного боярина, обвиненного в измене, изрубили его на вече топорами, убили еще двух бояр, а некоторые приверженцы Москвы спаслись бегством. Великому князю отвечали, что зовут его по-прежнему господином, а не государем, и били ему челом не нарушать старины. Но Иоанн воспользовался этим поводом, чтобы покончить с новгородским вечем.

Зимою 1478 года великий князь предпринял другой поход на Новгород с таким же многочисленным войском. На этот раз он осадил город без битвы. Московская партия, главою которой был владыка Феофил, опять взяла верх, и граждане снова просили мира. Но теперь Иоанн не хотел мириться на прежних условиях. «Хочу властвовать в Новгороде, как властвую в Москве, — сказал великий князь. — В нем не должно быть ни веча, ни посадника, а будет только моя государева воля». После многих переговоров новгородцы согласились и присягнули Иоанну как своему полновластному государю. Вечевой колокол и престарелая Марфа-посадница были отправлены в Москву. Однако волнение в Новгороде после того долго не прекращалось, потому что граждане не могли скоро забыть о своей прежней вольности. Иоанн принял самые решительные меры: он казнил зачинщиков v.смут, перевел несколько тысяч новгородских семей в восточные города, а на место их переселил купцов и детей боярских из Московской области, чем ослабил сторону, враждебную Москве, и усилил партию ее приверженцев. Кроме того, по поводу ссоры с городом Ревелем великий князь велел захватить в своих владениях до 50 ганзейских купцов, бросить их в тюрьму, а товары их отобрать в казну; торговля с Ганзою почти прекратилась, что нанесло окончательный удар благосостоянию Новгорода.

Последним тверским князем был Михаил Борисович, родственник Иоанна (по жене) и некоторое время его союзник. Но, когда Новгород был покорен, тверской князь, видя себя со всех сторон окруженным московскими владениями, начал опасаться за свою самостоятельность и думал обеспечить ее союзом с Казимиром IV. Узнав о сношениях Твери с Литвою, Иоанн объявил войну Михаилу Борисовичу; обманутый надеждою на литовскую помощь, последний не решился оружием защищать свои права и убежал в Литву (1485). Таким образом Тверь без всякого кровопролития была присоединена к Москве, а князья мелких тверских уделов и бояре тверские поступили на службу к Иоанну III. Далее, Иоанн присоединил удел Верейский, наследовал волости двух братьев своих, умерших бездетными, и отнял удел у третьего (Андрея Большого), которого за непокорность велел заключить в темницу, где он и умер. Часть Рязанской области также перешла в руки Иоанна. Таким образом в Северо-Восточной России остались неприсоединенными только Псков и другая часть Рязани, которые безусловною покорностью великому князю сохранили еще на некоторое время тень своей самостоятельности. Вообще в княжение Иоанна московские пределы далеко распространились на север и восток: так, окончательно была покорена Вятская община, завоеваны земли Пермская, Печорская и Югорская, московские отряды переправлялись за Уральский хребет и на лыжах доходили до берегов Оби.

Зависимость от Золотой Орды существовала уже более по имени, нежели в действительности: она состояла в том, что великий князь посылал иногда хану небольшую дань и честил его послов. Но Иоанн задумал уничтожить и самую тень постыдного ига. Он воспользовался взаимною ненавистью ханов Крымской и Золотой Орд и заключил тесный союз с Менгли-Гйреем, потом прогнал из Москвы послов сарайского хана Ахмата и навсегда отказал ему в дани. Ахмат выступил в поход, условившись с Казимиром IV вместе напасть на Московское княжество. Но союзник Иоанна Менгли-Гирей сделал набег на Литву и отвлек Казимира. Сам великий князь с многочисленными силами встретил татар на берегах Угры; ни то ни другое войско, однако, не хотело перейти реку, Иоанн в этом случае осторожность свою довел до крайности. Тщетно народ изъявлял негодование. Ростовский архиепископ Вассиан, духовник Иоанна, в особом послании к великому князю уговаривал его не внимать советам некоторых малодушных бояр и приводил пример предка его Димитрия Донского (а малодушные бояре напоминали пленение отца его Василия казанцами). Иоанн не решился первый начать битву и, когда река стала покрываться льдом, велел отступать (1480). Ахмат не преследовал русских и воротился назад, он вскоре был убит одним из татарских князей. Сыновья его, однако, не оставляли своих притязаний на московскую дань, пока верный союзник Иоанна Менгли-Гирей после кровопролитной борьбы не разрушил окончательно Кипчакского царства (1502).

Таким образом, монгольское иго прекратилось, но вредные следы его долго еще жили в русском народе. Оно способствовало огрубению нравов, порче народного характера, угнетению низших классов и распространению в России многих обычаев, свойственных деспотическим азиатским, государствам.

Повод к неприязненным столкновениям между Москвою и Литвою подали мелкие пограничные князья Чернигово-Северской области, которых Иоанн умел привлечь на свою сторону; они стали отделяться от католической Литвы и переходить со своими городами в подданство единоверного князя московского. Тщетно Казимир требовал, чтобы ему воротили назад города; он умер, приготовляясь к войне с Москвою. Старший сын его сделался польским королем, а младший, Александр, — великим князем литовским. В надежде отклонить Иоанна III от враждебных замыслов Александр женился на его дочери Елене и уступил ему часть северских уделов (Новосильский, Белевский, Одоевский, Воротынский и др.).

Неудовольствия, однако, не прекратились: возобновился и переход удельных князей к единоверной Москве. Иоанн первый объявил войну, и воевода его Даниил Щеня нанес неприятелям сильное поражение близ Дорогобужа (1500); начальник литовского войска гетман Константин Острожский попал в плен со всею артиллерией. В следующем году союзник Александра магистр Ливонского ордена Плеттенберг, который сумел на короткое время воскресить древнюю славу рыцарей, разбил псковское ополчение при Изборске, но пришли московские войска и разорили Ливонскую землю. Наконец Александр, по смерти старшего брата снова соединивший под одною короною Литву и Польшу, заключил с Иоанном шестилетнее перемирие; Северская область осталась в руках москвитян (1503).

После завоевания Византии турками племянница последнего греческого императора (дочь морейского деспота Фомы) царевна Софья с отцом и братьями нашла убежище в Риме. Папа предложил руку Софьи овдовевшему Иоанну, надеясь при ее помощи войти в дружеские отношения с Москвою и подчинить себе Русскую Церковь. Предложение было принято, царевна прибыла в Москву и вступила в брак с великим князем (1472), но папа обманулся в своих видах на подчинение Русской Церкви. Софье приписывают важное влияние на дальнейшую московскую политику. Говорят, по ее настоянию Иоанн отказался платить дань Золотой Орде и окончательно уничтожил иго; кроме того, гордой византийской принцессе не нравилась простота, которая господствовала в образе жизни московских князей, и она побудила супруга окружить себя большим блеском и величием.

Старые бояре, привыкшие запросто обходиться с великим князем, скоро заметили, что он начал держать их в почтительном отдалении, сделался строг и взыскателен; приписав такую перемену Софье, они стали питать к ней сильное нерасположение, которое обнаружили особенно по поводу вопроса о престолонаследии. От первой супруги великого князя Марии тверской у него был сын Иоанн Молодой, который считался наследником московского престола и принимал уже деятельное участие в делах правления, но вдруг он занемог и скончался, к великому огорчению отца и народа (1490). От его брака с Еленою, дочерью молдавского господаря, остался сын Димитрий. Тогда был поднят вопрос о том, кому наследовать престол: Димитрию или Василию (старшему сыну Софьи Фоминишны)? Бояре, враждебные греческой царевне, приняли сторону первого; они обвиняли Василия с матерью в неприязненных замыслах против великого князя и так успели настроить Иоанна, что он велел заключить под стражу сына, удалил от себя Софью и торжественно венчал внука Димитрия на великое княжение (1498). Но спустя несколько времени обнаружились происки бояр, что навлекло на них гнев великого князя; особенно пострадали при этом случае две знатные фамилии — князья Патрикеевы и Ряполовские: первых постригли в монахи, а одному из Ряполовских отрубили голову. Иоанн помирился с Софьей, объявил наследником Василия, а внука посадил под стражу.

В связи с этими семейными раздорами и придворными партиями появилась в Москве так называемая жидовская ересь, отвергавшая учение о Святой Троице, почитание икон, святых и т. п. Эта ересь сначала обнаружилась в Новгороде (и, по некоторым известиям, будто бы была привезена с юга, из Киева, жидом Захарием, но в Новгороде и прежде существовала подобная же ересь стригольников). Из Новгорода вместе с некоторыми духовными лицами ересь перешла в Москву. Тут в числе ее тайных последователей были архимандрит Симонова монастыря Зосима, который пользовался благосклонностью Иоанна III и даже был возведен в сан митрополита, потом Елена, невестка великого князя, и его любимый дьяк Федор Курицын. Архиепископ новгородский Геннадий первый открыл гонение на ересь; с ним соединился основатель Волоколамского монастыря красноречивый Иосиф Санин, который написал против еретиков многие обличительные проповеди. (Собрание их известно под именем «Просветителя».) Между тем как партию еретическую поддерживала при дворе Елена, жена Иоанна Молодого, православная партия нашла опору в Софье. Долго великий князь не принимал решительных мер против ереси и только в 1504 году, уже по смерти Софьи, созвал духовный собор, после которого одни из уличенных в ереси были всенародно сожжены в клетке, другим отрезали языки, многих заключили в тюрьму или разослали по монастырям. Ересь, однако, не уничтожилась.

Брак с Софьею способствовал возобновлению сношений между Россией и Западной Европой, прекратившихся (за исключением Новгорода) во время монгольского владычества. Иоанн начал заботиться об украшении своей столицы каменными зданиями и с этой целью выписал из Италии разного рода художников и мастеров; самым известным между ними сделался архитектор Аристотель Фиоравенти, строитель московского Успенского собора. В то же время были построены каменные соборы Архангельский и Благовещенский, каменный великокняжеский дворец, Грановитая палата (служившая для торжественных придворных церемоний), новые стены с красивыми башнями около Московского Кремля и каменные крепости в некоторых других городах. Кроме того, иностранные мастера лили пушки, открыли серебряную руду в Печорском крае, чеканили монету и пр. Начались и дипломатические пересылки московского правительства с европейскими дворами. Так, Иоанн менялся посольствами с венгерским королем и германским императором, которые искали союза Москвы против Польши и Турции; с Данией завязались сношения вследствие общей вражды против Швеции; с Венецией и турецким султаном великий князь сносился ради торговых интересов. На печатях великокняжеских при Иоанне появляется двуглавый орел — герб византийских царей (а прежде встречается по преимуществу изображение Георгия Победоносца). Под влиянием византийских преданий в эту эпоху у московских книжников стало слагаться представление о Москве как третьем Риме, т. е. начали считать ее преемницею Константинополя или второго Рима.

Из памятников правительственной деятельности Иоанна III замечательно издание Судебника (1497), который был составлен дьяком Гусевым на основании Русской Правды, судных грамот и обычаев московского судопроизводства. По этому Судебнику в областях суд производят наместники и волостели (из бояр или детей боярских) в присутствии «дворского» (княжеский чиновник), местного старосты и выборных из лучших людей. За «лихие дела» (т. е. уголовные преступления) назначена смертная казнь, т. е. публичное наказание кнутом на торгу. Судьям выдается от каждого дела известная пошлина с подсудимых, а давать им посулы (взятки) запрещено, о чем велено «прокликать» по торгам во всех городах Московской и Новгородской земель. В тяжбах дозволяется решать дела полем или поединком. Издание Судебника находилось в связи с уничтожением уделов; присоединяя русские области, великий князь московский мало-помалу отменяет областные отличия и вводит везде московское судопроизводство и управление. На Судебнике отразилось влияние татарских нравов; сюда относятся пытка, кнут и вообще телесные наказания, которые в Русской Правде не встречаются. Далее великий князь много заботился об умножении военных сил, принимал в свою службу немцев и литвинов, знающих военное ремесло, и первый завел в России значительную артиллерию.

Иоанн III не решился, однако, совсем отменить древний обычай наследования в своей семье и отделил младшим сыновьям особые волости, но они не имели права чеканить монету или входить в сношения с иноземными государями и по слабости своих уделов не могли быть опасными единодержавию, которое все более и более утверждалось в Московской земле.

Уступая талантами своему отцу, Василий тем не менее с успехом продолжал его политику в отношении к удельным князьям, к соседним государствам и собственным подданным. Он окончил начатое его предшественниками собирание Северо-Восточной Руси, присоединив к Москве остальные уделы, сохранявшие еще тень своей самостоятельности, т. е. Псков, Рязань и Северское княжество.

В Пскове, так же как в Новгороде, происходили частые смуты вследствие вражды лучших людей с простыми гражданами, что подавало повод великому князю вмешиваться в их внутренние дела. Сюда со времен Иоанна III присоединились распри веча с московскими наместниками и жалобы великому князю на притеснения его чиновников. Василий III воспользовался одною из таких распрей и уничтожил Псковское вече (1510).

Великий князь приехал в Новгород и здесь начал разбирать дело своего наместника князя Репни-Оболенского с псковскими гражданами, обе стороны жаловались друг на друга. Василий велел призванным из Пскова посадникам и лучшим людям собраться на княжем дворе для суда с наместником, но тут они вдруг были схвачены и заключены под стражу. Один псковский купец в то время ехал в Новгород, узнав дорогой об участи посадников, он бросил товар и поскакал назад известить своих сограждан. Страх и тоска овладели псковитянами, когда они поняли, что настал конец их вольности. Собралось вече и долго рассуждало о том, какие меры должно принять в таких обстоятельствах. Порешили, однако, что сопротивление силою бесполезно, и послали гонца к Василию, бить челом, чтобы он смиловался над своею отчиною. В ответ на это челобитье приехал дьяк Далматов и объявил гражданам от имени великого князя два требования: первое, чтобы веча вперед не было, и второе, чтобы во всех псковских городах были московские наместники. Сказав свою речь, дьяк сел на вечевой степени и дожидался ответа. Псковитяне так были поражены горем, что от слез едва могли говорить. Они попросили сроку на размышление до следующего утра, но весь остальной день и всю ночь провели только в слезах и с рыданием обнимали друг друга. На рассвете следующего дня в последний раз граждане собрались на вече, они объявили послу, что не хотят принимать на себя грех кровопролития и во всем покоряются государю своему великому князю. Тогда сняли вечевой колокол у соборной церкви Святой Троицы и Далматов повез его в Новгород к Василию.

Назад Дальше