— Черт, — прошептал Донни.
Послышался свист. Небо взорвалось. Сияющие грибы полопались и дождем пролились вниз.
Толпа одобрительно загудела.
В белом призрачном свете я посмотрел на друга. Он был растерян и обеспокоен.
Он всегда был на стороне Мэг. Так и сейчас.
— Что будешь делать? — спросил я.
Донни покачал головой.
— Он ей не поверит, — сказал он, — и ничего не будет делать. Копы много болтают, но ничего не делают.
Так нам однажды сказала Рут. Копы много болтают, но ничего не делают.
Он повторял это всю дорогу к нашему одеялу, словно догмат веры.
Почти как молитву.
Патрульная машина подъехала около восьми часов следующим вечером. Мистер Дженнингс поднялся по лестнице, постучал, и Рут открыла. Я глядел в окно и ждал. В моем животе что-то завертелось.
Мои родители пошли на день рождения в «Рыцарей Колумба» и оставили меня с Линдой Коттон — восемнадцатилетней веснушчатой и, на мой взгляд, симпатичной девушкой, хотя с Мэг она не шла ни в какое сравнение. За семьдесят пять центов в час она не слишком старалась — лишь бы было тихо, и я не мешал ей смотреть «Приключения Эллери Куинна».
У нас с Линдой было соглашение. Я не рассказываю, что к ней приходит ее парень, Стив, или что они всю ночь обжимаются на диване, а взамен могу делать что хочу, если к возвращению родителей буду в постели. Она понимала, что я уже слишком взрослый для няньки.
Так что я дождался, когда машина уедет, и вышел в заднюю дверь. Было без четверти девять.
Они сидели в гостиной и столовой. Все. Было тихо, все застыли, и я почувствовал, что так продолжалось уже долго.
Все уставились на Мэг. Даже Сьюзен.
У меня возникло некое неприятное чувство.
Позже, уже в шестидесятые, я осознал, что это такое. Я открыл письмо из Службы воинского учета, и прочитал карточку, гласившую, что теперь мой статус изменился на 1.
Ощущение накала.
Это значило, что игра теперь идет по-крупному.
Я стоял в дверях, пока Рут не обратила на меня внимание.
— Черт, — прошептал Донни.
Послышался свист. Небо взорвалось. Сияющие грибы полопались и дождем пролились вниз.
Толпа одобрительно загудела.
В белом призрачном свете я посмотрел на друга. Он был растерян и обеспокоен.
Он всегда был на стороне Мэг. Так и сейчас.
— Что будешь делать? — спросил я.
Донни покачал головой.
— Он ей не поверит, — сказал он, — и ничего не будет делать. Копы много болтают, но ничего не делают.
Так нам однажды сказала Рут. Копы много болтают, но ничего не делают.
Он повторял это всю дорогу к нашему одеялу, словно догмат веры.
Почти как молитву.
Патрульная машина подъехала около восьми часов следующим вечером. Мистер Дженнингс поднялся по лестнице, постучал, и Рут открыла. Я глядел в окно и ждал. В моем животе что-то завертелось.
Мои родители пошли на день рождения в «Рыцарей Колумба» и оставили меня с Линдой Коттон — восемнадцатилетней веснушчатой и, на мой взгляд, симпатичной девушкой, хотя с Мэг она не шла ни в какое сравнение. За семьдесят пять центов в час она не слишком старалась — лишь бы было тихо, и я не мешал ей смотреть «Приключения Эллери Куинна».
У нас с Линдой было соглашение. Я не рассказываю, что к ней приходит ее парень, Стив, или что они всю ночь обжимаются на диване, а взамен могу делать что хочу, если к возвращению родителей буду в постели. Она понимала, что я уже слишком взрослый для няньки.
Так что я дождался, когда машина уедет, и вышел в заднюю дверь. Было без четверти девять.
Они сидели в гостиной и столовой. Все. Было тихо, все застыли, и я почувствовал, что так продолжалось уже долго.
Все уставились на Мэг. Даже Сьюзен.
У меня возникло некое неприятное чувство.
Позже, уже в шестидесятые, я осознал, что это такое. Я открыл письмо из Службы воинского учета, и прочитал карточку, гласившую, что теперь мой статус изменился на 1.
Ощущение накала.
Это значило, что игра теперь идет по-крупному.
Я стоял в дверях, пока Рут не обратила на меня внимание.