Я повернулся уходить.
— Дэвид?
Я обернулся, и вдруг она оказалась рядом и потянулась ко мне. Закрыв глаза, она поцеловала меня, и я увидел в них слезы.
Ее разбитые губы обветрились и потрескались. Они были самым нежным, самым прекрасным из всего, что когда-либо касалось меня, чего когда-либо касался я.
Я почувствовал, что и у меня побежали слезы.
— Боже! Прости, Мэг. Прости.
Я едва смог это произнести. Я мог лишь стоять, качая головой. И просить прощения.
— Дэвид, — сказала она. — Дэвид. Спасибо. В счет идет только последний поступок.
Я посмотрел на нее. Я словно бы упивался ею, каким-то образом становился ею.
Я протер глаза, протер лицо.
Кивнул и собрался уходить.
Тут мне в голову пришла одна мысль.
— Подожди, — сказал я.
Я вышел из убежища и пошарил лучом фонарика по стене. Нашел. Снял со стены монтировку и отдал ей.
— Пригодится, — сказал я.
Она кивнула.
— Удачи, Мэг, — тихо произнес я и закрыл дверь.
И снова я очутился в ней, в этой раздражающей тишине спящего дома, медленно поднимаясь наверх, к двери, отмеряя каждый шаг, чтобы тот не был громче скрипа кроватей и шелеста ветвей.
И вот я уже за дверью.
Я бросился к дорожке, срезал через свой двор и помчался в лес. Луна светила ярко, однако я знал дорогу и без луны. Послышалось журчание реки.
У Скалы я собрал камней и осторожно спустился с берега. Водная гладь мерцала в лунном свете, разбиваясь о камни. Я залез на Скалу, достал деньги, сложил их и накрыл маленькой аккуратной пирамидкой из камней.
На берегу я оглянулся.
Я повернулся уходить.
— Дэвид?
Я обернулся, и вдруг она оказалась рядом и потянулась ко мне. Закрыв глаза, она поцеловала меня, и я увидел в них слезы.
Ее разбитые губы обветрились и потрескались. Они были самым нежным, самым прекрасным из всего, что когда-либо касалось меня, чего когда-либо касался я.
Я почувствовал, что и у меня побежали слезы.
— Боже! Прости, Мэг. Прости.
Я едва смог это произнести. Я мог лишь стоять, качая головой. И просить прощения.
— Дэвид, — сказала она. — Дэвид. Спасибо. В счет идет только последний поступок.
Я посмотрел на нее. Я словно бы упивался ею, каким-то образом становился ею.
Я протер глаза, протер лицо.
Кивнул и собрался уходить.
Тут мне в голову пришла одна мысль.
— Подожди, — сказал я.
Я вышел из убежища и пошарил лучом фонарика по стене. Нашел. Снял со стены монтировку и отдал ей.
— Пригодится, — сказал я.
Она кивнула.
— Удачи, Мэг, — тихо произнес я и закрыл дверь.
И снова я очутился в ней, в этой раздражающей тишине спящего дома, медленно поднимаясь наверх, к двери, отмеряя каждый шаг, чтобы тот не был громче скрипа кроватей и шелеста ветвей.
И вот я уже за дверью.
Я бросился к дорожке, срезал через свой двор и помчался в лес. Луна светила ярко, однако я знал дорогу и без луны. Послышалось журчание реки.
У Скалы я собрал камней и осторожно спустился с берега. Водная гладь мерцала в лунном свете, разбиваясь о камни. Я залез на Скалу, достал деньги, сложил их и накрыл маленькой аккуратной пирамидкой из камней.
На берегу я оглянулся.