Был только один способ узнать это.
Я забрался на Скалу и собрал пятерки и доллары в карман.
Сделал глубокий вдох.
И пошел вперед.
Уилли встретил меня в дверях, и было ясно: даже если они что-то заподозрили, у Уилли в голове были дела поважней.
— Заходи, — сказал он.
Он выглядел уставшим, выжатым, как лимон, но в то же время возбужденным. Это сочетание делало его безобразнее, чем когда-либо. Он не умывался, а изо рта несло так, что даже для него чересчур.
— Закрой двери за собой.
Я подчинился.
Мы спустились в подвал.
Там опять сидела в своем складном кресле Рут. Рупор, Эдди и Дениз расположились на столе, словно куры на насесте. Сьюзен сидела рядом с Рут и бессильно плакала.
Все они сидели тихо, в то время как на холодном влажном полу Донни лежал на Мэг, со спущенными до колен штанами, и, постанывая, насиловал ее. Ее руки и ноги были привязаны к опорам.
Видимо, Рут раз и навсегда передумала насчет прикосновений.
Мне стало плохо.
Я повернулся, собираясь уйти.
— Не-а, — сказал Уилли. — Оставайся.
Кухонный нож и его взгляд говорили, что стоит послушаться. Я остался.
Стоял такая тишина, что слышно было, как жужжит парочка мух.
Это походило на дурной болезненный сон. Так что я занялся тем, чем обычно занимаются во сне: пассивно наблюдал за происходящим.
Донни почти полностью накрыл ее. Мне видна была лишь нижняя часть ее тела — ноги, бедра. Только со вчерашнего дня на них появились новые синяки, и еще больше грязи. Ступни были черные.
Я почти ощущал его массу на себе, давящую, колотящую ее о твердый пол. Кляп остался на месте, а вот повязку с глаз сняли. За кляпом я слышал ее боль и беспомощное негодование.
Он издал стон, внезапно выгнулся дугой и сжал обожженную грудь, после чего скатился с нее.
Был только один способ узнать это.
Я забрался на Скалу и собрал пятерки и доллары в карман.
Сделал глубокий вдох.
И пошел вперед.
Уилли встретил меня в дверях, и было ясно: даже если они что-то заподозрили, у Уилли в голове были дела поважней.
— Заходи, — сказал он.
Он выглядел уставшим, выжатым, как лимон, но в то же время возбужденным. Это сочетание делало его безобразнее, чем когда-либо. Он не умывался, а изо рта несло так, что даже для него чересчур.
— Закрой двери за собой.
Я подчинился.
Мы спустились в подвал.
Там опять сидела в своем складном кресле Рут. Рупор, Эдди и Дениз расположились на столе, словно куры на насесте. Сьюзен сидела рядом с Рут и бессильно плакала.
Все они сидели тихо, в то время как на холодном влажном полу Донни лежал на Мэг, со спущенными до колен штанами, и, постанывая, насиловал ее. Ее руки и ноги были привязаны к опорам.
Видимо, Рут раз и навсегда передумала насчет прикосновений.
Мне стало плохо.
Я повернулся, собираясь уйти.
— Не-а, — сказал Уилли. — Оставайся.
Кухонный нож и его взгляд говорили, что стоит послушаться. Я остался.
Стоял такая тишина, что слышно было, как жужжит парочка мух.
Это походило на дурной болезненный сон. Так что я занялся тем, чем обычно занимаются во сне: пассивно наблюдал за происходящим.
Донни почти полностью накрыл ее. Мне видна была лишь нижняя часть ее тела — ноги, бедра. Только со вчерашнего дня на них появились новые синяки, и еще больше грязи. Ступни были черные.
Я почти ощущал его массу на себе, давящую, колотящую ее о твердый пол. Кляп остался на месте, а вот повязку с глаз сняли. За кляпом я слышал ее боль и беспомощное негодование.
Он издал стон, внезапно выгнулся дугой и сжал обожженную грудь, после чего скатился с нее.