По рядам дружин перекатывалась молва о подвиге царя, и они с возбужденными криками «ваша! ваша!» теснились к стоянке. Уже на темнеющих отлогах вспыхнули костры, терпкий аромат щекотал ноздри, и горное эхо подхватывало боевые песни.
Царь, прислушиваясь к ликованию, бросил на князей торжествующий взгляд и мысленно решил: «У этого молодца ума больше, чем у всех князей…»
– Да, да… Мне сразу понравился твой рост, но я еще не успел узнать, откуда и кто ты?
– Я – Георгий Саакадзе, твой азнаур. Князь Баака Херхеулидзе зачислил меня в метехскую дружину, позволь службой оправдать доверие начальника.
«Так вот кто подсунул молодца, – думали князья, – тогда понятно, почему хитрый царь поручил не нам выполнение тайного плана».
– Царь, этот самый разбойник взбунтовал против Магаладзе народ Носте, – яростно прокричал Тамаз, – а на поле брани выхватил голову паши, над которой замахнулась моя сабля!
Царь едва скрывал удовольствие. Тысяча возможностей: герой, не имеющий княжеского звания, будет, как собака, верен царю. Да, да, вот давно желанное оружие против князей.
– Да, да, понятное возмущение, князь, но голова паши сделала Саакадзе вновь богатым азнауром, и ты в честном поединке можешь отомстить за нанесенное оскорбление.
Кровь ударила в голову Тамаза, но он сжал губы, и только в руке хрустнул эфес меча.
– Азнаур Саакадзе, – продолжал царь, будто не замечая гнева Тамаза, – жалую тебе Носте. Земля, взрастившая героя, должна принадлежать герою. Пусть такая храбрость будет примером другим, а щедрость Багратидов никогда не оскудеет. Не стоит обижаться, если у другого немного больше ума. По совету князя Херхеулидзе оставляю азнаура в своей свите.
– Царь, – произнес Нугзар, – с древних сражений установлено: убитого ждет слава, а обезглавленного – позор. Благодаря Саакадзе мой Зураб остался с головой.
Нугзар снял с себя золотое оружие.
– Молодой азнаур, прими в знак вечной дружбы шашку, я завоевал ею Арагвское княжество. Рассчитывай на Эристави. Всем известно слово Нугзара.
Нугзар надел на Георгия оружие и крепко поцеловал обветренные губы.
– Царь, – продолжал Эристави, – еще для одного азнаура, Дато Кавтарадзе, прошу милости. – Нугзар вытолкал вперед Дато.
Царь украдкой взглянул на Магаладзе.
– Да, да… и ты, азнаур, зачисляешься в мою свиту. С рассветом отвезешь царице радостную весть о победе. А ты, Саакадзе, не имеешь ли просьбы?
– Царь, я осыпан милостями, но… позволь доложить: турки в беспорядке бегут, много фесок можно оставить без голов…
Георгий X, не скрывая восхищения, смотрел на Саакадзе, но князья, смущенные своей недогадливостью, шумно запротестовали:
– Турки побеждены, незачем терять время и людей на бесполезную погоню.
Больше всех протестовал Баграт. Он понял: триалетской победой Георгий X упрочил свой трон, и единственное средство ослабить этот успех – препятствовать новым удачам.
Георгий X, опасавшийся Баграта, всегда поступал наперекор его советам, но без согласия князей продолжать войну невозможно, и он поспешил обратиться к Эристави.
По рядам дружин перекатывалась молва о подвиге царя, и они с возбужденными криками «ваша! ваша!» теснились к стоянке. Уже на темнеющих отлогах вспыхнули костры, терпкий аромат щекотал ноздри, и горное эхо подхватывало боевые песни.
Царь, прислушиваясь к ликованию, бросил на князей торжествующий взгляд и мысленно решил: «У этого молодца ума больше, чем у всех князей…»
– Да, да… Мне сразу понравился твой рост, но я еще не успел узнать, откуда и кто ты?
– Я – Георгий Саакадзе, твой азнаур. Князь Баака Херхеулидзе зачислил меня в метехскую дружину, позволь службой оправдать доверие начальника.
«Так вот кто подсунул молодца, – думали князья, – тогда понятно, почему хитрый царь поручил не нам выполнение тайного плана».
– Царь, этот самый разбойник взбунтовал против Магаладзе народ Носте, – яростно прокричал Тамаз, – а на поле брани выхватил голову паши, над которой замахнулась моя сабля!
Царь едва скрывал удовольствие. Тысяча возможностей: герой, не имеющий княжеского звания, будет, как собака, верен царю. Да, да, вот давно желанное оружие против князей.
– Да, да, понятное возмущение, князь, но голова паши сделала Саакадзе вновь богатым азнауром, и ты в честном поединке можешь отомстить за нанесенное оскорбление.
Кровь ударила в голову Тамаза, но он сжал губы, и только в руке хрустнул эфес меча.
– Азнаур Саакадзе, – продолжал царь, будто не замечая гнева Тамаза, – жалую тебе Носте. Земля, взрастившая героя, должна принадлежать герою. Пусть такая храбрость будет примером другим, а щедрость Багратидов никогда не оскудеет. Не стоит обижаться, если у другого немного больше ума. По совету князя Херхеулидзе оставляю азнаура в своей свите.
– Царь, – произнес Нугзар, – с древних сражений установлено: убитого ждет слава, а обезглавленного – позор. Благодаря Саакадзе мой Зураб остался с головой.
Нугзар снял с себя золотое оружие.
– Молодой азнаур, прими в знак вечной дружбы шашку, я завоевал ею Арагвское княжество. Рассчитывай на Эристави. Всем известно слово Нугзара.
Нугзар надел на Георгия оружие и крепко поцеловал обветренные губы.
– Царь, – продолжал Эристави, – еще для одного азнаура, Дато Кавтарадзе, прошу милости. – Нугзар вытолкал вперед Дато.
Царь украдкой взглянул на Магаладзе.
– Да, да… и ты, азнаур, зачисляешься в мою свиту. С рассветом отвезешь царице радостную весть о победе. А ты, Саакадзе, не имеешь ли просьбы?
– Царь, я осыпан милостями, но… позволь доложить: турки в беспорядке бегут, много фесок можно оставить без голов…
Георгий X, не скрывая восхищения, смотрел на Саакадзе, но князья, смущенные своей недогадливостью, шумно запротестовали:
– Турки побеждены, незачем терять время и людей на бесполезную погоню.
Больше всех протестовал Баграт. Он понял: триалетской победой Георгий X упрочил свой трон, и единственное средство ослабить этот успех – препятствовать новым удачам.
Георгий X, опасавшийся Баграта, всегда поступал наперекор его советам, но без согласия князей продолжать войну невозможно, и он поспешил обратиться к Эристави.