Прежде чем закрыть за собой дверь номера 617, коридорный искоса взглянул на меня и, мерзко улыбаясь, спросил:
— Чем могу еще служить вам, сэр? У нас в городе есть кое-что занимательное…
— Алкогольное или сексуальное?
— И то, и другое. Что вам угодно?
— Мне угодно немного спокойствия. Я обрету его без вас?
— В таком случае извините, сэр.
Дверь за ним захлопнулась.
Я разделся до пояса, умылся, побрился и переменил сорочку. Подсчитав свои капиталы, обнаружил, что из сотни долларов, полученной мною при демобилизации в качестве выходного пособия, осталось шестьдесят три с мелочью.
Было двадцать минут восьмого.
По черному ходу я спустился в радиостудию на третьем этаже. Она находилась в том же помещении, что и десять лет назад, но глухая стенка между передней и комнатой дикторов была заменена зеркальным стеклом, за которым тщедушный человек во фраке что-то говорил в микрофон. Я даже не сразу сообразил, что сильный, глубокий голос из громкоговорителя в передней принадлежал ему.
— О ты, преисполненный благоговения верующий! — шевелились губы человечка за стеклом. — О ты, благочестивый и молящийся! Ты стоишь сейчас на перепутье своей судьбы, и я верю: у тебя достаточно духовной силы, чтобы понять этот тревожный факт. Но ты не бойся стрел ужасного несчастья. Я помогу тебе, исходя из познания своей силы и на основании силы своего познания…
Полнеющий молодой человек сидел за столом в углу комнаты.
— Тут есть какое-нибудь начальство? — спросил я у него. Или этот старый джентльмен выступает самовольно?
— Я директор программы, — ответил он, вставая и поправляя складки своих тщательно отутюженных брюк. Вид у него был такой, словно он недавно сошел с витрины магазина мужской одежды и явился сюда, предварительно посетив парикмахерскую.
— В таком случае, может быть, вы скажете, кто руководит этой радиостанцией?
— Я уже сказал, что директор программы я, — раздраженно ответил он.
— Но кто-то же платит вам жалованье, которое, я не сомневаюсь, не так уж ничтожно?
— Кто вы такой? Мне не нравится тон, которым вы разговариваете.
— Я исключен за неуспеваемость из пансиона для благородных мальчиков… Извините, что так грубо задал вам столь деликатный вопрос.
— Станция принадлежит миссис Вэзер.
— Но миссис Вэзер умерла пять лет назад! — громко сказал я.
— Не кричите. У нас не очень хорошая звукоизоляция. Вы, очевидно, говорите о ком-то другом. Я только сегодня виделся с миссис Вэзер и могу сообщить, что она выглядит совершенно здоровой.
Прежде чем закрыть за собой дверь номера 617, коридорный искоса взглянул на меня и, мерзко улыбаясь, спросил:
— Чем могу еще служить вам, сэр? У нас в городе есть кое-что занимательное…
— Алкогольное или сексуальное?
— И то, и другое. Что вам угодно?
— Мне угодно немного спокойствия. Я обрету его без вас?
— В таком случае извините, сэр.
Дверь за ним захлопнулась.
Я разделся до пояса, умылся, побрился и переменил сорочку. Подсчитав свои капиталы, обнаружил, что из сотни долларов, полученной мною при демобилизации в качестве выходного пособия, осталось шестьдесят три с мелочью.
Было двадцать минут восьмого.
По черному ходу я спустился в радиостудию на третьем этаже. Она находилась в том же помещении, что и десять лет назад, но глухая стенка между передней и комнатой дикторов была заменена зеркальным стеклом, за которым тщедушный человек во фраке что-то говорил в микрофон. Я даже не сразу сообразил, что сильный, глубокий голос из громкоговорителя в передней принадлежал ему.
— О ты, преисполненный благоговения верующий! — шевелились губы человечка за стеклом. — О ты, благочестивый и молящийся! Ты стоишь сейчас на перепутье своей судьбы, и я верю: у тебя достаточно духовной силы, чтобы понять этот тревожный факт. Но ты не бойся стрел ужасного несчастья. Я помогу тебе, исходя из познания своей силы и на основании силы своего познания…
Полнеющий молодой человек сидел за столом в углу комнаты.
— Тут есть какое-нибудь начальство? — спросил я у него. Или этот старый джентльмен выступает самовольно?
— Я директор программы, — ответил он, вставая и поправляя складки своих тщательно отутюженных брюк. Вид у него был такой, словно он недавно сошел с витрины магазина мужской одежды и явился сюда, предварительно посетив парикмахерскую.
— В таком случае, может быть, вы скажете, кто руководит этой радиостанцией?
— Я уже сказал, что директор программы я, — раздраженно ответил он.
— Но кто-то же платит вам жалованье, которое, я не сомневаюсь, не так уж ничтожно?
— Кто вы такой? Мне не нравится тон, которым вы разговариваете.
— Я исключен за неуспеваемость из пансиона для благородных мальчиков… Извините, что так грубо задал вам столь деликатный вопрос.
— Станция принадлежит миссис Вэзер.
— Но миссис Вэзер умерла пять лет назад! — громко сказал я.
— Не кричите. У нас не очень хорошая звукоизоляция. Вы, очевидно, говорите о ком-то другом. Я только сегодня виделся с миссис Вэзер и могу сообщить, что она выглядит совершенно здоровой.