Девушка завела новую песню, куда мрачнее предыдущей. Кровь из чашки она частью разбрызгала над распростёртыми телами, а частью пролила в зияющие провалы мёртвых ртов.
Я, конечно, слышал о всяких затейливых похоронных ритуалах, но этот вызвал у меня подлинную оторопь. До сего момента я ни разу не видел, чтобы кто-то мог заставить покойников действительно подняться.
Те, кого не держали сломанные ноги, ползли на коленях. В этот момент я понял, что не забуду этого зрелища никогда в жизни — сколько бы той жизни мне здесь не осталось.
Ирга шагнула к пленнику. Верёвки она распорола как гнилую бечёвку, и тем же ножом вырезала затейливый символ на лбу бессознательного тела. Едва она убрала нож, раненый пленник открыл глаза. Над пустошами раскатился наполненный ужасом крик. Ничего человеческого в нём уже не оставалось.
Проклятый ей пленник встал и судорожными рывками двинулся в ту же могилу, что и мёртвая семья минутой раньше. Он что-то кричал, умоляюще смотрел на меня и тут же принимался бессвязно ругаться, но шёл.
Вниз его буквально сдёрнули. Сразу несколько рук вцепились поистине мёртвой хваткой и потянули беспомощную жертву к себе.
Крики замолкли не сразу. Хруст и чавканье продолжались ещё дольше. Ирга всё это время стояла над могилой — и монотонно продолжала ту же песню. Я и понятия не имел, что можно столько времени тянуть настолько заунывные ноты — и ни разу не сбиться и не прерваться.
Не хотелось даже задумываться над тем, что будет, если она вдруг допустит какую-то ошибку. Но всё же, целую вечность спустя, закончилось и это.
Вокруг нас расстилалась полная тишина. Ни звука. В этой тишине голос Ирги прозвучал особенно громко, как и положено требованию или приказу. Требованию из тех, что вправе отдавать лишь сильный.
Ей не пришлось долго ждать ответа
Тихий голос прошелестел в ответ прямо из разрытой могилы. Нечеловеческий и пугающий, будто сама земля говорила с ней. Не просто говорил — предупреждала, устало и безнадёжно.
Ирга повторила своё требование, и её неведомая собеседница полностью капитулировала.
Земля вокруг словно вздохнула. Могила пришла в движение. Рыхлый грунт сам по себе закрыл растерзанные останки убийцы и его жертв.
Ирга шагнула ко мне и взяла меня за плечи. Я взглянул ей в глаза — и понял, что теряю сознание. Фиолетовые зрачки превратились в два омута, и меня стремительно затягивало прямиком в них. В какой-то момент я понял, что никакого меня больше нет.
Есть лишь…
Некогда мой отец в одиночку прикончил троих конокрадов. Ему для этого хватило ножа и дубинки. Мне от этого подвига досталось только имя. Как и полагалось хану, он хотел наследника — и поклялся отдать ему свой первый воинский подвиг ещё в те дни, когда и Мать-Земля не могла сказать, кто родится у его старшей жены.
Родилась я. Клятву отцу пришлось выполнить. В благодарность за это Мать-Земля отметила меня Даром, а отцу не пришлось ждать наследников слишком долго. Жёны принесли ему сразу нескольких здоровых сыновей. Дочерей же очень скоро могло и поубавиться.
На одну.
Наёмники застали нас врасплох. Полукровка, разумеется, но достаточно сильный, чтобы отвести глаза сторожам. Когда на границе лагеря упали первые лошади, стало уже слишком поздно. Без перекладных наше бегство продлилось ровно день. Всё тот же полукровка вёл преследователей за нами.
Наши лошади пали к вечеру. Мы почти добрались к Уху Матери, но почти — не считается. До приметной вершины оставалось мили три. Для нас — всё равно, что триста.
— У тебя нет выбора, — крикнул Горт Семь Лошадей, когда всадники показались у нас за спиной. — Обратись к Матери!
— Здесь? — большая часть силы уходила на то, чтобы люди могли бежать наравне со мной. — Я не смогу!
Девушка завела новую песню, куда мрачнее предыдущей. Кровь из чашки она частью разбрызгала над распростёртыми телами, а частью пролила в зияющие провалы мёртвых ртов.
Я, конечно, слышал о всяких затейливых похоронных ритуалах, но этот вызвал у меня подлинную оторопь. До сего момента я ни разу не видел, чтобы кто-то мог заставить покойников действительно подняться.
Те, кого не держали сломанные ноги, ползли на коленях. В этот момент я понял, что не забуду этого зрелища никогда в жизни — сколько бы той жизни мне здесь не осталось.
Ирга шагнула к пленнику. Верёвки она распорола как гнилую бечёвку, и тем же ножом вырезала затейливый символ на лбу бессознательного тела. Едва она убрала нож, раненый пленник открыл глаза. Над пустошами раскатился наполненный ужасом крик. Ничего человеческого в нём уже не оставалось.
Проклятый ей пленник встал и судорожными рывками двинулся в ту же могилу, что и мёртвая семья минутой раньше. Он что-то кричал, умоляюще смотрел на меня и тут же принимался бессвязно ругаться, но шёл.
Вниз его буквально сдёрнули. Сразу несколько рук вцепились поистине мёртвой хваткой и потянули беспомощную жертву к себе.
Крики замолкли не сразу. Хруст и чавканье продолжались ещё дольше. Ирга всё это время стояла над могилой — и монотонно продолжала ту же песню. Я и понятия не имел, что можно столько времени тянуть настолько заунывные ноты — и ни разу не сбиться и не прерваться.
Не хотелось даже задумываться над тем, что будет, если она вдруг допустит какую-то ошибку. Но всё же, целую вечность спустя, закончилось и это.
Вокруг нас расстилалась полная тишина. Ни звука. В этой тишине голос Ирги прозвучал особенно громко, как и положено требованию или приказу. Требованию из тех, что вправе отдавать лишь сильный.
Ей не пришлось долго ждать ответа
Тихий голос прошелестел в ответ прямо из разрытой могилы. Нечеловеческий и пугающий, будто сама земля говорила с ней. Не просто говорил — предупреждала, устало и безнадёжно.
Ирга повторила своё требование, и её неведомая собеседница полностью капитулировала.
Земля вокруг словно вздохнула. Могила пришла в движение. Рыхлый грунт сам по себе закрыл растерзанные останки убийцы и его жертв.
Ирга шагнула ко мне и взяла меня за плечи. Я взглянул ей в глаза — и понял, что теряю сознание. Фиолетовые зрачки превратились в два омута, и меня стремительно затягивало прямиком в них. В какой-то момент я понял, что никакого меня больше нет.
Есть лишь…
Некогда мой отец в одиночку прикончил троих конокрадов. Ему для этого хватило ножа и дубинки. Мне от этого подвига досталось только имя. Как и полагалось хану, он хотел наследника — и поклялся отдать ему свой первый воинский подвиг ещё в те дни, когда и Мать-Земля не могла сказать, кто родится у его старшей жены.
Родилась я. Клятву отцу пришлось выполнить. В благодарность за это Мать-Земля отметила меня Даром, а отцу не пришлось ждать наследников слишком долго. Жёны принесли ему сразу нескольких здоровых сыновей. Дочерей же очень скоро могло и поубавиться.
На одну.
Наёмники застали нас врасплох. Полукровка, разумеется, но достаточно сильный, чтобы отвести глаза сторожам. Когда на границе лагеря упали первые лошади, стало уже слишком поздно. Без перекладных наше бегство продлилось ровно день. Всё тот же полукровка вёл преследователей за нами.
Наши лошади пали к вечеру. Мы почти добрались к Уху Матери, но почти — не считается. До приметной вершины оставалось мили три. Для нас — всё равно, что триста.
— У тебя нет выбора, — крикнул Горт Семь Лошадей, когда всадники показались у нас за спиной. — Обратись к Матери!
— Здесь? — большая часть силы уходила на то, чтобы люди могли бежать наравне со мной. — Я не смогу!