– В постельном вопросе... Утверждал, что койки недостаточно просторны.
Диана шаловливо покосилась, поддела вилкой ломтик маринованной рыбы. Опять рыба – Господи, помилуй!
– Мэтт...
– Ага.
– Я чувствую внутренний подъем...
– Поздравляю. Весьма оригинальное замечание. Своеобычное, осмелюсь доложить.
– И угадаешь. Чувствую себя совершенно бесшабашной. Разнузданной. Смелой. По внешности заметно?
– Отнюдь нет, – любезно уверил я. – Выглядишь весьма благопристойной и цивилизованной особой. – Выждал мгновение и продолжил: – Уверена, что Эльфенбейны тебя не признают? Будем надеяться. Ибо, если сам не ошибаюсь, вот они. Грядут во множестве. Сиречь, в двойственном числе.
– Не отнимай-ка солонки, дорогой, – попросила Диана. – Другим тоже присуще питаться крутыми яйцами... Погляди на пейзаж! Разве не прелесть? Настоящий север...
Великолепно было устроено. Особо великолепен оказался непринужденный поворот головы, избавивший мою спутницу/напарницу/любовницу от ужасной необходимости являть окаянным Слоун-Бивенсам нежный профиль.
Упомянутая пара шествовала мимо. Грета Эльфенбейн для разнообразия натянула бело-красные клетчатые панталоны, что было несомненным упущением, если вспомнить о ее точеных ногах. Адольф-отец красовался в темно-синем деловом костюме и вытавлял напоказ темно-синий, аккуратнейшим образом завязанный галстук.
При дневном свете, по ближайшем рассмотрении, старик показался бы наиобычнейшим, безобиднейшим, неспособным обидеть мухи джентльменом, шагнувшим за рубеж пятидесяти лет. Ему требовались только стоячий накрахмаленный воротник и молитвенник, дабы сойти за мирного приходского священника, а не хищного ублюдка, содержавшего под началом паскудную шайку злопаскудных особей, приверженных тихому дамоубийству и подпольному кознодейству.
Эльфенбейны проследовали мимо, не повернув ни единой головы.
– Так точно. Адольф Эльфенбейн собственной персоной, – тихо произнесла Диана. – По крайности, соответствует описанию. И он сам, и отродье.
– Как тебя вообще втянули в эту историю, а?
– Не спрашивай: не услышишь нахальной лжи.
– Видишь ли, – пояснил я, – рано или поздно жизнь моя будет зависеть от надлежащей либо ненадлежащей реакции, тобою обнаруженной. И, само собою разумеется, я не прочь выяснить, с какой умалишенной мерзавкой связался в течение безумного дела, навязанного помраченным начальником. Справедливо?
Диана засмеялась.
– Хочешь верь, хочешь не верь, но причиной всему оказался нефтяной кризис.
– Поскольку предоставляешь выбор, выбираю. Не верю. Кризис, видишь ли, отменное неудобство – был, есть и останется таковым. Однако, нехватка бензина еще никого не заставляла ввязываться в дурацкую, насквозь нечестную международную авантюру, дабы награбить горючего для всех жаждущих кадиллаков и алчущих фордов. Уж во всяком разе, Хэнка Приста не заставила бы. Старые флотские служаки сплошь и рядом раздуваются от патриотизма, но не до подобной же степени...
– Если говорить откровенно. Шкипер мстит. Расплачивается за гибель жены. Ты не знал?
Нахмурившись, я отозвался:
– В постельном вопросе... Утверждал, что койки недостаточно просторны.
Диана шаловливо покосилась, поддела вилкой ломтик маринованной рыбы. Опять рыба – Господи, помилуй!
– Мэтт...
– Ага.
– Я чувствую внутренний подъем...
– Поздравляю. Весьма оригинальное замечание. Своеобычное, осмелюсь доложить.
– И угадаешь. Чувствую себя совершенно бесшабашной. Разнузданной. Смелой. По внешности заметно?
– Отнюдь нет, – любезно уверил я. – Выглядишь весьма благопристойной и цивилизованной особой. – Выждал мгновение и продолжил: – Уверена, что Эльфенбейны тебя не признают? Будем надеяться. Ибо, если сам не ошибаюсь, вот они. Грядут во множестве. Сиречь, в двойственном числе.
– Не отнимай-ка солонки, дорогой, – попросила Диана. – Другим тоже присуще питаться крутыми яйцами... Погляди на пейзаж! Разве не прелесть? Настоящий север...
Великолепно было устроено. Особо великолепен оказался непринужденный поворот головы, избавивший мою спутницу/напарницу/любовницу от ужасной необходимости являть окаянным Слоун-Бивенсам нежный профиль.
Упомянутая пара шествовала мимо. Грета Эльфенбейн для разнообразия натянула бело-красные клетчатые панталоны, что было несомненным упущением, если вспомнить о ее точеных ногах. Адольф-отец красовался в темно-синем деловом костюме и вытавлял напоказ темно-синий, аккуратнейшим образом завязанный галстук.
При дневном свете, по ближайшем рассмотрении, старик показался бы наиобычнейшим, безобиднейшим, неспособным обидеть мухи джентльменом, шагнувшим за рубеж пятидесяти лет. Ему требовались только стоячий накрахмаленный воротник и молитвенник, дабы сойти за мирного приходского священника, а не хищного ублюдка, содержавшего под началом паскудную шайку злопаскудных особей, приверженных тихому дамоубийству и подпольному кознодейству.
Эльфенбейны проследовали мимо, не повернув ни единой головы.
– Так точно. Адольф Эльфенбейн собственной персоной, – тихо произнесла Диана. – По крайности, соответствует описанию. И он сам, и отродье.
– Как тебя вообще втянули в эту историю, а?
– Не спрашивай: не услышишь нахальной лжи.
– Видишь ли, – пояснил я, – рано или поздно жизнь моя будет зависеть от надлежащей либо ненадлежащей реакции, тобою обнаруженной. И, само собою разумеется, я не прочь выяснить, с какой умалишенной мерзавкой связался в течение безумного дела, навязанного помраченным начальником. Справедливо?
Диана засмеялась.
– Хочешь верь, хочешь не верь, но причиной всему оказался нефтяной кризис.
– Поскольку предоставляешь выбор, выбираю. Не верю. Кризис, видишь ли, отменное неудобство – был, есть и останется таковым. Однако, нехватка бензина еще никого не заставляла ввязываться в дурацкую, насквозь нечестную международную авантюру, дабы награбить горючего для всех жаждущих кадиллаков и алчущих фордов. Уж во всяком разе, Хэнка Приста не заставила бы. Старые флотские служаки сплошь и рядом раздуваются от патриотизма, но не до подобной же степени...
– Если говорить откровенно. Шкипер мстит. Расплачивается за гибель жены. Ты не знал?
Нахмурившись, я отозвался: