В своих воспоминаниях Кастро говорит о родителях сдержанно, но близкие родственники рассказывали, что он всю жизнь горько переживал факт своей незаконнорожденности. Для матери у него ещё находились добрые слова, а вот отец совсем уж не вписывался в биографию борца за свободу: сражался на стороне угнетателей-испанцев в войне за независимость, сделался богатым землевладельцем, то есть эксплуататором, жил за счёт труда чёрных полурабов.
В доме всегда царил беспорядок, уборкой пренебрегали. Если появлялся гость, стул для него приходилось очищать от барахла или сгонять курицу, собравшуюся снести яйцо. Обедали наспех, стоя у стола, и привычка есть стоя сохранилась у Фиделя и во взрослые годы. Характер у отца был вспыльчивый, оплеухи и ремень считались нормальными средствами воспитания.
Ему было шесть лет, когда его отправили в Сантьяго-де-Куба, где он, вместе со старшей сестрой, должен был жить на пансионе у знакомой школьной учительницы. Видимо, родители надеялись, что в доме, где читают книги, играют на рояле и говорят по-французски, их дети смогут усвоить начатки культуры. Увы, их надежды не оправдались. Фидель бунтовал против правил французского этикета, грубил, развлекал себя всевозможными каверзами. Ему, например, нравилось стрелять камнями из рогатки по жестяной крыше дома, производя переполох среди обитателей. Поверить, что отнимать сласти у маленьких и клянчить деньги у взрослых нехорошо, он тоже отказывался.
Здесь же ему пришлось впервые столкнуться если не с голодом, то с постоянным недоеданием. Он привык, что в латифундии отца, поместье Биран, детей всё время заставляли есть. Учительница же получала по сорок пезо в месяц за своих малолетних постояльцев, но тратила их беззаботно, даже путешествовала в Америку. Фидель вспоминал впоследствии, как в конце обеда он вилкой соскребал с тарелки последние зёрнышки риса.
За два года в доме учительницы Фидель выучился читать, писать и считать. Он уверял, что овладел этими премудростями сам, без всякой посторонней помощи. Его родители сами никогда не ходили в школу, поэтому не могли оценить качество образования, получаемого их сыном. Зато они ясно увидели, как исхудал мальчик, и решили перевести его в школу-интернат, Колледж Де Ла Саль, руководимый иезуитами. К тому моменту орден иезуитов был запрещён в Испании, и многие члены его нашли убежище на Кубе. Для зачисления в колледж требовалась справка о крещении, каковое и было осуществлено в соборе Сантьяго в январе 1935 года.
В колледже Фиделю понравилось. Там постоянно устраивались спортивные состязания, поездки на берег океана, прогулки по окрестностям. Особенно он увлёкся восхождениями на горные вершины. «Каждая гора будто бросала мне вызов, — вспоминает он. — Я кидался вскарабкаться на неё и так увлекался, что порой автобусу приходилось ждать меня несколько часов».
Здесь же ему открылся бескрайний новый мир — книги, чтение стали его страстью на многие годы. Довольно рано ему в руки попал иллюстрированный альбом про Наполеона, и знаменитый полководец стал его кумиром на всю жизнь. «Я знал все главные эпизоды его жизни и восхищался им. Позднее я так же восхищался Александром Македонским и Ганнибалом и другими знаменитыми деятелями, о которых всегда пишут учебники истории начальных школ… Тогда мне хотелось, чтобы Ганнибал захватил Рим… Может быть, потому, что он так смело пересёк Альпы со своими слонами… Мне также нравились спартанцы, которые так смело защищали Фермопилы, имея всего триста воинов».
Изучение Библии шло на уроках, называемых «Священная история», но и здесь Фиделя в первую очередь занимали сражения и схватки. «Пересечение Красного моря, боевые трубы израильтян, перед которыми рушатся стены Иерихона, невероятная сила Самсона, который обрушил храм голыми руками… поклонение золотому тельцу… Впоследствии, объясняя политику социализма, я использовал эту легенду как метафору, сказав, что мы не поклоняемся золотому тельцу…».
Летние и зимние каникулы Фидель проводил в отцовском имении. Кроме полей сахарного тростника, там были различные посадки фруктовых деревьев — папайя, кокосы, апельсины. «Помню три больших пчельника, с десятками ульев, которые давали мёд в изобилии. До сих пор, закрывая глаза, могу бродить среди этих деревьев… Я очищал апельсины своими руками и ел их, ел — думаю, никто в жизни не съел столько апельсинов, сколько я».
Когда в 1936 году началась гражданская война в Испании, все учителя в школе сделались сторонниками Франко. Но обитателей Бирана и окрестных крестьян политические страсти раскололи надвое. Неграмотный повар был горячим сторонником республиканцев, и он упросил Фиделя читать ему все газеты и журналы, попадавшие в дом. Возможно, восторги этого благодарного слушателя по поводу побед защитников Мадрида и его горе по поводу их поражений заронили в душу будущего революционера первые зёрна политических пристрастий.
В какой-то момент братья Рамон и Рауль тоже оказались в колледже Ла Саль. Рауль был младше Фиделя на четыре года и сильно отличался внешностью и характером: более сдержанный, вдумчивый, сосредоточенный. Ходили слухи, что его настоящим отцом был лейтенант армии Батисты, чья часть была расквартирована неподалёку от Бирана. Можно ли считать подтверждением слухов тот факт, что после прихода Кастро к власти этот офицер был выпущен из тюрьмы, где он ожидал расстрела вместе с другими защитниками старого режима? Как знать.
Воспоминания Кастро, которые он наговорил испанскому журналисту Игнасио Рамонету в конце жизни, представляют собой семисотстраничный восторженный панегирик самому себе. Однако он так упоён историей своей победной жизни, что подробно рассказывает о проделках, которые было бы лучше предать забвению. Например, о том, как подделывал ведомость с отметками. Ему удалось раздобыть второй экземпляр бланка, он вписывал туда только «отлично», подделывал подпись учителя и показывал их дома. А в настоящей ведомости, содержавшей по большей части «удовлетворительно», подделывал подпись домашних и показывал её в школе.
Все проделки и драки, случавшиеся в его школьные годы, Кастро представляет как нормальные проявления характера энергичного и ищущего свой путь подростка. Все наказания — как чудовищные и оскорбительные несправедливости. Подробно описано его чувство возмущения и ошеломления, вызванное двумя крепкими пощёчинами — справа и слева, — отвешенными ему заместителем директора. Но оставлены в тени подробности драки, которая спровоцировала наставника на такое суровое рукоприкладство.
Накануне Рождества родители обычно приезжали в школу, чтобы забрать детей на каникулы. Во время очередного визита директор откровенно признался им, что в стенах его учебного заведения ещё не бывало таких трёх отъявленных разбойников, как братья Кастро. Слухи об этой нелестной характеристике стали быстро распространяться, родители посчитали себя опозоренными и объявили детям, что не пустят их обратно в школу. Рамон отнёсся к этому безразлично, Рауль был ещё слишком мал, чтобы протестовать, но Фидель взбунтовался решительно. Он объявил, что не позволит закрыть ему путь к образованию. Что будет отстаивать свои законные права любыми средствами. И что если его оставят здесь, в Биране, он в один прекрасный день сожжёт дом.
Видимо, отец уже достаточно хорошо знал характер своего двенадцатилетнего сына, чтобы отнестись к его словам серьёзно. Тем более, что в доме было полно оружия, которым мальлчик владел с ранних лет. В сентябре 1939 года Фидель был отправлен для продолжения учёбы в Колледж Де Долорес в Сантьяго-де Куба, где орден иезуитов готовил учеников к поступлению в университет.
Но золотой её пирог
встаёт нам горла поперёк…
Даты рождения наших персонажей разбросаны по шкале времени почти на полвека. Места рождения отстоят друг от друга на тысячи километров. Но есть одна историческая координата, которая совпадает у всех пяти: они все были из крестьян, созревали в гуще народа, начинающего переход с земледельческой ступени цивилизации на индустриальную. Этот переход может растянуться на 100, 200, 300 лет. Он может протекать в относительной изоляции, как например в Японии, или стимулироваться активным общением с другими странами. Но он всегда будет сопровождаться социальными потрясениями огромной силы, иногда даже гражданскими войнами.
То, что все тираны, взлетев к вершине абсолютной власти, применяли одинаково безжалостные рычаги управления, что они и характерами, и стратегией своей делались похожими друг на друга, — очевидный и доказанный исторический факт. Для рационального ума, вечно озабоченного отысканием причинных связей между явлениями, представляется соблазнительным объявить их детские годы тем воспитательным конвейером, на котором формировались и оттачивались их сходные черты.
Например, откуда могла развиться их фантастическая, ни с чем не соразмерная жестокость, полное отсутствие чувства сострадания? Разве не связано это с тем, что они росли под властью деспотичных отцов, свирепо избивавших их? Кажется, у одного только Муссолини отец не слишком злоупотреблял телесными наказаниями. Но зато он наставлял сына быть беспощадным в драках со сверстниками, и тот с энтузиазмом следовал этим наставлениям.
Другой схожий фактор — отсутствие культурных традиций в семье. Родителям всех пятерых пришлось овладевать начатками образования где-то в середине жизни, все они были выходцами из нижних слоёв общества. Именно поэтому они так гордились своими скромными достижениями и требовали от своих сыновей, чтобы те следовали их путём: становились сапожником, кузнецом, чиновником, счетоводом, фермером. И в ответ получали от всех пятерых отчаянное «Ни за что!». Не в этом ли противоборстве с властными отцами оттачивалась невероятная целеустремлённость будущих тиранов?
Марина Цветаева росла в богатом и культурном доме, но видимо и она ощущала главные болевые токи своего времени, бушевавшие за окнами, и запечатлела их в строчках:
В своих воспоминаниях Кастро говорит о родителях сдержанно, но близкие родственники рассказывали, что он всю жизнь горько переживал факт своей незаконнорожденности. Для матери у него ещё находились добрые слова, а вот отец совсем уж не вписывался в биографию борца за свободу: сражался на стороне угнетателей-испанцев в войне за независимость, сделался богатым землевладельцем, то есть эксплуататором, жил за счёт труда чёрных полурабов.
В доме всегда царил беспорядок, уборкой пренебрегали. Если появлялся гость, стул для него приходилось очищать от барахла или сгонять курицу, собравшуюся снести яйцо. Обедали наспех, стоя у стола, и привычка есть стоя сохранилась у Фиделя и во взрослые годы. Характер у отца был вспыльчивый, оплеухи и ремень считались нормальными средствами воспитания.
Ему было шесть лет, когда его отправили в Сантьяго-де-Куба, где он, вместе со старшей сестрой, должен был жить на пансионе у знакомой школьной учительницы. Видимо, родители надеялись, что в доме, где читают книги, играют на рояле и говорят по-французски, их дети смогут усвоить начатки культуры. Увы, их надежды не оправдались. Фидель бунтовал против правил французского этикета, грубил, развлекал себя всевозможными каверзами. Ему, например, нравилось стрелять камнями из рогатки по жестяной крыше дома, производя переполох среди обитателей. Поверить, что отнимать сласти у маленьких и клянчить деньги у взрослых нехорошо, он тоже отказывался.
Здесь же ему пришлось впервые столкнуться если не с голодом, то с постоянным недоеданием. Он привык, что в латифундии отца, поместье Биран, детей всё время заставляли есть. Учительница же получала по сорок пезо в месяц за своих малолетних постояльцев, но тратила их беззаботно, даже путешествовала в Америку. Фидель вспоминал впоследствии, как в конце обеда он вилкой соскребал с тарелки последние зёрнышки риса.
За два года в доме учительницы Фидель выучился читать, писать и считать. Он уверял, что овладел этими премудростями сам, без всякой посторонней помощи. Его родители сами никогда не ходили в школу, поэтому не могли оценить качество образования, получаемого их сыном. Зато они ясно увидели, как исхудал мальчик, и решили перевести его в школу-интернат, Колледж Де Ла Саль, руководимый иезуитами. К тому моменту орден иезуитов был запрещён в Испании, и многие члены его нашли убежище на Кубе. Для зачисления в колледж требовалась справка о крещении, каковое и было осуществлено в соборе Сантьяго в январе 1935 года.
В колледже Фиделю понравилось. Там постоянно устраивались спортивные состязания, поездки на берег океана, прогулки по окрестностям. Особенно он увлёкся восхождениями на горные вершины. «Каждая гора будто бросала мне вызов, — вспоминает он. — Я кидался вскарабкаться на неё и так увлекался, что порой автобусу приходилось ждать меня несколько часов».
Здесь же ему открылся бескрайний новый мир — книги, чтение стали его страстью на многие годы. Довольно рано ему в руки попал иллюстрированный альбом про Наполеона, и знаменитый полководец стал его кумиром на всю жизнь. «Я знал все главные эпизоды его жизни и восхищался им. Позднее я так же восхищался Александром Македонским и Ганнибалом и другими знаменитыми деятелями, о которых всегда пишут учебники истории начальных школ… Тогда мне хотелось, чтобы Ганнибал захватил Рим… Может быть, потому, что он так смело пересёк Альпы со своими слонами… Мне также нравились спартанцы, которые так смело защищали Фермопилы, имея всего триста воинов».
Изучение Библии шло на уроках, называемых «Священная история», но и здесь Фиделя в первую очередь занимали сражения и схватки. «Пересечение Красного моря, боевые трубы израильтян, перед которыми рушатся стены Иерихона, невероятная сила Самсона, который обрушил храм голыми руками… поклонение золотому тельцу… Впоследствии, объясняя политику социализма, я использовал эту легенду как метафору, сказав, что мы не поклоняемся золотому тельцу…».
Летние и зимние каникулы Фидель проводил в отцовском имении. Кроме полей сахарного тростника, там были различные посадки фруктовых деревьев — папайя, кокосы, апельсины. «Помню три больших пчельника, с десятками ульев, которые давали мёд в изобилии. До сих пор, закрывая глаза, могу бродить среди этих деревьев… Я очищал апельсины своими руками и ел их, ел — думаю, никто в жизни не съел столько апельсинов, сколько я».
Когда в 1936 году началась гражданская война в Испании, все учителя в школе сделались сторонниками Франко. Но обитателей Бирана и окрестных крестьян политические страсти раскололи надвое. Неграмотный повар был горячим сторонником республиканцев, и он упросил Фиделя читать ему все газеты и журналы, попадавшие в дом. Возможно, восторги этого благодарного слушателя по поводу побед защитников Мадрида и его горе по поводу их поражений заронили в душу будущего революционера первые зёрна политических пристрастий.
В какой-то момент братья Рамон и Рауль тоже оказались в колледже Ла Саль. Рауль был младше Фиделя на четыре года и сильно отличался внешностью и характером: более сдержанный, вдумчивый, сосредоточенный. Ходили слухи, что его настоящим отцом был лейтенант армии Батисты, чья часть была расквартирована неподалёку от Бирана. Можно ли считать подтверждением слухов тот факт, что после прихода Кастро к власти этот офицер был выпущен из тюрьмы, где он ожидал расстрела вместе с другими защитниками старого режима? Как знать.
Воспоминания Кастро, которые он наговорил испанскому журналисту Игнасио Рамонету в конце жизни, представляют собой семисотстраничный восторженный панегирик самому себе. Однако он так упоён историей своей победной жизни, что подробно рассказывает о проделках, которые было бы лучше предать забвению. Например, о том, как подделывал ведомость с отметками. Ему удалось раздобыть второй экземпляр бланка, он вписывал туда только «отлично», подделывал подпись учителя и показывал их дома. А в настоящей ведомости, содержавшей по большей части «удовлетворительно», подделывал подпись домашних и показывал её в школе.
Все проделки и драки, случавшиеся в его школьные годы, Кастро представляет как нормальные проявления характера энергичного и ищущего свой путь подростка. Все наказания — как чудовищные и оскорбительные несправедливости. Подробно описано его чувство возмущения и ошеломления, вызванное двумя крепкими пощёчинами — справа и слева, — отвешенными ему заместителем директора. Но оставлены в тени подробности драки, которая спровоцировала наставника на такое суровое рукоприкладство.
Накануне Рождества родители обычно приезжали в школу, чтобы забрать детей на каникулы. Во время очередного визита директор откровенно признался им, что в стенах его учебного заведения ещё не бывало таких трёх отъявленных разбойников, как братья Кастро. Слухи об этой нелестной характеристике стали быстро распространяться, родители посчитали себя опозоренными и объявили детям, что не пустят их обратно в школу. Рамон отнёсся к этому безразлично, Рауль был ещё слишком мал, чтобы протестовать, но Фидель взбунтовался решительно. Он объявил, что не позволит закрыть ему путь к образованию. Что будет отстаивать свои законные права любыми средствами. И что если его оставят здесь, в Биране, он в один прекрасный день сожжёт дом.
Видимо, отец уже достаточно хорошо знал характер своего двенадцатилетнего сына, чтобы отнестись к его словам серьёзно. Тем более, что в доме было полно оружия, которым мальлчик владел с ранних лет. В сентябре 1939 года Фидель был отправлен для продолжения учёбы в Колледж Де Долорес в Сантьяго-де Куба, где орден иезуитов готовил учеников к поступлению в университет.
Но золотой её пирог
встаёт нам горла поперёк…
Даты рождения наших персонажей разбросаны по шкале времени почти на полвека. Места рождения отстоят друг от друга на тысячи километров. Но есть одна историческая координата, которая совпадает у всех пяти: они все были из крестьян, созревали в гуще народа, начинающего переход с земледельческой ступени цивилизации на индустриальную. Этот переход может растянуться на 100, 200, 300 лет. Он может протекать в относительной изоляции, как например в Японии, или стимулироваться активным общением с другими странами. Но он всегда будет сопровождаться социальными потрясениями огромной силы, иногда даже гражданскими войнами.
То, что все тираны, взлетев к вершине абсолютной власти, применяли одинаково безжалостные рычаги управления, что они и характерами, и стратегией своей делались похожими друг на друга, — очевидный и доказанный исторический факт. Для рационального ума, вечно озабоченного отысканием причинных связей между явлениями, представляется соблазнительным объявить их детские годы тем воспитательным конвейером, на котором формировались и оттачивались их сходные черты.
Например, откуда могла развиться их фантастическая, ни с чем не соразмерная жестокость, полное отсутствие чувства сострадания? Разве не связано это с тем, что они росли под властью деспотичных отцов, свирепо избивавших их? Кажется, у одного только Муссолини отец не слишком злоупотреблял телесными наказаниями. Но зато он наставлял сына быть беспощадным в драках со сверстниками, и тот с энтузиазмом следовал этим наставлениям.
Другой схожий фактор — отсутствие культурных традиций в семье. Родителям всех пятерых пришлось овладевать начатками образования где-то в середине жизни, все они были выходцами из нижних слоёв общества. Именно поэтому они так гордились своими скромными достижениями и требовали от своих сыновей, чтобы те следовали их путём: становились сапожником, кузнецом, чиновником, счетоводом, фермером. И в ответ получали от всех пятерых отчаянное «Ни за что!». Не в этом ли противоборстве с властными отцами оттачивалась невероятная целеустремлённость будущих тиранов?
Марина Цветаева росла в богатом и культурном доме, но видимо и она ощущала главные болевые токи своего времени, бушевавшие за окнами, и запечатлела их в строчках: