В жарких политических дебатах знание истории, экономики, социологии, литературы играет огромную роль. Это оружие, побеждать без которого невозможно. Введение всеобщего обязательного образования в 19-м веке совершило переворот не только в истории культуры, но и в политической истории. То, что раньше было доступно немногим, стало всеобщим достоянием. Это всё равно, что распахнуть двери арсеналов с оружием: входи любой, вооружайся и иди в бой.
Начитавшись взрывоопасных переводных книг, пятеро наших героев ринутся в борьбу и станут предлагать своим народам разные формы бессмертия. Сталин, Мао, Кастро будут звать на бой за царство коммунизма, не имеющее границ в пространстве и времени. Муссолини пообещает итальянцам вернуть им гражданство в Древней Римской империи и повести на бой за расширение её сегодняшних и будущих границ. Гитлер — восстановить для немцев кровную связь с древними германскими племенами и подарить им Тысячелетний рейх, в котором никогда не будет заходить солнце. Интересно, учтут ли будущие фараоны тот факт, что звавшие к коммунизму прожили долгую жизнь и умерли, окружённые всеобщим поклонением своих подданных, а звавшие к национализму — погибли один за другим, потерпев полное поражение от своих врагов?
Выступая на тайных собраниях рабочих, Сталин строил свои речи по самой упрощённой схеме: «Почему мы так бедны? Почему так бесправны? Что можно сделать, чтобы изменить это?» Ответ был один: «Поднимайтесь на революционную борьбу для переустройства жизни по учению Карла Маркса».
Среди его слушателей было много неграмотных, обрывочно знакомых только с библейскими текстами, услышанными в церкви. Проповедь отказа от собственности была им известна, так же как слова «священный», «вечный», «бессмертный». Они легко ассоциировали свои сходки с собраниями ранних христиан. Одним из подпольных псевдонимов Сталина было слово «Поп».
Он вскоре рассорился с более умеренными проповедниками марксизма, примкнушими к меньшевистскому крылу социал-демократической партии. Те считали своей главной задачей повышать уровень образованности рабочих, расширять их кругозор. «Мы должны учить их только одному — быть революционерами», — настаивал Коба-Сосо.
Вскоре ему в руки попали статьи единомышленника, скрывшегося под псевдонимом Тулин. В них проповедывались идеи безжалостной вооружённой борьбы. «Я должен встретиться с этим человеком любой ценой!», — восклицал Коба. Работа, называвшаяся «Что делать?» (1902), стала его священным писанием. Впоследствии он заявлял: «Если бы не Ленин, я мог бы остаться хористом в церковном хоре».
В конце 1901 года подпольщик Коба появился в Батуми. Этот портовый город на берегу Чёрного моря бурно развивался в связи с постройкой в нём крупного нефтеперерабатывающего завода. Вряд ли можно считать случайным совпадением тот факт, что именно вскоре после прибытия Кобы на складах завода вспыхнул пожар, а рабочие устроили забастовку и демонстрации, при разгоне которых несколько человек погибло. Свидетели вспоминают, что Коба привозил раненых в квартиры сообщников и помогал перевязывать их. «Мы потеряли товарищей, но победили, — говорил он. — Весть об этих схватках облетит всю страну».
Несмотря на постоянные смены псевдонимов и квартир, Коба на этот раз не смог увернуться от полицейских ищеек. Он был арестован во время очередной сходки и помещён в тюрьму. Ему пришлось быстро осваивать правила тюремного существования, и эта наука впоследствии была широко использована им при организации советского ГУЛага.
Как правило, политических заключённых помещали отдельно от уголовников, видимо, опасаясь распространения революционной пропаганды. Но Сталин с первых же дней и в последующих ссылках явно предпочитал сближаться с ворами и бандитами. «Среди интеллигентов слишком много шпиков», — объяснял он. Скорее всего, причина была другая. Над образованными людьми доминировать было труднее. А подчинять других своей воле было с юности любимым занятием Кобы, страдавшего от многих комплексов.
Связь между камерами осуществлялась при помощи специального «тюремного телеграфа» — перестукивания с использованием примитивной «морзянки». Если камеры находились на разных этажах, пакетик с посланием можно было спустить на шнуре через решётку открытого окна. Получатель прочитывал его, писал ответ и отправлял его тем же способом обратно.
Сокамерники вспоминали, что в заключении Коба сохранял абсолютное спокойствие. Ничто не могла заставить его выйти из себя, потерять самообладание. Так же нельзя было представить его расхохотавшимся или, тем более, — плачущим.
Во время прогулок во дворе можно было не только обмениваться новостями, но и передавать распоряжения на волю через тех, кому предстояло скорое освобождение. Разрешались визиты родных (мать Сосо дважды навестила его), и это тоже использовалось как ниточка связи. Коба мог из камеры руководить ячейками в других городах наподобие того, как это делает мафиозный босс в сегодняшней Америке.
Он строго соблюдал собственный распорядок дня в тюрьме. После утренней разминки приступал к чтению и изучению языков. Камера стала для него настоящим университетом. Потом общался с теми, кто признавал его лидерство, рекомендовал им чтение по истории и экономике. Однажды заключённый из соседней камеры спросил его о «Коммунистическом манифесте». Зарешеченные окошки в дверях были открыты для вентиляции, и Коба стал читать манифест вслух. Вдруг в коридоре раздались шаги. Сталин замолчал. Подошедший надзиратель негромко сказал:
— Зачем замолчал, дорогой? Читай дальше.
Правила содержания в царских тюрьмах допускали многие вольности, о которых и мечтать не могли бы узники тюрем в СССР. Разрешалось получать газеты и журналы, устраивать лекции и семинары. Прибытие новых заключённых и выход на волю сопровождались хоровым исполнением «марсельезы» и размахиванием красными флагами. Сталин несколько раз организовал групповое фотографирование сокамерников. Когда комендант тюрьмы в Кутаиси попытался ужесточить правила, вся тюрьма, по сигналу Кобы-Сосо, начала колотить металличечскими мисками по железным дверям с такой силой, что грохот вырывался на улицу. Коменданту пришлось уступить.
Ссылки на Север и в Сибирь давали ещё больше возможностей для всяческих видов неподчинения. По правилам, ссыльные должны были арендовать жильё у местных крестьян, и для этого им выплачивалась определённая сумма. Также разрешалось получать по почте письма, деньги и посылки с одеждой и продовольствием. Деньги можно было использовать для подкупа местной полиции, для найма помощников для побега. Сталин убегал из ссылок шесть или семь раз и потом, под вымышленными именами и с поддельными докумантами, путешествовал по стране и даже уезжал за границу.
Историки и биографы Сталина много внимания уделили обвинениям в сотрудничестве с охранным отделением, которыми его осыпали многие соратники. Лёгкость и частота побегов, мягкие приговоры суда, наглое проживание беглого ссыльного в столицах, тайные пересечения границы — всё это выглядит подорзрительно. Однако при этом забывают, что притвориться добровольным осведомителем — обычный и широко распространённый приём любой организованной преступности. В случае провала и ареста подсудимый сможет заявить, что действовал по заданию стражей закона. Следователям очень нелегко оценить меру подлинности информации, получаемой от агента. В верхнем эшелоне партии большевиков орудовал высокооплачиваемый двойной агент Малиновский. Когда его разоблачили, он уверял, что сам Ленин знал о его двойной роли и санкционировал её, ибо она давала возможность дезинформировать охранку, пусть даже ценой арестов не очень важных членов партии.
Эта тактика использовалась позже и в преступном мире США. Так, Джек Руби, когда ему нужно было в 1959 году несколько раз посетить революционную Кубу с целью выкупа и вызволения мафиозных боссов, арестованных там, притворился добровольным осведомителем. Так же поступил и Ли Харви Освальд в Далласе летом 1963 года, и получал от местного отделения ФБР по 200 долларов в месяц.
Что же касается Сталина, мы вправе допустить, что в какие-то моменты он вёл игру с Охранным отделением. Но то, что игра эта была разоблачена, показывает жестокая ссылка в Туруханский край (1914), в которой будущий вождь народов чуть не умер и просидел вплоть до Февральской революции 1917 года.
Первая встреча Сталина с Лениным произошла в декабре 1905 года, во время конференции социал-демократов, состоявшейся в финском городе Таммерфорсе. Несмотря на преклонение перед статьями партийного лидера, Сталин позволял себе по некоторым пунктам возражать тому, кого он называл «горный орёл». Острая дискуссия разгорелась по вопросу: принимать ли участие в выборах в открывшуюся Думу или игнорировать их? Ленин был за участие, Сталин — против. После долгих споров Ленин уступил и даже предложил Сталину написать соответствующую резолюцию по данному вопросу.
Однако в остальном солидарность двух большевистских лидеров оставалась ненарушимой. Они оба были убеждены, что не массы рабочих и крестьян могут произвести революцию, а только сплочённая группа конспираторов-профессионалов, подчиняющаяся железной военной дисциплине. В верхнем эшелоне этой группы не должно было быть места настоящим рабочим — они слишком легко подчинялись минутным эмоциям, угрозам властей, соблазну подкупа, влиянию семьи. Революция требовала человека целиком — только так у неё был шанс на победу.
Самый большой конгресс партии социал-демократов произошёл в Лондоне в мае 1907 года. На нём присутствовало 92 большевика, 85 меньшевиков, 54 члена еврейского Бунда, 45 польско-литовских социалистов — всего более 300 делегатов. Журналисты дежурили у входа в здание, делали фотоснимки. Газета «Дэйли Миррор» вышла с крупным заголовком: «История творится в Лондоне». Открыл конгресс лидер российских марксистов Плеханов.
В жарких политических дебатах знание истории, экономики, социологии, литературы играет огромную роль. Это оружие, побеждать без которого невозможно. Введение всеобщего обязательного образования в 19-м веке совершило переворот не только в истории культуры, но и в политической истории. То, что раньше было доступно немногим, стало всеобщим достоянием. Это всё равно, что распахнуть двери арсеналов с оружием: входи любой, вооружайся и иди в бой.
Начитавшись взрывоопасных переводных книг, пятеро наших героев ринутся в борьбу и станут предлагать своим народам разные формы бессмертия. Сталин, Мао, Кастро будут звать на бой за царство коммунизма, не имеющее границ в пространстве и времени. Муссолини пообещает итальянцам вернуть им гражданство в Древней Римской империи и повести на бой за расширение её сегодняшних и будущих границ. Гитлер — восстановить для немцев кровную связь с древними германскими племенами и подарить им Тысячелетний рейх, в котором никогда не будет заходить солнце. Интересно, учтут ли будущие фараоны тот факт, что звавшие к коммунизму прожили долгую жизнь и умерли, окружённые всеобщим поклонением своих подданных, а звавшие к национализму — погибли один за другим, потерпев полное поражение от своих врагов?
Выступая на тайных собраниях рабочих, Сталин строил свои речи по самой упрощённой схеме: «Почему мы так бедны? Почему так бесправны? Что можно сделать, чтобы изменить это?» Ответ был один: «Поднимайтесь на революционную борьбу для переустройства жизни по учению Карла Маркса».
Среди его слушателей было много неграмотных, обрывочно знакомых только с библейскими текстами, услышанными в церкви. Проповедь отказа от собственности была им известна, так же как слова «священный», «вечный», «бессмертный». Они легко ассоциировали свои сходки с собраниями ранних христиан. Одним из подпольных псевдонимов Сталина было слово «Поп».
Он вскоре рассорился с более умеренными проповедниками марксизма, примкнушими к меньшевистскому крылу социал-демократической партии. Те считали своей главной задачей повышать уровень образованности рабочих, расширять их кругозор. «Мы должны учить их только одному — быть революционерами», — настаивал Коба-Сосо.
Вскоре ему в руки попали статьи единомышленника, скрывшегося под псевдонимом Тулин. В них проповедывались идеи безжалостной вооружённой борьбы. «Я должен встретиться с этим человеком любой ценой!», — восклицал Коба. Работа, называвшаяся «Что делать?» (1902), стала его священным писанием. Впоследствии он заявлял: «Если бы не Ленин, я мог бы остаться хористом в церковном хоре».
В конце 1901 года подпольщик Коба появился в Батуми. Этот портовый город на берегу Чёрного моря бурно развивался в связи с постройкой в нём крупного нефтеперерабатывающего завода. Вряд ли можно считать случайным совпадением тот факт, что именно вскоре после прибытия Кобы на складах завода вспыхнул пожар, а рабочие устроили забастовку и демонстрации, при разгоне которых несколько человек погибло. Свидетели вспоминают, что Коба привозил раненых в квартиры сообщников и помогал перевязывать их. «Мы потеряли товарищей, но победили, — говорил он. — Весть об этих схватках облетит всю страну».
Несмотря на постоянные смены псевдонимов и квартир, Коба на этот раз не смог увернуться от полицейских ищеек. Он был арестован во время очередной сходки и помещён в тюрьму. Ему пришлось быстро осваивать правила тюремного существования, и эта наука впоследствии была широко использована им при организации советского ГУЛага.
Как правило, политических заключённых помещали отдельно от уголовников, видимо, опасаясь распространения революционной пропаганды. Но Сталин с первых же дней и в последующих ссылках явно предпочитал сближаться с ворами и бандитами. «Среди интеллигентов слишком много шпиков», — объяснял он. Скорее всего, причина была другая. Над образованными людьми доминировать было труднее. А подчинять других своей воле было с юности любимым занятием Кобы, страдавшего от многих комплексов.
Связь между камерами осуществлялась при помощи специального «тюремного телеграфа» — перестукивания с использованием примитивной «морзянки». Если камеры находились на разных этажах, пакетик с посланием можно было спустить на шнуре через решётку открытого окна. Получатель прочитывал его, писал ответ и отправлял его тем же способом обратно.
Сокамерники вспоминали, что в заключении Коба сохранял абсолютное спокойствие. Ничто не могла заставить его выйти из себя, потерять самообладание. Так же нельзя было представить его расхохотавшимся или, тем более, — плачущим.
Во время прогулок во дворе можно было не только обмениваться новостями, но и передавать распоряжения на волю через тех, кому предстояло скорое освобождение. Разрешались визиты родных (мать Сосо дважды навестила его), и это тоже использовалось как ниточка связи. Коба мог из камеры руководить ячейками в других городах наподобие того, как это делает мафиозный босс в сегодняшней Америке.
Он строго соблюдал собственный распорядок дня в тюрьме. После утренней разминки приступал к чтению и изучению языков. Камера стала для него настоящим университетом. Потом общался с теми, кто признавал его лидерство, рекомендовал им чтение по истории и экономике. Однажды заключённый из соседней камеры спросил его о «Коммунистическом манифесте». Зарешеченные окошки в дверях были открыты для вентиляции, и Коба стал читать манифест вслух. Вдруг в коридоре раздались шаги. Сталин замолчал. Подошедший надзиратель негромко сказал:
— Зачем замолчал, дорогой? Читай дальше.
Правила содержания в царских тюрьмах допускали многие вольности, о которых и мечтать не могли бы узники тюрем в СССР. Разрешалось получать газеты и журналы, устраивать лекции и семинары. Прибытие новых заключённых и выход на волю сопровождались хоровым исполнением «марсельезы» и размахиванием красными флагами. Сталин несколько раз организовал групповое фотографирование сокамерников. Когда комендант тюрьмы в Кутаиси попытался ужесточить правила, вся тюрьма, по сигналу Кобы-Сосо, начала колотить металличечскими мисками по железным дверям с такой силой, что грохот вырывался на улицу. Коменданту пришлось уступить.
Ссылки на Север и в Сибирь давали ещё больше возможностей для всяческих видов неподчинения. По правилам, ссыльные должны были арендовать жильё у местных крестьян, и для этого им выплачивалась определённая сумма. Также разрешалось получать по почте письма, деньги и посылки с одеждой и продовольствием. Деньги можно было использовать для подкупа местной полиции, для найма помощников для побега. Сталин убегал из ссылок шесть или семь раз и потом, под вымышленными именами и с поддельными докумантами, путешествовал по стране и даже уезжал за границу.
Историки и биографы Сталина много внимания уделили обвинениям в сотрудничестве с охранным отделением, которыми его осыпали многие соратники. Лёгкость и частота побегов, мягкие приговоры суда, наглое проживание беглого ссыльного в столицах, тайные пересечения границы — всё это выглядит подорзрительно. Однако при этом забывают, что притвориться добровольным осведомителем — обычный и широко распространённый приём любой организованной преступности. В случае провала и ареста подсудимый сможет заявить, что действовал по заданию стражей закона. Следователям очень нелегко оценить меру подлинности информации, получаемой от агента. В верхнем эшелоне партии большевиков орудовал высокооплачиваемый двойной агент Малиновский. Когда его разоблачили, он уверял, что сам Ленин знал о его двойной роли и санкционировал её, ибо она давала возможность дезинформировать охранку, пусть даже ценой арестов не очень важных членов партии.
Эта тактика использовалась позже и в преступном мире США. Так, Джек Руби, когда ему нужно было в 1959 году несколько раз посетить революционную Кубу с целью выкупа и вызволения мафиозных боссов, арестованных там, притворился добровольным осведомителем. Так же поступил и Ли Харви Освальд в Далласе летом 1963 года, и получал от местного отделения ФБР по 200 долларов в месяц.
Что же касается Сталина, мы вправе допустить, что в какие-то моменты он вёл игру с Охранным отделением. Но то, что игра эта была разоблачена, показывает жестокая ссылка в Туруханский край (1914), в которой будущий вождь народов чуть не умер и просидел вплоть до Февральской революции 1917 года.
Первая встреча Сталина с Лениным произошла в декабре 1905 года, во время конференции социал-демократов, состоявшейся в финском городе Таммерфорсе. Несмотря на преклонение перед статьями партийного лидера, Сталин позволял себе по некоторым пунктам возражать тому, кого он называл «горный орёл». Острая дискуссия разгорелась по вопросу: принимать ли участие в выборах в открывшуюся Думу или игнорировать их? Ленин был за участие, Сталин — против. После долгих споров Ленин уступил и даже предложил Сталину написать соответствующую резолюцию по данному вопросу.
Однако в остальном солидарность двух большевистских лидеров оставалась ненарушимой. Они оба были убеждены, что не массы рабочих и крестьян могут произвести революцию, а только сплочённая группа конспираторов-профессионалов, подчиняющаяся железной военной дисциплине. В верхнем эшелоне этой группы не должно было быть места настоящим рабочим — они слишком легко подчинялись минутным эмоциям, угрозам властей, соблазну подкупа, влиянию семьи. Революция требовала человека целиком — только так у неё был шанс на победу.
Самый большой конгресс партии социал-демократов произошёл в Лондоне в мае 1907 года. На нём присутствовало 92 большевика, 85 меньшевиков, 54 члена еврейского Бунда, 45 польско-литовских социалистов — всего более 300 делегатов. Журналисты дежурили у входа в здание, делали фотоснимки. Газета «Дэйли Миррор» вышла с крупным заголовком: «История творится в Лондоне». Открыл конгресс лидер российских марксистов Плеханов.