— Так оно и есть. Сыплются со всех сторон. Почти во всем ищут мою вину.
— Кто из Стрэттонов приехал?
— Лучше спросите, кто не приехал, — вздохнул он. — Все, кто был на собрании акционеров, кроме Ребекки, плюс жена Конрада Виктория, плюс жена Кита, Имоджин, пьяная в доску, плюс лоботряс Джек, сын Ханны, плюс пирожок-ни-с-чем, жена Айвэна, Долли. Марджори бросала хлесткие обвинения. Конрад перед ней стушевался. Она затмила даже полицию. Ей хотелось знать, как это вы, особенно вы, не помешали трибунам взлететь на воздух, раз ваш малютка-сын поднял тревогу и бросился к вам с рассказом.
— Голубушка Марджори!
— Кто-то напел ей, что вы чуть не погибли, и она сказала, что так вам и надо. — Он покачал головой. — Иногда мне приходит в голову, что вся эта семейка полоумная.
— Там, у вас над головой, на полке в шкафчике виски и стаканы, — сказал я.
Он расцвел и налил два стакана, хотя не преминул бросить:
— Легче от этого не станет.
Потом поставил один стакан на столик с ящичками в голове моего диванчика.
— Послушайте, где это вы раздобыли такой великолепный автобус? В жизни не видел ничего подобного. Когда я перегнал его с ребятами сюда, они мне все здесь показали. Они, кажется, искренне верят в то, что вы сами все сделали собственными руками. По-моему, вам помогал конструктор яхт.
— И то, и другое правильно.
Он в два приема, по-армейски проглотил виски и поставил стакан.
— Уложить мальчиков у себя мы не сможем, не хватит места, но накормить сумеем.
— Спасибо, Роджер. Честное слово, я очень признателен. Но в этом автобусе припасено еды на батальон, и мой батальон уже знает, как готовить самим.
Хотя он и заверял меня в противном, но я видел, что мои слова явно сняли камень с его души. Он определенно устал еще больше, чем я.
Я попросил его:
— Вы можете оказать мне любезность?
— Если сумею.
— Не говорите ничего определенного о том, где я сегодня. Скажем, если будут интересоваться полиция или Стрэттоны.
— Где-то влево от Марса, устроит?
— Как-нибудь будет день, — сказал я, — и отплачу.
Правда жизни, как сказал бы Тоби, напомнила о себе на следующее же утро.
— Так оно и есть. Сыплются со всех сторон. Почти во всем ищут мою вину.
— Кто из Стрэттонов приехал?
— Лучше спросите, кто не приехал, — вздохнул он. — Все, кто был на собрании акционеров, кроме Ребекки, плюс жена Конрада Виктория, плюс жена Кита, Имоджин, пьяная в доску, плюс лоботряс Джек, сын Ханны, плюс пирожок-ни-с-чем, жена Айвэна, Долли. Марджори бросала хлесткие обвинения. Конрад перед ней стушевался. Она затмила даже полицию. Ей хотелось знать, как это вы, особенно вы, не помешали трибунам взлететь на воздух, раз ваш малютка-сын поднял тревогу и бросился к вам с рассказом.
— Голубушка Марджори!
— Кто-то напел ей, что вы чуть не погибли, и она сказала, что так вам и надо. — Он покачал головой. — Иногда мне приходит в голову, что вся эта семейка полоумная.
— Там, у вас над головой, на полке в шкафчике виски и стаканы, — сказал я.
Он расцвел и налил два стакана, хотя не преминул бросить:
— Легче от этого не станет.
Потом поставил один стакан на столик с ящичками в голове моего диванчика.
— Послушайте, где это вы раздобыли такой великолепный автобус? В жизни не видел ничего подобного. Когда я перегнал его с ребятами сюда, они мне все здесь показали. Они, кажется, искренне верят в то, что вы сами все сделали собственными руками. По-моему, вам помогал конструктор яхт.
— И то, и другое правильно.
Он в два приема, по-армейски проглотил виски и поставил стакан.
— Уложить мальчиков у себя мы не сможем, не хватит места, но накормить сумеем.
— Спасибо, Роджер. Честное слово, я очень признателен. Но в этом автобусе припасено еды на батальон, и мой батальон уже знает, как готовить самим.
Хотя он и заверял меня в противном, но я видел, что мои слова явно сняли камень с его души. Он определенно устал еще больше, чем я.
Я попросил его:
— Вы можете оказать мне любезность?
— Если сумею.
— Не говорите ничего определенного о том, где я сегодня. Скажем, если будут интересоваться полиция или Стрэттоны.
— Где-то влево от Марса, устроит?
— Как-нибудь будет день, — сказал я, — и отплачу.
Правда жизни, как сказал бы Тоби, напомнила о себе на следующее же утро.