— Да, — коротко согласился я.
Роджер взялся за телефонную трубку и сообщил доктору, что скачки состоятся, как и планировалось, в понедельник. Кстати, не мог бы он оказать любезность и подштопать тут одного пострадавшего? Когда? Желательно сию минуту. Большое спасибо.
— Ну, так что, пошли? — сказал он, кладя трубку. — Идти-то вы сможете?
Я смог, хотя и черепашьим шагом. Полицейские снова запротестовали по поводу моего повторного исчезновения.
— Вернемся через часок или чуть позже, — успокоил их Роджер.
Стрэттонов не было видно нигде, хотя их машины стояли на месте. Роджер направился к главным воротам, и мистер Гарольд Квест не стал кидаться нам под колеса.
Врач оказался тот же самый, который оказывал помощь пострадавшим около препятствия во время скачек, очень деловой и очень выдержанный. Увидев, что его просят сделать, он сначала отказался.
— Врачи общего профиля больше этим не занимаются, — сообщил он Роджеру. — Они направляют людей в больницу. Ему место в больнице. Глупо терпеть такую боль.
— То болит, то проходит, — сказал я. — А если бы мы оказались в пустыне Сахаре?
— Суиндон не Сахара.
— Вся жизнь пустыня.
Он недовольно проворчал что-то и заклеил меня чем-то вроде липкой ленты.
— Я с вами раньше не встречался? — спросил он озадаченно, залепляя мою последнюю рану.
Я рассказал про березовый забор.
— А, человек с детьми! — он сокрушенно покачал головой. — Боюсь, они насмотрелись жутких вещей.
Роджер поблагодарил его за оказанную мне услугу, я тоже. Врач сказал Роджеру, что руководство скачек получило жалобу от Ребекки Стрэттон, в которой она выражает сомнение в его компетентности как профессионального врача ипподрома. Они требуют доложить полное обоснование его решения отстранить ее от участия в скачках из-за сотрясения мозга.
— Вот сука, — с чувством выразился Роджер. Доктор с тревогой посмотрел в мою сторону.
— Все в порядке, — успокоил его Роджер. — Можете говорить свободно.
— Вы давно его знаете?
— Достаточно долго. Кроме того, это Стрэттоны разбередили его раны.
«Адские муки, — подумал я, — хоть как-то зависеть от Стрэттонов, быть у них на службе». Роджер поистине жил на краю пропасти — расстаться с работой означало для него расстаться со своим домом.
Он осторожно доехал до здания ипподрома, воздержавшись от замечаний по поводу того, что я прижимаю руку к лицу и что у меня постоянно клонится вперед голова. Насколько он понимал, как бы я ни решал свои проблемы, это было моим личным делом. Он вызывал у меня сильное чувство дружбы и благодарности.
— Да, — коротко согласился я.
Роджер взялся за телефонную трубку и сообщил доктору, что скачки состоятся, как и планировалось, в понедельник. Кстати, не мог бы он оказать любезность и подштопать тут одного пострадавшего? Когда? Желательно сию минуту. Большое спасибо.
— Ну, так что, пошли? — сказал он, кладя трубку. — Идти-то вы сможете?
Я смог, хотя и черепашьим шагом. Полицейские снова запротестовали по поводу моего повторного исчезновения.
— Вернемся через часок или чуть позже, — успокоил их Роджер.
Стрэттонов не было видно нигде, хотя их машины стояли на месте. Роджер направился к главным воротам, и мистер Гарольд Квест не стал кидаться нам под колеса.
Врач оказался тот же самый, который оказывал помощь пострадавшим около препятствия во время скачек, очень деловой и очень выдержанный. Увидев, что его просят сделать, он сначала отказался.
— Врачи общего профиля больше этим не занимаются, — сообщил он Роджеру. — Они направляют людей в больницу. Ему место в больнице. Глупо терпеть такую боль.
— То болит, то проходит, — сказал я. — А если бы мы оказались в пустыне Сахаре?
— Суиндон не Сахара.
— Вся жизнь пустыня.
Он недовольно проворчал что-то и заклеил меня чем-то вроде липкой ленты.
— Я с вами раньше не встречался? — спросил он озадаченно, залепляя мою последнюю рану.
Я рассказал про березовый забор.
— А, человек с детьми! — он сокрушенно покачал головой. — Боюсь, они насмотрелись жутких вещей.
Роджер поблагодарил его за оказанную мне услугу, я тоже. Врач сказал Роджеру, что руководство скачек получило жалобу от Ребекки Стрэттон, в которой она выражает сомнение в его компетентности как профессионального врача ипподрома. Они требуют доложить полное обоснование его решения отстранить ее от участия в скачках из-за сотрясения мозга.
— Вот сука, — с чувством выразился Роджер. Доктор с тревогой посмотрел в мою сторону.
— Все в порядке, — успокоил его Роджер. — Можете говорить свободно.
— Вы давно его знаете?
— Достаточно долго. Кроме того, это Стрэттоны разбередили его раны.
«Адские муки, — подумал я, — хоть как-то зависеть от Стрэттонов, быть у них на службе». Роджер поистине жил на краю пропасти — расстаться с работой означало для него расстаться со своим домом.
Он осторожно доехал до здания ипподрома, воздержавшись от замечаний по поводу того, что я прижимаю руку к лицу и что у меня постоянно клонится вперед голова. Насколько он понимал, как бы я ни решал свои проблемы, это было моим личным делом. Он вызывал у меня сильное чувство дружбы и благодарности.