Он узнал это счастье, не раз видел и человеческую дерзость в схватках с океаном.
Есть во «Фрегате «Паллада» описание тайфуна, захватившего корабль много позднее, уже в Тихом океане.
Гончаров, по обыкновению, работал в каюте. Но вот свеча и чернильница начали ползать по столу, а чуть спустя надо было уже упираться в стену, чтобы не свалиться на пол. Однако теперь Гончаров не искал местечек, где можно было бы отсидеться. Он поднялся на палубу, у него давно «морские ноги».
Тревожная ночь. И очень точное описание происходящего, увиденного отнюдь не «зевающим литератором», но человеком, разбирающимся в корабельных делах:
«…Часа в два вызвали подвахтенных брать рифы, сначала два, потом три, спустили брам-реи, а ветер все крепче. Часа в три утра взяли последний риф и спустили брам-стеньги».
Все были на палубе. С рассветом напряжение нарастало. «Орудия закрепили тройными талями и, сверх того, еще занесли кабельтовым», чтобы их не сорвало в море. От страшного напряжения лопались снасти. А барометр все падал и падал.
Так продолжалось до вечера. Тайфун рвал в клочья последние паруса. И наконец, самое страшное: зашаталась, грозя рухнуть, грот-мачта. А это уже прямая угроза гибели: страшная тяжесть обрушится на палубу, проломит борт, накренит судно под захлест девятого вала…
Командир вызвал добровольцев крепить грот-мачту. Лейтенант Савич со смельчаками-матросами тотчас бросился к вантам. С помощью блоков и канатов надо было, спасая корабль, укрепить шатавшуюся громадину.
Савич, выпачканный, оборванный, с сияющими глазами, летал повсюду. Матросы, облепив ванты, на страшной высоте, под порывами урагана крутили веревки и стучали деревянными молотками. Тяжелый крюк, сорвавшись, раздробил голову одному из смельчаков. Хлынула кровь, тотчас смытая волной, а другие застучали молотками еще торопливее.
«Какую энергию, сметливость и присутствие духа обнаружили тут многие», — записывает Гончаров.
Писатель постепенно обретал не только «морские ноги», но и «морскую душу». Он не карабкался по вантам, как лейтенант Савич, не прокладывал курс вместе с «дедом» — так на корабле называли главного штурманского офицера Халезова. Он нёс свою особую вахту.
Именно ему суждено было стать единственным русским классиком, совершившим путешествие, приравненное к кругосветному, и рассказать о дальнем плавании так, как до него не рассказывал никто.
Маршрут «Паллады» на карте полушарий обозначен в трех океанах. И в каких заманчивых местах побывали моряки! Уже одни названия способны вызвать зависть у любителей путешествовать хотя бы по картам и страницам книг: от мыса Доброй Надежды через Индийский океан — к острову Ява, а там Сингапур, Гонконг, Манила, острова Бонин-Сима, Ликейские острова, Шанхай, Нагасаки…
Было все — тропические ливни, смерчи, обессиливающая жара, пальмовые рощи, гигантские змеи, пиратские суденышки, пестрая, непонятная, чужая жизнь. Гончаров работал в каюте, работал при поездках на берег, в номерах скверных гостиниц, где тускло светил фитилек плошки с кокосовым маслом, а летучие тараканы шуршали под потолком.
Он тяжело болел: сначала лихорадка, потом сильные боли в ноге, приковавшие его к постели в самый неподходящий момент.
То, что уже было написано, не удовлетворяло его. Сегодня какой-нибудь отрывок казался сносным, почти готовым. А немного спустя сообщает друзьям, что портфель набил довольно туго, но преимущественно пустяками, все дурно, бестолково, ничего нового, занимательного, достойного печати.
Между тем и без того трудное плавание осложняется еще более. Сначала — только слухи, ведь надежной связи с Петербургом у корабля нет. Но слухи все упорнее: в Европе тревожно, не исключена стычка России с Турцией, Англией и Францией.
Это предгрозовая пора, канун Крымской войны.
«Вот достигается наконец цель десятимесячного плавания, трудов. Вот этот запертый ларец с потерянным ключом, страна, в которую заглядывали до сих пор с тщетными усилиями склонить и золотом, и оружием, и хитрой политикой на знакомство… Ведь в географии и статистике мест с оседлым населением земного шара почти только один пробел и остается — Япония».
Запись сделана на рейде Нагасаки, где «Паллада» вместе с присоединившимися к ней на островах Бонин-Сима другими русскими судами бросила якорь 10 августа 1853 года.
Гончаров, как секретарь Путятина, ожидал, что теперь ему придется изрядно потрудиться на дипломатическом поприще. Кстати, к этому он был достаточно подготовлен годами работы в департаменте внешней торговли, где ему приходилось вести переговоры и переписку на английском, французском и немецком языках.
Но русские суда пришли в неудачное время: умер сегун — лицо, почти столь же важное, как император. Путятину дали понять, что переговоры откладываются на неопределенно продолжительное время.
Он узнал это счастье, не раз видел и человеческую дерзость в схватках с океаном.
Есть во «Фрегате «Паллада» описание тайфуна, захватившего корабль много позднее, уже в Тихом океане.
Гончаров, по обыкновению, работал в каюте. Но вот свеча и чернильница начали ползать по столу, а чуть спустя надо было уже упираться в стену, чтобы не свалиться на пол. Однако теперь Гончаров не искал местечек, где можно было бы отсидеться. Он поднялся на палубу, у него давно «морские ноги».
Тревожная ночь. И очень точное описание происходящего, увиденного отнюдь не «зевающим литератором», но человеком, разбирающимся в корабельных делах:
«…Часа в два вызвали подвахтенных брать рифы, сначала два, потом три, спустили брам-реи, а ветер все крепче. Часа в три утра взяли последний риф и спустили брам-стеньги».
Все были на палубе. С рассветом напряжение нарастало. «Орудия закрепили тройными талями и, сверх того, еще занесли кабельтовым», чтобы их не сорвало в море. От страшного напряжения лопались снасти. А барометр все падал и падал.
Так продолжалось до вечера. Тайфун рвал в клочья последние паруса. И наконец, самое страшное: зашаталась, грозя рухнуть, грот-мачта. А это уже прямая угроза гибели: страшная тяжесть обрушится на палубу, проломит борт, накренит судно под захлест девятого вала…
Командир вызвал добровольцев крепить грот-мачту. Лейтенант Савич со смельчаками-матросами тотчас бросился к вантам. С помощью блоков и канатов надо было, спасая корабль, укрепить шатавшуюся громадину.
Савич, выпачканный, оборванный, с сияющими глазами, летал повсюду. Матросы, облепив ванты, на страшной высоте, под порывами урагана крутили веревки и стучали деревянными молотками. Тяжелый крюк, сорвавшись, раздробил голову одному из смельчаков. Хлынула кровь, тотчас смытая волной, а другие застучали молотками еще торопливее.
«Какую энергию, сметливость и присутствие духа обнаружили тут многие», — записывает Гончаров.
Писатель постепенно обретал не только «морские ноги», но и «морскую душу». Он не карабкался по вантам, как лейтенант Савич, не прокладывал курс вместе с «дедом» — так на корабле называли главного штурманского офицера Халезова. Он нёс свою особую вахту.
Именно ему суждено было стать единственным русским классиком, совершившим путешествие, приравненное к кругосветному, и рассказать о дальнем плавании так, как до него не рассказывал никто.
Маршрут «Паллады» на карте полушарий обозначен в трех океанах. И в каких заманчивых местах побывали моряки! Уже одни названия способны вызвать зависть у любителей путешествовать хотя бы по картам и страницам книг: от мыса Доброй Надежды через Индийский океан — к острову Ява, а там Сингапур, Гонконг, Манила, острова Бонин-Сима, Ликейские острова, Шанхай, Нагасаки…
Было все — тропические ливни, смерчи, обессиливающая жара, пальмовые рощи, гигантские змеи, пиратские суденышки, пестрая, непонятная, чужая жизнь. Гончаров работал в каюте, работал при поездках на берег, в номерах скверных гостиниц, где тускло светил фитилек плошки с кокосовым маслом, а летучие тараканы шуршали под потолком.
Он тяжело болел: сначала лихорадка, потом сильные боли в ноге, приковавшие его к постели в самый неподходящий момент.
То, что уже было написано, не удовлетворяло его. Сегодня какой-нибудь отрывок казался сносным, почти готовым. А немного спустя сообщает друзьям, что портфель набил довольно туго, но преимущественно пустяками, все дурно, бестолково, ничего нового, занимательного, достойного печати.
Между тем и без того трудное плавание осложняется еще более. Сначала — только слухи, ведь надежной связи с Петербургом у корабля нет. Но слухи все упорнее: в Европе тревожно, не исключена стычка России с Турцией, Англией и Францией.
Это предгрозовая пора, канун Крымской войны.
«Вот достигается наконец цель десятимесячного плавания, трудов. Вот этот запертый ларец с потерянным ключом, страна, в которую заглядывали до сих пор с тщетными усилиями склонить и золотом, и оружием, и хитрой политикой на знакомство… Ведь в географии и статистике мест с оседлым населением земного шара почти только один пробел и остается — Япония».
Запись сделана на рейде Нагасаки, где «Паллада» вместе с присоединившимися к ней на островах Бонин-Сима другими русскими судами бросила якорь 10 августа 1853 года.
Гончаров, как секретарь Путятина, ожидал, что теперь ему придется изрядно потрудиться на дипломатическом поприще. Кстати, к этому он был достаточно подготовлен годами работы в департаменте внешней торговли, где ему приходилось вести переговоры и переписку на английском, французском и немецком языках.
Но русские суда пришли в неудачное время: умер сегун — лицо, почти столь же важное, как император. Путятину дали понять, что переговоры откладываются на неопределенно продолжительное время.