В привычный стук колес ворвался новый дробный звук. Пулеметная очередь?
Вавилова предупредили: пусть Париж дал разрешение, однако французские власти не гарантируют ему безопасность и не будут ограждать путешественника от возможных прискорбных недоразумений.
Да, трудно было выбрать время, менее подходящее для путешествия по Сирии! Но что же заставило Вавилова спешить с поездкой в эту беспокойную страну?
…Может показаться почти невероятным, что за долгие столетия человек ничтожно мало узнал о родине своего хлеба насущного. В начале прошлого века Александр Гумбольдт не без горечи говорил, что место происхождения тех растений, которые сопровождают человечество с его раннего детства, покрыто таким же мраком, как и родина большинства домашних животных. «Мы не знаем родины хлебных злаков — пшеницы, ячменя, овса, ржи…» — отмечал ученый.
Полвека спустя швейцарец Декандоль выдвинул казавшееся весьма разумным предположение: у всех культурных растений должны быть дикие предки. Значит, надо хорошенько поискать их. Места находок сохранившихся «дикарей» и определят прародину пшеницы, овса, кукурузы.
Привлекательная простотой, гипотеза эта, однако, не получила крепких подпорок опыта: родословное древо некоторых наших кормильцев осталось без корней, поиски их диких предков оказались безуспешными.
Крупнейший ботаник академик Владимир Леонтьевич Комаров справедливо заметил, что Декандоль собрал большой фактический материал, но не осветил его никакими обобщающими научными соображениями: у него не сложилось убедительной теории.
А без правильного ответа на вопрос о происхождении культурных растений трудно было успешно решать многие важные практические задачи. Одной из них была так называемая интродукция — выращивание на полях какой-либо страны или области растений из других мест.
Охоту за растениями для этой цели давно вели американцы. Новый Свет при этом заимствовал весьма многое в России.
— Богатство полей Канады и Соединенных Штатов в значительной мере обязано хлебным злакам нашей страны, — говорил Вавилов.
Ему приходилось бывать в Вашингтоне, в главном центре агрономической разведки, которой руководил департамент земледелия. Там еще хорошо помнили Марка Карльтона и его русские находки.
Карльтон жил в штате Канзас. Он заметил, что твердые пшеницы, семена которых привезли в Америку переселенцы-сектанты, бежавшие от преследования царских властей, куда лучше местных переносят капризный климат. Тогда Карльтон сам поехал в Россию, долго колесил по засушливым местам нашей страны и отовсюду отправлял посылки в Америку. Особенно много было в них «кубанки» и «харьковской красной пшеницы». У киргизских юрт в Тургайской степи американец покупал зерно, которое, по его выражению, могло бы прорасти и дать урожай хоть в пекле ада.
Вернувшись в Соединенные Штаты, Карльтон принялся распространять новые сорта. Его крупную фигуру в привезенной из России войлочной мужицкой шляпе видели на тысячах ферм в засушливых степях.
Вскоре Карльтону не было нужды убеждать кого-либо, кроме чиновников из департамента земледелия. Русские твердые пшеницы сами постояли за себя. В 1919 году потомки выходцев с полей России заняли треть всех посевов пшеницы в стране.
Когда Вавилов был в Соединенных Штатах, Марк Карльтон, забытый всеми, уволенный из департамента земледелия, доживал последние горькие дни в одном из маленьких городков Перу.
Кроме Карльтона, по земному шару путешествовало много других американцев — охотников за растениями. Они занимались сбором семян в долинах Янцзы и Лены, доходили до сибирской тундры и азиатских пустынь.
Но исследованиям американцев недоставало направляющей, главенствующей идеи. Их поиски, их охота за растениями часто определялись случайными, а то и просто ошибочными предположениями.
И вот в научных кругах стало известно, что в Советской России появился наконец компас, способный указать верное направление поисков исходного материала для селекции, для выведения новых сортов. Этот компас — открытие советского профессора Вавилова.
Агроном с большой буквы, патриот своей страны, Вавилов был одержим идеей обновления нашей земли, в частности, путем замены малоурожайных, нестойких против стихийных бедствий сортов другими, более выносливыми.
Одно из его любимых выражений — «причесывать землю» — в широком смысле означало заботу об улучшении ухода за землей, о совершенствовании земледелия, о том, чтобы земля была кормилицей и в горах, и в пустынях, и на знойном юге, и на границах вечной мерзлоты.
Природное богатство отечественной флоры Вавилов приумножал за счет тех видов, которые не произрастают в нашей стране. В поисках полезных растений, которые можно было бы переселить на наши земли, он и его сотрудники путешествовали по всему земному шару.
В Ленинграде, в возглавляемом Вавиловым Всесоюзном институте растениеводства, были созданы огромные коллекции культурных растений мира, поистине золотые россыпи для селекционеров. Эти коллекции непрерывно пополняли экспедиции, снаряжаемые с точно разработанной целью.
В привычный стук колес ворвался новый дробный звук. Пулеметная очередь?
Вавилова предупредили: пусть Париж дал разрешение, однако французские власти не гарантируют ему безопасность и не будут ограждать путешественника от возможных прискорбных недоразумений.
Да, трудно было выбрать время, менее подходящее для путешествия по Сирии! Но что же заставило Вавилова спешить с поездкой в эту беспокойную страну?
…Может показаться почти невероятным, что за долгие столетия человек ничтожно мало узнал о родине своего хлеба насущного. В начале прошлого века Александр Гумбольдт не без горечи говорил, что место происхождения тех растений, которые сопровождают человечество с его раннего детства, покрыто таким же мраком, как и родина большинства домашних животных. «Мы не знаем родины хлебных злаков — пшеницы, ячменя, овса, ржи…» — отмечал ученый.
Полвека спустя швейцарец Декандоль выдвинул казавшееся весьма разумным предположение: у всех культурных растений должны быть дикие предки. Значит, надо хорошенько поискать их. Места находок сохранившихся «дикарей» и определят прародину пшеницы, овса, кукурузы.
Привлекательная простотой, гипотеза эта, однако, не получила крепких подпорок опыта: родословное древо некоторых наших кормильцев осталось без корней, поиски их диких предков оказались безуспешными.
Крупнейший ботаник академик Владимир Леонтьевич Комаров справедливо заметил, что Декандоль собрал большой фактический материал, но не осветил его никакими обобщающими научными соображениями: у него не сложилось убедительной теории.
А без правильного ответа на вопрос о происхождении культурных растений трудно было успешно решать многие важные практические задачи. Одной из них была так называемая интродукция — выращивание на полях какой-либо страны или области растений из других мест.
Охоту за растениями для этой цели давно вели американцы. Новый Свет при этом заимствовал весьма многое в России.
— Богатство полей Канады и Соединенных Штатов в значительной мере обязано хлебным злакам нашей страны, — говорил Вавилов.
Ему приходилось бывать в Вашингтоне, в главном центре агрономической разведки, которой руководил департамент земледелия. Там еще хорошо помнили Марка Карльтона и его русские находки.
Карльтон жил в штате Канзас. Он заметил, что твердые пшеницы, семена которых привезли в Америку переселенцы-сектанты, бежавшие от преследования царских властей, куда лучше местных переносят капризный климат. Тогда Карльтон сам поехал в Россию, долго колесил по засушливым местам нашей страны и отовсюду отправлял посылки в Америку. Особенно много было в них «кубанки» и «харьковской красной пшеницы». У киргизских юрт в Тургайской степи американец покупал зерно, которое, по его выражению, могло бы прорасти и дать урожай хоть в пекле ада.
Вернувшись в Соединенные Штаты, Карльтон принялся распространять новые сорта. Его крупную фигуру в привезенной из России войлочной мужицкой шляпе видели на тысячах ферм в засушливых степях.
Вскоре Карльтону не было нужды убеждать кого-либо, кроме чиновников из департамента земледелия. Русские твердые пшеницы сами постояли за себя. В 1919 году потомки выходцев с полей России заняли треть всех посевов пшеницы в стране.
Когда Вавилов был в Соединенных Штатах, Марк Карльтон, забытый всеми, уволенный из департамента земледелия, доживал последние горькие дни в одном из маленьких городков Перу.
Кроме Карльтона, по земному шару путешествовало много других американцев — охотников за растениями. Они занимались сбором семян в долинах Янцзы и Лены, доходили до сибирской тундры и азиатских пустынь.
Но исследованиям американцев недоставало направляющей, главенствующей идеи. Их поиски, их охота за растениями часто определялись случайными, а то и просто ошибочными предположениями.
И вот в научных кругах стало известно, что в Советской России появился наконец компас, способный указать верное направление поисков исходного материала для селекции, для выведения новых сортов. Этот компас — открытие советского профессора Вавилова.
Агроном с большой буквы, патриот своей страны, Вавилов был одержим идеей обновления нашей земли, в частности, путем замены малоурожайных, нестойких против стихийных бедствий сортов другими, более выносливыми.
Одно из его любимых выражений — «причесывать землю» — в широком смысле означало заботу об улучшении ухода за землей, о совершенствовании земледелия, о том, чтобы земля была кормилицей и в горах, и в пустынях, и на знойном юге, и на границах вечной мерзлоты.
Природное богатство отечественной флоры Вавилов приумножал за счет тех видов, которые не произрастают в нашей стране. В поисках полезных растений, которые можно было бы переселить на наши земли, он и его сотрудники путешествовали по всему земному шару.
В Ленинграде, в возглавляемом Вавиловым Всесоюзном институте растениеводства, были созданы огромные коллекции культурных растений мира, поистине золотые россыпи для селекционеров. Эти коллекции непрерывно пополняли экспедиции, снаряжаемые с точно разработанной целью.