Да. Тогда взрослая жизнь, наоборот, казалась ему сплошным волшебным праздником. И дурак же я был, в свои одиннадцать, с насмешливой мудростью подумал Женька, проламываясь следом за спутницей через кусты смородины к облупленной стене рыжего двухэтажного дома.
— Нашла? — спросил осторожно, пытаясь понять, как выглядят в реальности искомые семерки.
— Нет, — Женя говорила вполголоса, — достань у меня там, в наружном кармане бутылка.
Он расстегнул клапан, вытащил поллитровую бутылку с широкой крышкой. В мутном пластике шуршали, пересыпаясь, мелкие коричневые камушки. Девочка приняла бутылку, села на корточки, сдвигаясь в кусты, чтобы и ему было видно — в низкой коробке между стеной и кустами лежала кошка, тощая по случаю неуходящей жары, с настороженной мордой, расписанной черными по белому пятнышками. К выставленному боку были словно приклеены четыре котенка — все разноцветные. Женя аккуратно насыпала корма в коробку, под самую морду многодетной матери. Та коротко мявкнула и, опустив башку, захрустела, не беспокоя котят.
Женька запихал поданную ему бутылку снова в карман рюкзака, застегнул его.
— Все? — девочка стояла ровно, чтоб ему было удобно возиться за ее спиной.
— Угу. Ты все время носишь еду кошкам?
— Она легкая.
— Всех же не накормишь, — немного мрачно сказал Женька, когда снова пошли рядом, переходя из приятной тени под акациями в слепящий зной и снова в тень. В его дворе тоже было полно кошек и тоже пару раз в год они выводили новых котят, таких забавных. Вырастали совсем немногие.
— Я же не одна, — возразила Женя.
— А кто еще-то?
Она засмеялась, поводя плечами.
— Если будешь ты носить. Корм. Станет на одного человека больше.
Женька хотел задуматься. Возразить и поспорить. И вообще — а как же это, что с детства долдонят — ты в ответе за тех, кого приручил! И всякое там, что мама любила повторять скучным тоном — взялся за гуж… Кстати, а как он выглядит, этот самый гуж?
Но тут Женя резко остановилась. Шагнула в сторону, наклоняя голову к плечу. Вернулась на место и, поднимая камеру, поднесла к лицу. Сделала пару снимков.
Проследив направление, Женька узрел угол старого дома на повороте улицы, нависающую над желтой штукатуркой крышу. Буйные плети дикого винограда, что, заплетя почти всю стену, перекинулись на фонарный столб. И — все. Даже окна нет, с занавесками. Или форточкой. Угол, край крыши, листья.
— Идем? — Женя опустила руку с камерой. Крышку не стала надевать, и отключать тоже не стала.
— А… а там что? На доме? В смысле, просто кадр будет красивый, да? С виноградом?
— Десятка, — улыбнулась девочка, — их уже много, у Аргеста. Отана, в смысле. Но эта хорошая. Правильная.
Женька снова обратил взгляд к выбранному спутницей кадру. Ну, конечно, на желтой облезлой штукатурке — ржавая табличка с еле видными цифрами. Десятка.
— Так мы ищем номера домов? — догадался с некоторым разочарованием, — дома номер семь? Таблички? Если десять, нам нужно на другую сторону. Где нечетные. Слушай, а чего их искать? На каждой улице есть седьмой дом.
— Мы ищем семерки, — поправила девочка.
Да. Тогда взрослая жизнь, наоборот, казалась ему сплошным волшебным праздником. И дурак же я был, в свои одиннадцать, с насмешливой мудростью подумал Женька, проламываясь следом за спутницей через кусты смородины к облупленной стене рыжего двухэтажного дома.
— Нашла? — спросил осторожно, пытаясь понять, как выглядят в реальности искомые семерки.
— Нет, — Женя говорила вполголоса, — достань у меня там, в наружном кармане бутылка.
Он расстегнул клапан, вытащил поллитровую бутылку с широкой крышкой. В мутном пластике шуршали, пересыпаясь, мелкие коричневые камушки. Девочка приняла бутылку, села на корточки, сдвигаясь в кусты, чтобы и ему было видно — в низкой коробке между стеной и кустами лежала кошка, тощая по случаю неуходящей жары, с настороженной мордой, расписанной черными по белому пятнышками. К выставленному боку были словно приклеены четыре котенка — все разноцветные. Женя аккуратно насыпала корма в коробку, под самую морду многодетной матери. Та коротко мявкнула и, опустив башку, захрустела, не беспокоя котят.
Женька запихал поданную ему бутылку снова в карман рюкзака, застегнул его.
— Все? — девочка стояла ровно, чтоб ему было удобно возиться за ее спиной.
— Угу. Ты все время носишь еду кошкам?
— Она легкая.
— Всех же не накормишь, — немного мрачно сказал Женька, когда снова пошли рядом, переходя из приятной тени под акациями в слепящий зной и снова в тень. В его дворе тоже было полно кошек и тоже пару раз в год они выводили новых котят, таких забавных. Вырастали совсем немногие.
— Я же не одна, — возразила Женя.
— А кто еще-то?
Она засмеялась, поводя плечами.
— Если будешь ты носить. Корм. Станет на одного человека больше.
Женька хотел задуматься. Возразить и поспорить. И вообще — а как же это, что с детства долдонят — ты в ответе за тех, кого приручил! И всякое там, что мама любила повторять скучным тоном — взялся за гуж… Кстати, а как он выглядит, этот самый гуж?
Но тут Женя резко остановилась. Шагнула в сторону, наклоняя голову к плечу. Вернулась на место и, поднимая камеру, поднесла к лицу. Сделала пару снимков.
Проследив направление, Женька узрел угол старого дома на повороте улицы, нависающую над желтой штукатуркой крышу. Буйные плети дикого винограда, что, заплетя почти всю стену, перекинулись на фонарный столб. И — все. Даже окна нет, с занавесками. Или форточкой. Угол, край крыши, листья.
— Идем? — Женя опустила руку с камерой. Крышку не стала надевать, и отключать тоже не стала.
— А… а там что? На доме? В смысле, просто кадр будет красивый, да? С виноградом?
— Десятка, — улыбнулась девочка, — их уже много, у Аргеста. Отана, в смысле. Но эта хорошая. Правильная.
Женька снова обратил взгляд к выбранному спутницей кадру. Ну, конечно, на желтой облезлой штукатурке — ржавая табличка с еле видными цифрами. Десятка.
— Так мы ищем номера домов? — догадался с некоторым разочарованием, — дома номер семь? Таблички? Если десять, нам нужно на другую сторону. Где нечетные. Слушай, а чего их искать? На каждой улице есть седьмой дом.
— Мы ищем семерки, — поправила девочка.