Вздохнул Искра — печально, да делать нечего.
— Прости меня, Копьё, — сказал. Заглянул охотнику в глаза снизу, как медвежонок-дух на него самого смотрел. — Не могу я сейчас к матери ехать, хоть и охота мне. Слишком там хорошо, а когда хорошо — не приходит мне вдохновение.
Усмехнулся Копьё.
— Ты уж выбери, что тебе надо: то оленье копыто просишь, то лунный рожок с неба стрелой сбить.
Хотел Искра обидеться, но уже кое-чему научился — рассмеялся:
— Пусть лунный рог у неба растёт — не нужен он мне. Учи меня, Копьё — а я слушаться буду и научусь, чему смогу. Мне тоже надо стать воином — хоть и другие следы я вижу. А если что странное заметишь — не сердись: сполохи это играют, глаза отводят.
Взглянул Копьё сверху — как с сопки:
— А ты говорил, что не веришь мне.
Улыбнулся Искра:
— Так и ты мне не верил!
Если и была между ними ледяная стена до самых туч — окончательно она растаяла и ручьями в море ушла.
Отправили Искру на Песцовую реку к Копью учиться в тундре звериные следы читать, самоловы ставить, на волка выходить, гонять оленью упряжку — а научился он совсем другим умениям. Шаманским зрением в темноте следы духов находить, своему страху навстречу идти, не отступая, боль терпеть, не меняясь в лице — и не смотреть на людей свысока, хоть и не могут они скрытое видеть. Главное умение — разобрать, что у всех разная сила.
Это умение Искра бы без Копья не освоил. Слишком уж в него дети Ворона верили, слишком ждали, когда он станет богатырём и защитником. Когда слишком уж верят в кого-то люди — и злобная нежить, и глупость, и высокомерие легко сбивают общую надежду с пути, словно в насмешку.
Но Копьё не из тех людей был, чтоб Искру, словно тайныкут, под паркой на груди носить — а оттого и перестал Искра себя чувствовать у старших за пазухой. Человеком, а не амулетом себя чувствовать начал.
Бубен у него теперь был, колотушка из оленьего ребра была — и первый раз Искра пел, призывая духов, когда вокруг тордоха пурга разыгралась. Слышал Искра, как ветер сотней голосов завывал, как снег швырял яростно — и захотелось ему и своего медвежонка услыхать в голосах вьюги.
Запел Искра — тоненьким голоском, как сумел:
— Маленький келе, помнишь, как я тебя кровью угостил? Помнишь, как ты сквозь мясо и кости меня обнюхивал? Мы с тобой — друзья. Покажись мне снова!
Скакал голос у Искры вверх и вниз, будто зайчонок, и ритм никак не хотел ловиться — но мало-помалу загудел бубен, как ветер в дымоходе-онидигиле, а в глазах у Искры огонь стал темнеть. И увидел он — глаза в глаза — медвежонка: зеленоватые сполохи в кромешной тьме его освещают.
Искра шепнул неслышно:
— Покажи маму.
Загудел вокруг чёрный ветер, пурга хлестнула лицо — и целый миг видел Искра, как мама, сидя у костра, делает строганину, а рядом — Тальник трубку курит, Брусника чай заваривает…
Очнулся Искра у Копья на руках.
Вздохнул Искра — печально, да делать нечего.
— Прости меня, Копьё, — сказал. Заглянул охотнику в глаза снизу, как медвежонок-дух на него самого смотрел. — Не могу я сейчас к матери ехать, хоть и охота мне. Слишком там хорошо, а когда хорошо — не приходит мне вдохновение.
Усмехнулся Копьё.
— Ты уж выбери, что тебе надо: то оленье копыто просишь, то лунный рожок с неба стрелой сбить.
Хотел Искра обидеться, но уже кое-чему научился — рассмеялся:
— Пусть лунный рог у неба растёт — не нужен он мне. Учи меня, Копьё — а я слушаться буду и научусь, чему смогу. Мне тоже надо стать воином — хоть и другие следы я вижу. А если что странное заметишь — не сердись: сполохи это играют, глаза отводят.
Взглянул Копьё сверху — как с сопки:
— А ты говорил, что не веришь мне.
Улыбнулся Искра:
— Так и ты мне не верил!
Если и была между ними ледяная стена до самых туч — окончательно она растаяла и ручьями в море ушла.
Отправили Искру на Песцовую реку к Копью учиться в тундре звериные следы читать, самоловы ставить, на волка выходить, гонять оленью упряжку — а научился он совсем другим умениям. Шаманским зрением в темноте следы духов находить, своему страху навстречу идти, не отступая, боль терпеть, не меняясь в лице — и не смотреть на людей свысока, хоть и не могут они скрытое видеть. Главное умение — разобрать, что у всех разная сила.
Это умение Искра бы без Копья не освоил. Слишком уж в него дети Ворона верили, слишком ждали, когда он станет богатырём и защитником. Когда слишком уж верят в кого-то люди — и злобная нежить, и глупость, и высокомерие легко сбивают общую надежду с пути, словно в насмешку.
Но Копьё не из тех людей был, чтоб Искру, словно тайныкут, под паркой на груди носить — а оттого и перестал Искра себя чувствовать у старших за пазухой. Человеком, а не амулетом себя чувствовать начал.
Бубен у него теперь был, колотушка из оленьего ребра была — и первый раз Искра пел, призывая духов, когда вокруг тордоха пурга разыгралась. Слышал Искра, как ветер сотней голосов завывал, как снег швырял яростно — и захотелось ему и своего медвежонка услыхать в голосах вьюги.
Запел Искра — тоненьким голоском, как сумел:
— Маленький келе, помнишь, как я тебя кровью угостил? Помнишь, как ты сквозь мясо и кости меня обнюхивал? Мы с тобой — друзья. Покажись мне снова!
Скакал голос у Искры вверх и вниз, будто зайчонок, и ритм никак не хотел ловиться — но мало-помалу загудел бубен, как ветер в дымоходе-онидигиле, а в глазах у Искры огонь стал темнеть. И увидел он — глаза в глаза — медвежонка: зеленоватые сполохи в кромешной тьме его освещают.
Искра шепнул неслышно:
— Покажи маму.
Загудел вокруг чёрный ветер, пурга хлестнула лицо — и целый миг видел Искра, как мама, сидя у костра, делает строганину, а рядом — Тальник трубку курит, Брусника чай заваривает…
Очнулся Искра у Копья на руках.