— А это? Или — вот это?
В ее руки ложилась одна вещь за другой, и всякий раз она качала головой, молча, боясь, что голос задрожит. Великий мастер Асур привел ее в место, где хранилось множество дивно сработанных вещей — вазы, ожерелья, диадемы, тяжелые обложки книг, украшенные драгоценными камнями. И все эти вещи тонули в темноте, ни искорки от них, ни лучика света.
— Разве не чувствуешь, какая работа! Вот подсвечник, выкован цветком лилии. Три листа, стебель, роскошный венчик из хрусталя! Равного нет ему! Ни трещинки, ни вмятины, ни единого лишнего выступа! Очень жаль, что ты слепа, как летучая мышь. Хотя… Чего я жду от убогонькой странницы, которая упала с дерева и отшибла последний умишко. Да будь у тебя сотня глаз, разве смогли бы они оценить мастерство Асура! Лишь Эррис король наш понимает мое искусство. И знатные его гости.
— Я вижу! — Келайла вернула ему мертвую лилию, что колола ей пальцы острыми лепестками. Шагнула вперед, протягивая руку, — там, дальше! Я вижу прекрасную вещь!
Она потянулась, очень осторожно, чтобы не уронить невидимых изящных безделок. Взяла в руки маленькую прозрачную шкатулку, выточенную из мерцающего камня, такого теплого и живого под пальцами, что лицо само улыбалось. И повернулась к мастеру, протягивая ему живую вещь.
— Она чудесная! Я ее вижу.
Асур вывернул шкатулку из ее рук и, размахнувшись, швырнул. Брызнули, зазвенев, тонкие осколки. Келайла ахнула, сжав порезанную руку, с которой медленно капала кровь.
— Пошли, бродяжка. Благодари судьбу, что ты слепа. Иначе мне пришлось бы убить тебя, чтоб никому не показывала дорогу в тайную мастерскую великого Асура.
Молча провел он ее новыми коридорами, другими лестницами и переходами. И когда Келайла совсем устала и готова была расплакаться, свет наконец, появился снова, но тут же исчез, прихлопнутый маленькой дверкой.
— Спать будешь тут.
— Спасибо, — прошептала Келайла, но в темноте уже никого не было, дверка захлопнулась, загремел снаружи замок.
Наощупь она нашла узкий сундук, покрытый рваной вонючей овчиной, рядом — шаткий столик, совсем крошечный. Села, медленно снимая с плеча сумку. Рука сильно болела, она сжала кулак, другой рукой вынимая из сумки платок, чтобы перевязать ссадину. И ахнула, приближая ладошку к глазам. Маленький осколок шкатулки, который порезал кожу, застрял в рукаве платья, сиял клинышком, освещая растопыренные пальцы и угол стола. И, будто прибавляя девочке сил и проясняя зрение, показал в темноте, которая становилась полумраком — видишь, смотри! Вот столик, его когда-то сколотили из сосновых дощечек, поставив на длинные чурбачки. А вот круглое окошко, закрытое ставенкой. Стена, кто-то белил ее давным-давно, и она все еще пахнет мелом, как платье, которое выстирала и сложила в сундук бабушка Целеста.
Келайла вытащила из рукава осколок, подняла его над головой, осматриваясь. Он, как маленькая свеча, размером поменьше ее мизинца, послушно светил, показывая ей — уже привыкшей к тому, что слепа — предметы, стены, неровный пол.
— Если ты такой маленький и такой волшебный, какой же была та шкатулка? И кто делал ее с такой любовью? Что хотел в ней сохранить? — Келайла бережно положила осколок, прикрыла краешком платка. Исчезло все, на что он светил, но сам мягкий огонек остался. Словно шептал ей что-то, чего она не могла понять. А еще — ужасно устала…
Вдруг мастер Асур увидит осколок и заберет? Девочка туго замотала его в платок и сунула на самое дно сумки. Легла на вытертую овчину, закрывая снова ослепшие глаза. Ей уже не было страшно. Завтра, решила, засыпая. Будет день, будет мне пища, не зря в коридоре за поворотом мерцал свет и пахло горячей едой. Наверное, там кухня. А маленький волшебный осколок вдруг поможет ей найти пропавших сестер?
Весь следующий день и еще два дня Келайле пришлось провести в каморке, запертой на замок. Видно, Асур отправил людей на поиски анберов, поняла девочка, и теперь ждет, когда они вернутся с добычей и рассказами.
Сидеть под замком было скучно, но она понимала, нужно дождаться. Поесть ей принесли, просовывая миску с кашей и кусок хлеба в окошко на запертой двери, а на столе она обнаружила кувшин с водой. В крошечной кладовке обнаружилось ведерко с крышкой.
Все свободное от сна и еды время она скоротала, разглядывая при свете осколка свою темницу. Хотела даже открыть окошко и посветить клинышком наружу, но испугалась, что там вдруг белый день, и ее увидят, отберут волшебный осколок, которому дала имя — Светлячок.
Насмотревшись, прятала в платок и шепотом пела ему песенки, рассказывала сказки, те самые — про котят и рыбок. И так заскучала по маме и отцу, что несколько раз плакала, хотя уговаривала себя быть сильной и смелой.
На четвертый день замок загремел, распахнулась дверца.
— Пойдем, — сказал знакомый голос.
Снова шли молча, снова мерзли пальцы Келайлы, схваченные ледяной рукой. Она шла и боялась, что работники ничего не нашли, и ее накажут, как наказали Явора, или еще хуже — выгонят из дворца, выставят за кованые ворота.
— А это? Или — вот это?
В ее руки ложилась одна вещь за другой, и всякий раз она качала головой, молча, боясь, что голос задрожит. Великий мастер Асур привел ее в место, где хранилось множество дивно сработанных вещей — вазы, ожерелья, диадемы, тяжелые обложки книг, украшенные драгоценными камнями. И все эти вещи тонули в темноте, ни искорки от них, ни лучика света.
— Разве не чувствуешь, какая работа! Вот подсвечник, выкован цветком лилии. Три листа, стебель, роскошный венчик из хрусталя! Равного нет ему! Ни трещинки, ни вмятины, ни единого лишнего выступа! Очень жаль, что ты слепа, как летучая мышь. Хотя… Чего я жду от убогонькой странницы, которая упала с дерева и отшибла последний умишко. Да будь у тебя сотня глаз, разве смогли бы они оценить мастерство Асура! Лишь Эррис король наш понимает мое искусство. И знатные его гости.
— Я вижу! — Келайла вернула ему мертвую лилию, что колола ей пальцы острыми лепестками. Шагнула вперед, протягивая руку, — там, дальше! Я вижу прекрасную вещь!
Она потянулась, очень осторожно, чтобы не уронить невидимых изящных безделок. Взяла в руки маленькую прозрачную шкатулку, выточенную из мерцающего камня, такого теплого и живого под пальцами, что лицо само улыбалось. И повернулась к мастеру, протягивая ему живую вещь.
— Она чудесная! Я ее вижу.
Асур вывернул шкатулку из ее рук и, размахнувшись, швырнул. Брызнули, зазвенев, тонкие осколки. Келайла ахнула, сжав порезанную руку, с которой медленно капала кровь.
— Пошли, бродяжка. Благодари судьбу, что ты слепа. Иначе мне пришлось бы убить тебя, чтоб никому не показывала дорогу в тайную мастерскую великого Асура.
Молча провел он ее новыми коридорами, другими лестницами и переходами. И когда Келайла совсем устала и готова была расплакаться, свет наконец, появился снова, но тут же исчез, прихлопнутый маленькой дверкой.
— Спать будешь тут.
— Спасибо, — прошептала Келайла, но в темноте уже никого не было, дверка захлопнулась, загремел снаружи замок.
Наощупь она нашла узкий сундук, покрытый рваной вонючей овчиной, рядом — шаткий столик, совсем крошечный. Села, медленно снимая с плеча сумку. Рука сильно болела, она сжала кулак, другой рукой вынимая из сумки платок, чтобы перевязать ссадину. И ахнула, приближая ладошку к глазам. Маленький осколок шкатулки, который порезал кожу, застрял в рукаве платья, сиял клинышком, освещая растопыренные пальцы и угол стола. И, будто прибавляя девочке сил и проясняя зрение, показал в темноте, которая становилась полумраком — видишь, смотри! Вот столик, его когда-то сколотили из сосновых дощечек, поставив на длинные чурбачки. А вот круглое окошко, закрытое ставенкой. Стена, кто-то белил ее давным-давно, и она все еще пахнет мелом, как платье, которое выстирала и сложила в сундук бабушка Целеста.
Келайла вытащила из рукава осколок, подняла его над головой, осматриваясь. Он, как маленькая свеча, размером поменьше ее мизинца, послушно светил, показывая ей — уже привыкшей к тому, что слепа — предметы, стены, неровный пол.
— Если ты такой маленький и такой волшебный, какой же была та шкатулка? И кто делал ее с такой любовью? Что хотел в ней сохранить? — Келайла бережно положила осколок, прикрыла краешком платка. Исчезло все, на что он светил, но сам мягкий огонек остался. Словно шептал ей что-то, чего она не могла понять. А еще — ужасно устала…
Вдруг мастер Асур увидит осколок и заберет? Девочка туго замотала его в платок и сунула на самое дно сумки. Легла на вытертую овчину, закрывая снова ослепшие глаза. Ей уже не было страшно. Завтра, решила, засыпая. Будет день, будет мне пища, не зря в коридоре за поворотом мерцал свет и пахло горячей едой. Наверное, там кухня. А маленький волшебный осколок вдруг поможет ей найти пропавших сестер?
Весь следующий день и еще два дня Келайле пришлось провести в каморке, запертой на замок. Видно, Асур отправил людей на поиски анберов, поняла девочка, и теперь ждет, когда они вернутся с добычей и рассказами.
Сидеть под замком было скучно, но она понимала, нужно дождаться. Поесть ей принесли, просовывая миску с кашей и кусок хлеба в окошко на запертой двери, а на столе она обнаружила кувшин с водой. В крошечной кладовке обнаружилось ведерко с крышкой.
Все свободное от сна и еды время она скоротала, разглядывая при свете осколка свою темницу. Хотела даже открыть окошко и посветить клинышком наружу, но испугалась, что там вдруг белый день, и ее увидят, отберут волшебный осколок, которому дала имя — Светлячок.
Насмотревшись, прятала в платок и шепотом пела ему песенки, рассказывала сказки, те самые — про котят и рыбок. И так заскучала по маме и отцу, что несколько раз плакала, хотя уговаривала себя быть сильной и смелой.
На четвертый день замок загремел, распахнулась дверца.
— Пойдем, — сказал знакомый голос.
Снова шли молча, снова мерзли пальцы Келайлы, схваченные ледяной рукой. Она шла и боялась, что работники ничего не нашли, и ее накажут, как наказали Явора, или еще хуже — выгонят из дворца, выставят за кованые ворота.