Она вздрогнула и схватила карандаш вспотевшей рукой.
Миша сладко улыбался, блестели прилизанные на висках волосики.
— Дашенька, ты мне не подкинешь ремонта? Вместе чик-чик, быстро сделаем. А то Любочка хочет в «Азию» на ночной концерт. Билеты дорогущие! Но любимую повести надо!
— Конечно. Вот джинсы на кресле, и юбка, я уже заколола, бери.
Миша прокрался мимо стола, быстрым движением, будто украл, схватил брючки. И прошептал, закатывая масленые глаза:
— Ска-азочный Новый год, Даша. Я читал твой гороскоп.
— Да? И что в нем?
— Безумный секс, всю неделю и все праздники, — Миша хихикнул, — если не упустишь своего счастья. Ты уж не упусти.
Даша глубоко вздохнула, успокаиваясь, и рассмеялась:
— Я… постараюсь.
Нельзя сказать, что Даше с мужчинами не везло. Скорее мужчинам не везло с Дашей. Мужчины в Южноморске привыкли к тому, что дамы, все бросая — детей, работу, хозяйство, увлечения и привычки, — торопились к подножию и садились смотреть снизу вверх. Но одновременно мужчины в Южноморске трепетно относились к домашнему уюту, внешнему виду возлюбленной и к собственному горячему трехразовому питанию. А также к полной готовности партнерши кидаться в секс по первому требованию.
Даша тоже трепетно относилась к своему внешнему виду, к работе в реставрационной мастерской и наведению домашнего уюта; да и накормить голодного мужчину ей всегда было приятно, сядешь напротив и смотришь, как кушает с удовольствием. Вот только времени на то, что заработать-выглядеть-приготовить, после чего страстно предаться упоительному сексу, катастрофически не хватало. Потому Дашины мужчины, приходя с тройкой гвоздичек и шоколадкой, с неудовольствием заставали Дашу или за швейной машиной или не заставали вовсе. Потому что в музее, где она почти бесплатно трудилась, авралы следовали один за другим. Оказалось, отменив зарплату и прочие плановые государственные милости, — никто не собирался отменять строительства светлого будущего, что маячило впереди недостижимой для осликов морковкой.
Убегая по утрам в свой музей, Даша часто гадала, скоро ли наступит день, когда начнут брать плату за допуск к работе. Судя по кроткому долготерпению научных сотрудников, на входных билетах руководство музея могло бы изрядно нажиться…
И Дашины мужчины, помаявшись рядом с ней, такой постоянно занятой, легко находили ей замену. Выбор в Южноморске всегда был велик.
А вообще Дашино умение шить, хорошо выглядеть и радоваться жизни, сыграло с ней плохую шутку: даже сидя без копейки, она выглядела дамой обеспеченной и беззаботной, в помощи не нуждающейся. В один прекрасный день, стоя с дрелью на табуретке, Даша поняла — чем больше умеешь, тем меньше остается времени на то, чтоб любоваться луной и звездами. Вздохнула и, просверлив очередную дырку в стене, приколотила карниз. На который повесила самолично сшитые шторы.
…В столице вечная занятость догнала ее, видимо, прибежав следом с малой родины. Но и внимание мужчин, оказывается, торопилось следом.
Она вывернула трикотажное платье и отправилась к алениному утюгу. Тот шипел и плевался паром. Тоже работал.
— Ой, кукольное! — сказала Алена за спиной.
Даша посмотрела на расстеленное короткое платьице, прозрачное, с широкой пышной юбкой и рукавами-фонариками.
Алена приподняла полы рабочего халатика, показывая худые ножки в черных плотных колготах:
— У меня кукла любимая, точь в таком была, коротюсеньком. Я мечтала, чтоб у меня было такое же.
— Вот и сшей себе такое. Умеешь ведь, — предложила Даша.
Она вздрогнула и схватила карандаш вспотевшей рукой.
Миша сладко улыбался, блестели прилизанные на висках волосики.
— Дашенька, ты мне не подкинешь ремонта? Вместе чик-чик, быстро сделаем. А то Любочка хочет в «Азию» на ночной концерт. Билеты дорогущие! Но любимую повести надо!
— Конечно. Вот джинсы на кресле, и юбка, я уже заколола, бери.
Миша прокрался мимо стола, быстрым движением, будто украл, схватил брючки. И прошептал, закатывая масленые глаза:
— Ска-азочный Новый год, Даша. Я читал твой гороскоп.
— Да? И что в нем?
— Безумный секс, всю неделю и все праздники, — Миша хихикнул, — если не упустишь своего счастья. Ты уж не упусти.
Даша глубоко вздохнула, успокаиваясь, и рассмеялась:
— Я… постараюсь.
Нельзя сказать, что Даше с мужчинами не везло. Скорее мужчинам не везло с Дашей. Мужчины в Южноморске привыкли к тому, что дамы, все бросая — детей, работу, хозяйство, увлечения и привычки, — торопились к подножию и садились смотреть снизу вверх. Но одновременно мужчины в Южноморске трепетно относились к домашнему уюту, внешнему виду возлюбленной и к собственному горячему трехразовому питанию. А также к полной готовности партнерши кидаться в секс по первому требованию.
Даша тоже трепетно относилась к своему внешнему виду, к работе в реставрационной мастерской и наведению домашнего уюта; да и накормить голодного мужчину ей всегда было приятно, сядешь напротив и смотришь, как кушает с удовольствием. Вот только времени на то, что заработать-выглядеть-приготовить, после чего страстно предаться упоительному сексу, катастрофически не хватало. Потому Дашины мужчины, приходя с тройкой гвоздичек и шоколадкой, с неудовольствием заставали Дашу или за швейной машиной или не заставали вовсе. Потому что в музее, где она почти бесплатно трудилась, авралы следовали один за другим. Оказалось, отменив зарплату и прочие плановые государственные милости, — никто не собирался отменять строительства светлого будущего, что маячило впереди недостижимой для осликов морковкой.
Убегая по утрам в свой музей, Даша часто гадала, скоро ли наступит день, когда начнут брать плату за допуск к работе. Судя по кроткому долготерпению научных сотрудников, на входных билетах руководство музея могло бы изрядно нажиться…
И Дашины мужчины, помаявшись рядом с ней, такой постоянно занятой, легко находили ей замену. Выбор в Южноморске всегда был велик.
А вообще Дашино умение шить, хорошо выглядеть и радоваться жизни, сыграло с ней плохую шутку: даже сидя без копейки, она выглядела дамой обеспеченной и беззаботной, в помощи не нуждающейся. В один прекрасный день, стоя с дрелью на табуретке, Даша поняла — чем больше умеешь, тем меньше остается времени на то, чтоб любоваться луной и звездами. Вздохнула и, просверлив очередную дырку в стене, приколотила карниз. На который повесила самолично сшитые шторы.
…В столице вечная занятость догнала ее, видимо, прибежав следом с малой родины. Но и внимание мужчин, оказывается, торопилось следом.
Она вывернула трикотажное платье и отправилась к алениному утюгу. Тот шипел и плевался паром. Тоже работал.
— Ой, кукольное! — сказала Алена за спиной.
Даша посмотрела на расстеленное короткое платьице, прозрачное, с широкой пышной юбкой и рукавами-фонариками.
Алена приподняла полы рабочего халатика, показывая худые ножки в черных плотных колготах:
— У меня кукла любимая, точь в таком была, коротюсеньком. Я мечтала, чтоб у меня было такое же.
— Вот и сшей себе такое. Умеешь ведь, — предложила Даша.