Даша шла неостановимо, мерно и сильно, вдавливая подошвами шнурованных ботинок тугую, чуть подтаявшую землю, и зеленые глаза с черными, вертикально поставленными зрачками, расширялись и сужались, сканируя все вокруг. Впереди замаячила пирамида елки, по которой ритмично пробегали нервные всполохи огней. Даша замедлила шаг и удобнее перехватила рукоять бластера. Косая тень от крайнего дома в переулке ложилась на сверкающий снег лезвием черного топора.
Вот они — пляшут, вскидывая корявые ноги, скалятся кривыми острыми зубами, раздувают ноздри. И, крутясь по яркому, желтому от фонарей снегу, кидается из стороны в сторону шум: визг, блеянье, резкие крики.
Даша подняла бластер, прижав к горячей щеке полированный множеством рук приклад, сузила зрачок, загоняя взгляд в перекрестье прицела. Крест плыл по кривляющимся лицам, и — вот! — Уперся в широкий оскал, раздвинувший сизые от частого бритья щеки. Даша слегка надавила пальцем спусковой крючок и мысленно приказала: «посмотри в глаза своей смерти»…
Лицо замерло, оскал потускнел, опустились вниз скрюченные руки… Надавить чуть сильнее — и откинется назад голова, разлетятся в стороны лицемерный взгляд, сизая синева и уверенная мужская улыбка. А тело грузно шмякнется на желтый сверкающий снег.
Даша ослабила палец. Ствол двинулся вниз. «Да ну его», подумала сердито и прижала опущенный бластер к бедру. Саша, проследив за движением ствола, обмяк, но тут же выпрямился. Пониманием блеснули глаза. Поползла, расплываясь по сизому, самодовольная улыбка.
— Патрисий… — сказала Даша.
Позади зарокотало и, перекрывая косую тень, выдвинулась на желтое другая, — огромная, покрытая острой щеткой зазубрин, с круглой головой, увенчанной треугольниками ушей. Шел, обходя Дашу, от высокого бока веяло живым теплом, а тень вырастала, становясь исполинской, закрывала бледные точки звезд.
Саша закричал. Складываясь пополам, спрятал лицо, обхватил голову руками.
— Крови не надо, — велела Даша, — испугал и ладно. Пошли. Ну?
Она ровным шагом пересекала площадь, в стороны прыскала перепуганная нечисть, бессильно улюлюкая и визжа. Патрисий недовольно взмуркнул (с крыш снялись голуби и стаей кинулись в черное небо), поддал скорченную на снегу фигурку и, брезгливо отряхнув огромную лапу, пошел за хозяйкой.
— Я больше не буду-у… — Сашин голос удалялся, превращаясь в тонкий писк.
— Врешь ведь! — Даша с досадой швырнула бластер в стену.
И проснулась от резкого толчка.
— Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Преображенская площадь», — без выражения проорал динамик.
Даша оглядела пустой вагон и запахнула сбившееся пальто. Мех защекотал подбородок. Вагон трясся, подпрыгивал на стыках, выл песню метро. Вой плавно утих, залязгали двери. Даша вышла в большой зал, в котором бродили редкие пассажиры, и двинулась к эскалатору.
…Там Патрисий, там беспорядок, кучи вещей, наваленные на столы, немытые чашки на столике в закутке. А еще — синий аквариум новой витрины с красивыми неживыми девочками, их никто не обидит и не обманет, все будут лишь восхищаться, разглядывая. Сейчас Даша снимет свое счастливое платье, расчешет волосы и заплетет их в обычную косу, с такой в школу ходила в седьмом классе, пока не постриглась. Уберет тот хлам, что мешает, попьет чаю и устроится на старой тахте, с книжкой, а то в последний месяц и почитать было некогда. Патрисий уляжется на живот, запоет ей одну из вечных кошачьих песен. Песню зимы.
Наверху было холодно, и она поспешно накинула капюшон. Потопталась, согревая мгновенно озябшие ноги, и побежала по темным дворам мимо освещенных шумных окон, за которыми праздник только набирал силу. «Орхидея» высилась над домами, и Даша, издалека увидев полоску желтых квадратиков под огненными буквами, остановилась. Боясь передумать, быстро полезла в пакет, вынула сумочку и, раскрыв, достала мобильник. На счету копейки. Но — местный звонок, на пару минут разговора хватит. Ткнула пальцем и задумалась, глядя на цепочку цифр. Так восьмерка или девятка? Пусть — восьмерка.
Деревья молча стояли вокруг, сверкали в голых ветвях синие и желтые огоньки.
— Аллоу? — распеваясь, произнес ласковый женский голос.
— Алло, — ответила Даша, собираясь с мыслями.
— Кто это? — голос заледенел.
— Это… Даша. Дарья. Из…
Даша шла неостановимо, мерно и сильно, вдавливая подошвами шнурованных ботинок тугую, чуть подтаявшую землю, и зеленые глаза с черными, вертикально поставленными зрачками, расширялись и сужались, сканируя все вокруг. Впереди замаячила пирамида елки, по которой ритмично пробегали нервные всполохи огней. Даша замедлила шаг и удобнее перехватила рукоять бластера. Косая тень от крайнего дома в переулке ложилась на сверкающий снег лезвием черного топора.
Вот они — пляшут, вскидывая корявые ноги, скалятся кривыми острыми зубами, раздувают ноздри. И, крутясь по яркому, желтому от фонарей снегу, кидается из стороны в сторону шум: визг, блеянье, резкие крики.
Даша подняла бластер, прижав к горячей щеке полированный множеством рук приклад, сузила зрачок, загоняя взгляд в перекрестье прицела. Крест плыл по кривляющимся лицам, и — вот! — Уперся в широкий оскал, раздвинувший сизые от частого бритья щеки. Даша слегка надавила пальцем спусковой крючок и мысленно приказала: «посмотри в глаза своей смерти»…
Лицо замерло, оскал потускнел, опустились вниз скрюченные руки… Надавить чуть сильнее — и откинется назад голова, разлетятся в стороны лицемерный взгляд, сизая синева и уверенная мужская улыбка. А тело грузно шмякнется на желтый сверкающий снег.
Даша ослабила палец. Ствол двинулся вниз. «Да ну его», подумала сердито и прижала опущенный бластер к бедру. Саша, проследив за движением ствола, обмяк, но тут же выпрямился. Пониманием блеснули глаза. Поползла, расплываясь по сизому, самодовольная улыбка.
— Патрисий… — сказала Даша.
Позади зарокотало и, перекрывая косую тень, выдвинулась на желтое другая, — огромная, покрытая острой щеткой зазубрин, с круглой головой, увенчанной треугольниками ушей. Шел, обходя Дашу, от высокого бока веяло живым теплом, а тень вырастала, становясь исполинской, закрывала бледные точки звезд.
Саша закричал. Складываясь пополам, спрятал лицо, обхватил голову руками.
— Крови не надо, — велела Даша, — испугал и ладно. Пошли. Ну?
Она ровным шагом пересекала площадь, в стороны прыскала перепуганная нечисть, бессильно улюлюкая и визжа. Патрисий недовольно взмуркнул (с крыш снялись голуби и стаей кинулись в черное небо), поддал скорченную на снегу фигурку и, брезгливо отряхнув огромную лапу, пошел за хозяйкой.
— Я больше не буду-у… — Сашин голос удалялся, превращаясь в тонкий писк.
— Врешь ведь! — Даша с досадой швырнула бластер в стену.
И проснулась от резкого толчка.
— Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Преображенская площадь», — без выражения проорал динамик.
Даша оглядела пустой вагон и запахнула сбившееся пальто. Мех защекотал подбородок. Вагон трясся, подпрыгивал на стыках, выл песню метро. Вой плавно утих, залязгали двери. Даша вышла в большой зал, в котором бродили редкие пассажиры, и двинулась к эскалатору.
…Там Патрисий, там беспорядок, кучи вещей, наваленные на столы, немытые чашки на столике в закутке. А еще — синий аквариум новой витрины с красивыми неживыми девочками, их никто не обидит и не обманет, все будут лишь восхищаться, разглядывая. Сейчас Даша снимет свое счастливое платье, расчешет волосы и заплетет их в обычную косу, с такой в школу ходила в седьмом классе, пока не постриглась. Уберет тот хлам, что мешает, попьет чаю и устроится на старой тахте, с книжкой, а то в последний месяц и почитать было некогда. Патрисий уляжется на живот, запоет ей одну из вечных кошачьих песен. Песню зимы.
Наверху было холодно, и она поспешно накинула капюшон. Потопталась, согревая мгновенно озябшие ноги, и побежала по темным дворам мимо освещенных шумных окон, за которыми праздник только набирал силу. «Орхидея» высилась над домами, и Даша, издалека увидев полоску желтых квадратиков под огненными буквами, остановилась. Боясь передумать, быстро полезла в пакет, вынула сумочку и, раскрыв, достала мобильник. На счету копейки. Но — местный звонок, на пару минут разговора хватит. Ткнула пальцем и задумалась, глядя на цепочку цифр. Так восьмерка или девятка? Пусть — восьмерка.
Деревья молча стояли вокруг, сверкали в голых ветвях синие и желтые огоньки.
— Аллоу? — распеваясь, произнес ласковый женский голос.
— Алло, — ответила Даша, собираясь с мыслями.
— Кто это? — голос заледенел.
— Это… Даша. Дарья. Из…