– Слушай. – Голос его звучал резко и хрипло. – Я не хочу тебя. Я никогда не любил тебя, а теперь могу притронуться к тебе лишь так, как если бы ты была моей матерью. – Она прочла в его лице отвращение. – Ты жена Гарри; если ты еще раз когда-нибудь посмотришь на другого мужчину, я тебя убью. – Он вытянул руки, скрючив пальцы. – Голыми руками убью.
Его лицо было совсем близко. Энн не стерпела того, что выразил его взгляд, и попыталась вцепиться Шону в глаза. Он вовремя отодвинул лицо и спасся, но ее ногти проделали глубокие кровавые царапины на его щеке и носу. Шон схватил ее запястья и стиснул; тонкая струйка крови текла ему на бороду. Энн дергалась в его руках, извивалась всем телом и кричала:
– Свинья, грязная, грязная свинья! Жена Гарри, говоришь? Ребенок Гарри, говоришь? – Она откинула голову и дико расхохоталась. – Я скажу тебе правду. То, что во мне, дал мне ты. Это твой ребенок! Не Гарри!
Шон выпустил ее запястья и попятился.
– Не может быть, – прошептал он. – Ты лжешь.
Она последовала за ним.
– Помнишь наше прощание, когда ты уезжал на войну? Помнишь ту ночь в фургоне? Помнишь?
Теперь она говорила спокойно, стараясь уязвить его словами как можно больнее.
– Это было несколько месяцев назад. Это неправда. – Шон запинался, продолжая пятиться от нее.
– Три с половиной месяца, – сказала она. – Рановато для ребенка твоего брата, тебе не кажется? В браке у многих дети рождаются преждевременно…
Она продолжала говорить, дрожа, лицо ее страшно побледнело. Шон не мог больше это выносить.
– Оставь меня, оставь! Мне нужно подумать. Я не знал…
Он пробежал мимо нее и выскочил в коридор.
Энн услышала, как хлопнула дверь кабинета Уэйта, и неподвижно замерла в центре комнаты. Постепенно ее дыхание успокоилось, неистовый гнев отступил, обнажив черные рифы ненависти. Она вышла из комнаты и по коридору прошла в свою спальню. Остановилась перед зеркалом и посмотрела на себя.
– Ненавижу его, – произнесли губы отражения.
Лицо ее оставалось смертельно-бледным.
– И кое-что могу у него отобрать. Гарри теперь мой, а не его.
Она вынула заколки из прически и распустила волосы, упавшие ей на спину. Высвободила плечо, смяла платье. Потом прикусила губу, так что показалась кровь.
– О Боже, я ненавижу его, как я его ненавижу! – шептала она, не обращая внимания на боль.
Схватила руками платье, разорвала его спереди и равнодушно посмотрела в зеркало на отражение своих круглых сосков, которые уже начали темнеть в ожидании молока. Сбросила туфли.
– Я его ненавижу.
Она приподняла платье и запустила руку в нижние юбки. Распустила панталоны, сбросила их и перешагнула. Подняла, разорвала, бросила рядом с кроватью. Провела рукой по туалетному столику – один из флаконов упал, разбился, выбросив облако пудры. Запахло разлившимися духами.
– Слушай. – Голос его звучал резко и хрипло. – Я не хочу тебя. Я никогда не любил тебя, а теперь могу притронуться к тебе лишь так, как если бы ты была моей матерью. – Она прочла в его лице отвращение. – Ты жена Гарри; если ты еще раз когда-нибудь посмотришь на другого мужчину, я тебя убью. – Он вытянул руки, скрючив пальцы. – Голыми руками убью.
Его лицо было совсем близко. Энн не стерпела того, что выразил его взгляд, и попыталась вцепиться Шону в глаза. Он вовремя отодвинул лицо и спасся, но ее ногти проделали глубокие кровавые царапины на его щеке и носу. Шон схватил ее запястья и стиснул; тонкая струйка крови текла ему на бороду. Энн дергалась в его руках, извивалась всем телом и кричала:
– Свинья, грязная, грязная свинья! Жена Гарри, говоришь? Ребенок Гарри, говоришь? – Она откинула голову и дико расхохоталась. – Я скажу тебе правду. То, что во мне, дал мне ты. Это твой ребенок! Не Гарри!
Шон выпустил ее запястья и попятился.
– Не может быть, – прошептал он. – Ты лжешь.
Она последовала за ним.
– Помнишь наше прощание, когда ты уезжал на войну? Помнишь ту ночь в фургоне? Помнишь?
Теперь она говорила спокойно, стараясь уязвить его словами как можно больнее.
– Это было несколько месяцев назад. Это неправда. – Шон запинался, продолжая пятиться от нее.
– Три с половиной месяца, – сказала она. – Рановато для ребенка твоего брата, тебе не кажется? В браке у многих дети рождаются преждевременно…
Она продолжала говорить, дрожа, лицо ее страшно побледнело. Шон не мог больше это выносить.
– Оставь меня, оставь! Мне нужно подумать. Я не знал…
Он пробежал мимо нее и выскочил в коридор.
Энн услышала, как хлопнула дверь кабинета Уэйта, и неподвижно замерла в центре комнаты. Постепенно ее дыхание успокоилось, неистовый гнев отступил, обнажив черные рифы ненависти. Она вышла из комнаты и по коридору прошла в свою спальню. Остановилась перед зеркалом и посмотрела на себя.
– Ненавижу его, – произнесли губы отражения.
Лицо ее оставалось смертельно-бледным.
– И кое-что могу у него отобрать. Гарри теперь мой, а не его.
Она вынула заколки из прически и распустила волосы, упавшие ей на спину. Высвободила плечо, смяла платье. Потом прикусила губу, так что показалась кровь.
– О Боже, я ненавижу его, как я его ненавижу! – шептала она, не обращая внимания на боль.
Схватила руками платье, разорвала его спереди и равнодушно посмотрела в зеркало на отражение своих круглых сосков, которые уже начали темнеть в ожидании молока. Сбросила туфли.
– Я его ненавижу.
Она приподняла платье и запустила руку в нижние юбки. Распустила панталоны, сбросила их и перешагнула. Подняла, разорвала, бросила рядом с кроватью. Провела рукой по туалетному столику – один из флаконов упал, разбился, выбросив облако пудры. Запахло разлившимися духами.