— О чем? — с тревогой спросила Марина.
— Да так… Пустяки, — отмахнулся Леонид Андреевич. — Узнавали, работаете ли вы на таможне. Я вот не понимаю, почему вы решили высказать свое недовольство мне? Я не резал вашего компаньона по столу! — слегка повысил голос Барский. — И мои подчиненные — тоже.
Марина Дмитриевна после этих слов своего шефа несколько растерялась. «А ты, оказывается, штука!» — с запоздалым прозрением подумала она, глядя на своего начальника, у которого в темных, крупных глазах просматривалось явное недоумение. В свои сорок два года он занимал приличный пост в таможенной службе, и красивый форменный мундир был ему явно к лицу, дополняя легкую седину ухоженной прически, сдержанные манеры поведения и неторопливую, властную речь. А худощавое лицо и хорошо сложенная фигура говорили о том, что Леонид Андреевич, обладая достаточной волей, следит за собой и собственное здоровье ценит выше гастрономических радостей.
— Я и не подозревала вас в этом, — прервала молчание Марина. — Просто мне хотелось напомнить, что ваши помощники настойчиво рекомендовали мне познакомиться с этим… северянином и докладывать, с кем он встречается и о чем говорит.
— Не нахожу в этом ничего криминального, — холодно отозвался Барский. — Мы — таможенная служба. И в основе нашей работы лежит недоверие ко всем.
В кабинет без стука вошла секретарша, неся на подносе кофейник, сахарницу и две чашечки. Поставив поднос на приставной столик, посмотрела на шефа огромными глазищами и, не получив больше никаких приказаний, простучала каблучками к двери кабинета.
— И хотя мы в каждом пересекающем границу подозреваем преступника, мы не можем всех обыскать, — встал со своего места Леонид Андреевич. — Физически не в состоянии этого сделать! — начал он разливать кофе по чашкам. — Сахар кладите себе сами, по вкусу, — предложил он собеседнице, ставя перед Мариной чашечку с ароматным напитком.
— Спасибо, я выпью так, — отозвалась Марина.
— Дело вкуса, — заметил хозяин кабинета, садясь на свое место. — Я тоже редко пью кофе с сахаром. Так вот… — вернулся он к прерванному разговору. — Поскольку мы не можем всех обыскать, то должны сделать это хотя бы с теми, кто вызывает у нас явное подозрение.
— И как же вы это определяете: кого обыскать, а кого нет? — саркастически спросила Марина, видя, что разговор как-то незаметно уходит в сторону от первоначальной темы.
— Это вы должны определять и подсказывать нам! — огорошил собеседницу Леонид Андреевич. — Для этого мы и ввели должность психолога и пригласили вас сюда работать. Вы должны по внешнему виду человека, по его взгляду, по разговорам безошибочно определить, что он имеет при себе запрещенный для провоза товар и нервничает, ожидая таможенного досмотра. Для квалифицированного психолога работа, я думаю, не очень трудная. Да что я вам объясняю очевидные вещи? — раздраженно спросил сам себя Барский.
— Ах, вот как! — наигранно удивилась Марина Дмитриевна, ставя чашечку с недопитым кофе на стол. — Я, видимо, чего-то тут не понимаю, — с виноватой улыбкой созналась она. — Тогда зачем я встречаюсь с какими-то незнакомыми мужчинами, у которых в голове единственная мысль: как бы меня поскорее раздеть и уложить в постель? Мое место в досмотровом зале, а не за ресторанным столиком! Я же не пляжная проститутка?!
— Никто вас ею и не считает, — слегка поморщился Леонид Андреевич. — И работаете вы в основном там, где вам и положено: в досмотровом зале. Пользы от этого, откровенно говоря, пока что мало. Вы можете назвать хотя бы один случай, чтобы по вашей подсказке таможенники изъяли контрабанду? — спросил он собеседницу.
— Наверное, люди, проходившие таможенный контроль, не вызывали у меня подозрений, — попыталась обелить себя Марина.
— Но контрабанду-то все равно находили! — напомнил ей шеф. — И вам никто не поставил этого в вину.
— Значит, несли ее опытные, хладнокровные люди, — не сдавалась Марина.
— Ладно, давайте не будем препираться, — устало предложил шеф. — Вам кофе свежего налить?
— Спасибо, я сама, — поднялась с места Марина. — Заодно и за вами поухаживаю.
— Вот поэтому мы решили иногда использовать ваши способности психолога на дальних подступах, так сказать, — продолжил разговор шеф, неторопливо отпивая из чашечки свежий кофе. — Наблюдать за поведением и встречами людей, которых мы считаем потенциальными контрабандистами. Вы женщина, и притом очень красивая, — впервые улыбнулся Барский, — поэтому вам легче войти в доверие к незнакомому мужчине и разговорить его. А как это сделать, не ложась с ним в постель, это уже вам самой решать.
— Согласна, — кивнула собеседница. — Это я насчет постели… — внесла она ясность. — Не понимаю только, зачем мне заниматься слежкой, если для этого существуют служба безопасности и милиция? — с преувеличенной наивностью спросила она.
— Ну-у, — снисходительно улыбнулся Леонид Андреевич, — у них свои задачи и дай им Бог успешно их решать. Они не обязаны вместо нас выявлять контрабанду. Хотя, — оговорился он, — мы часто работаем с ними в тесном контакте. Но в основном полагаемся на своих осведомителей. Так — вернее. Так что работайте спокойно: все делается на законных основаниях. У вас еще есть какие-нибудь вопросы? — спросил Барский, мельком посмотрев на наручные часы.
Марина Дмитриевна хотела еще спросить: почему мужчины, за которыми ей поручали наблюдать, иногда гибнут при обстоятельствах, когда им, казалось бы, ничего не угрожает, но воздержалась. Она интуитивно почувствовала, что и так слишком близко подошла к занавесу, который плотно закрывал закулисную деятельность таможенной службы. И если режиссер в лице Леонида Андреевича не считает пока нужным разрешать заглядывать по ту сторону занавеса, то самовольно этого делать не стоит. Так будет спокойнее…
— О чем? — с тревогой спросила Марина.
— Да так… Пустяки, — отмахнулся Леонид Андреевич. — Узнавали, работаете ли вы на таможне. Я вот не понимаю, почему вы решили высказать свое недовольство мне? Я не резал вашего компаньона по столу! — слегка повысил голос Барский. — И мои подчиненные — тоже.
Марина Дмитриевна после этих слов своего шефа несколько растерялась. «А ты, оказывается, штука!» — с запоздалым прозрением подумала она, глядя на своего начальника, у которого в темных, крупных глазах просматривалось явное недоумение. В свои сорок два года он занимал приличный пост в таможенной службе, и красивый форменный мундир был ему явно к лицу, дополняя легкую седину ухоженной прически, сдержанные манеры поведения и неторопливую, властную речь. А худощавое лицо и хорошо сложенная фигура говорили о том, что Леонид Андреевич, обладая достаточной волей, следит за собой и собственное здоровье ценит выше гастрономических радостей.
— Я и не подозревала вас в этом, — прервала молчание Марина. — Просто мне хотелось напомнить, что ваши помощники настойчиво рекомендовали мне познакомиться с этим… северянином и докладывать, с кем он встречается и о чем говорит.
— Не нахожу в этом ничего криминального, — холодно отозвался Барский. — Мы — таможенная служба. И в основе нашей работы лежит недоверие ко всем.
В кабинет без стука вошла секретарша, неся на подносе кофейник, сахарницу и две чашечки. Поставив поднос на приставной столик, посмотрела на шефа огромными глазищами и, не получив больше никаких приказаний, простучала каблучками к двери кабинета.
— И хотя мы в каждом пересекающем границу подозреваем преступника, мы не можем всех обыскать, — встал со своего места Леонид Андреевич. — Физически не в состоянии этого сделать! — начал он разливать кофе по чашкам. — Сахар кладите себе сами, по вкусу, — предложил он собеседнице, ставя перед Мариной чашечку с ароматным напитком.
— Спасибо, я выпью так, — отозвалась Марина.
— Дело вкуса, — заметил хозяин кабинета, садясь на свое место. — Я тоже редко пью кофе с сахаром. Так вот… — вернулся он к прерванному разговору. — Поскольку мы не можем всех обыскать, то должны сделать это хотя бы с теми, кто вызывает у нас явное подозрение.
— И как же вы это определяете: кого обыскать, а кого нет? — саркастически спросила Марина, видя, что разговор как-то незаметно уходит в сторону от первоначальной темы.
— Это вы должны определять и подсказывать нам! — огорошил собеседницу Леонид Андреевич. — Для этого мы и ввели должность психолога и пригласили вас сюда работать. Вы должны по внешнему виду человека, по его взгляду, по разговорам безошибочно определить, что он имеет при себе запрещенный для провоза товар и нервничает, ожидая таможенного досмотра. Для квалифицированного психолога работа, я думаю, не очень трудная. Да что я вам объясняю очевидные вещи? — раздраженно спросил сам себя Барский.
— Ах, вот как! — наигранно удивилась Марина Дмитриевна, ставя чашечку с недопитым кофе на стол. — Я, видимо, чего-то тут не понимаю, — с виноватой улыбкой созналась она. — Тогда зачем я встречаюсь с какими-то незнакомыми мужчинами, у которых в голове единственная мысль: как бы меня поскорее раздеть и уложить в постель? Мое место в досмотровом зале, а не за ресторанным столиком! Я же не пляжная проститутка?!
— Никто вас ею и не считает, — слегка поморщился Леонид Андреевич. — И работаете вы в основном там, где вам и положено: в досмотровом зале. Пользы от этого, откровенно говоря, пока что мало. Вы можете назвать хотя бы один случай, чтобы по вашей подсказке таможенники изъяли контрабанду? — спросил он собеседницу.
— Наверное, люди, проходившие таможенный контроль, не вызывали у меня подозрений, — попыталась обелить себя Марина.
— Но контрабанду-то все равно находили! — напомнил ей шеф. — И вам никто не поставил этого в вину.
— Значит, несли ее опытные, хладнокровные люди, — не сдавалась Марина.
— Ладно, давайте не будем препираться, — устало предложил шеф. — Вам кофе свежего налить?
— Спасибо, я сама, — поднялась с места Марина. — Заодно и за вами поухаживаю.
— Вот поэтому мы решили иногда использовать ваши способности психолога на дальних подступах, так сказать, — продолжил разговор шеф, неторопливо отпивая из чашечки свежий кофе. — Наблюдать за поведением и встречами людей, которых мы считаем потенциальными контрабандистами. Вы женщина, и притом очень красивая, — впервые улыбнулся Барский, — поэтому вам легче войти в доверие к незнакомому мужчине и разговорить его. А как это сделать, не ложась с ним в постель, это уже вам самой решать.
— Согласна, — кивнула собеседница. — Это я насчет постели… — внесла она ясность. — Не понимаю только, зачем мне заниматься слежкой, если для этого существуют служба безопасности и милиция? — с преувеличенной наивностью спросила она.
— Ну-у, — снисходительно улыбнулся Леонид Андреевич, — у них свои задачи и дай им Бог успешно их решать. Они не обязаны вместо нас выявлять контрабанду. Хотя, — оговорился он, — мы часто работаем с ними в тесном контакте. Но в основном полагаемся на своих осведомителей. Так — вернее. Так что работайте спокойно: все делается на законных основаниях. У вас еще есть какие-нибудь вопросы? — спросил Барский, мельком посмотрев на наручные часы.
Марина Дмитриевна хотела еще спросить: почему мужчины, за которыми ей поручали наблюдать, иногда гибнут при обстоятельствах, когда им, казалось бы, ничего не угрожает, но воздержалась. Она интуитивно почувствовала, что и так слишком близко подошла к занавесу, который плотно закрывал закулисную деятельность таможенной службы. И если режиссер в лице Леонида Андреевича не считает пока нужным разрешать заглядывать по ту сторону занавеса, то самовольно этого делать не стоит. Так будет спокойнее…