— Теперь пойдем купим тебе другой костюм. Сам выберешь… И не торопись: сегодня и завтра у нас свободные дни. Отдохнем перед пятницей.
В четверг, томясь от безделья, Михаил Павлович решил помочь хозяйке дома в ее заботах на приусадебном участке. Попросив у Ольги Никифоровны лопату и кривой садовый нож, он принялся окапывать в саду фруктовые деревья, попутно обрезая на них со стремянки сухие ветви. «Так скорее время пройдет, — размышлял Суровцев, дотягиваясь до очередной отмершей ветки. — А то пока идти звонить Василию Васильевичу, от безделья рехнуться можно». Истосковавшись по простой работе, выполняемой не по принуждению, а по желанию, Суровцев трудился с видимым удовольствием. День катился к полудню, и Михаил Павлович вначале снял рубашку, повесив ее на сук ближайшей яблони, а затем и майку, подставив жарким лучам солнца молочную белизну кожи.
— Сказано — мужчина в доме, — одобрительно заметила Ольга Никифоровна, вышедшая посмотреть на работу своего квартиранта. Подойдя ближе и разглядев на крепком, мускулистом теле Михаила Павловича густую синь татуировок, с искренней жалостью воскликнула:
— Боже мой! Где это вас так разрисовали? В командировках? Или вы раньше моряком были?
— Моряком? — усмехнулся Суровцев, сгребая лопатой в кучу обрезанные ветки. — Нет, не пришлось… А в командировках бывал часто. И подолгу! — добавил он. — Там мне и оставили эти картинки на память.
— Зачем же вы разрешали? — осуждающе спросила хозяйка дома.
— А черт его знает! — беспечно ответил Михаил Павлович. — По глупости… А больше — от безделья. Все этим занимались, ну и я за компанию.
— А жена как на эти картинки смотрит? — поинтересовалась хозяйка дома. — Или уже привыкла?
— Жена… — снисходительно повторил Михаил Павлович, перетаскивая стремянку к следующему дереву. — Ее еще найти надо! Вот тогда и спрошу, как она на это смотрит? Может, здесь повезет на хорошую женщину, — высказал надежду Суровцев, — тогда долго думать не буду. Понравился мне ваш город, да и года уже такие, что пора на постоянное место определяться. Надоели эти… командировки.
— Конечно, что в них хорошего? — с готовностью поддержала своего квартиранта Ольга Никифоровна. — Промыкаешься всю жизнь из конца в конец, а на старость куда? — спросила она, глядя на Суровцева с затаенной надеждой. — Я вот с домом, на месте, и то тягостно одной. А мужчине как? Да еще все время в разъездах. Давайте я подержу стремянку, — шагнула хозяйка на вскопанный кусок земли.
— Не надо, пусть пока постоит, я покурю, — отказался от помощи Михаил Павлович. Сделав пару глубоких затяжек, Суровцев пристально посмотрел в зеленоватые глаза хозяйки и запоздало ответил: — Одному никак. Вернее плохо.
— А товарищ ваш отдыхает? — невольно опустила взгляд Ольга Никифоровна.
— Нет, пошел с городом знакомиться, — ответил Суровцев. — Ему здесь тоже очень понравилось. Вы, Ольга Никифоровна, не думайте, я мужик не избалованный, — неожиданно пустился в откровенности Суровцев. — Ни женщинами, ни жизнью…
— Я вижу, — тихо ответила она, робея от желанной неизвестности в их возможных отношениях.
— Вот если пробуду здесь до осени, я из этого сада картинку сделаю, — пообещал Михаил Павлович, вдохновленный женским вниманием.
— Вы хоть бы рубашку накинули, — заботливо заметила Ольга Никифоровна, — а то обгорите с непривычки.
— А-а-а, ерунда! — беспечно отмахнулся Суровцев. — Я скоро заканчиваю. Все равно опоздали с обрезкой: деревья уже отцвели. Теперь, кому живому, осени ждать. А обгорю… — мельком оглядел он литые шары своих мускулов, — новая кожа нарастет. Запас еще есть! — рассмеялся он.
— Закончите, заходите ко мне, — пошла к дому Ольга Никифоровна, — угощу вас виноградным вином. Сама делала! — горделиво добавила она.
— Зайду, — пообещал Михаил Павлович, провожая взглядом статную фигуру хозяйки, обтянутую дешевым ситцевым платьем.
Билет на «Метеор», отходящий в Сочи, Михаил Павлович взял в кассе одним из первых и вышел на причал, ожидая объявления посадки. Длинный, голубой катер, с крытым пассажирским салоном уже покачивался на волне у бетонного пирса. Сегодня Суровцев чувствовал себя раскованно: легкий серый костюм, кремовая рубашка без галстука и коричневые туфли кожаного плетения не выделяли его из общей толпы курортников. И вместе с тем неброская, но дорогая одежда подчеркивала, что ее хозяин если человек и не очень богатый, то вполне обеспеченный. Перемена внешнего облика внесла в жизнь Суровцева и некоторые перемены: Сергей Григорьевич запретил ему курить дешевые, но крепкие сигареты «Прима».
— Не может человек в твоем положении курить такие сигареты, — пытался он убедить своего напарника.
— В каком положении? — глуповато спросил Михаил Павлович.
— Теперь пойдем купим тебе другой костюм. Сам выберешь… И не торопись: сегодня и завтра у нас свободные дни. Отдохнем перед пятницей.
В четверг, томясь от безделья, Михаил Павлович решил помочь хозяйке дома в ее заботах на приусадебном участке. Попросив у Ольги Никифоровны лопату и кривой садовый нож, он принялся окапывать в саду фруктовые деревья, попутно обрезая на них со стремянки сухие ветви. «Так скорее время пройдет, — размышлял Суровцев, дотягиваясь до очередной отмершей ветки. — А то пока идти звонить Василию Васильевичу, от безделья рехнуться можно». Истосковавшись по простой работе, выполняемой не по принуждению, а по желанию, Суровцев трудился с видимым удовольствием. День катился к полудню, и Михаил Павлович вначале снял рубашку, повесив ее на сук ближайшей яблони, а затем и майку, подставив жарким лучам солнца молочную белизну кожи.
— Сказано — мужчина в доме, — одобрительно заметила Ольга Никифоровна, вышедшая посмотреть на работу своего квартиранта. Подойдя ближе и разглядев на крепком, мускулистом теле Михаила Павловича густую синь татуировок, с искренней жалостью воскликнула:
— Боже мой! Где это вас так разрисовали? В командировках? Или вы раньше моряком были?
— Моряком? — усмехнулся Суровцев, сгребая лопатой в кучу обрезанные ветки. — Нет, не пришлось… А в командировках бывал часто. И подолгу! — добавил он. — Там мне и оставили эти картинки на память.
— Зачем же вы разрешали? — осуждающе спросила хозяйка дома.
— А черт его знает! — беспечно ответил Михаил Павлович. — По глупости… А больше — от безделья. Все этим занимались, ну и я за компанию.
— А жена как на эти картинки смотрит? — поинтересовалась хозяйка дома. — Или уже привыкла?
— Жена… — снисходительно повторил Михаил Павлович, перетаскивая стремянку к следующему дереву. — Ее еще найти надо! Вот тогда и спрошу, как она на это смотрит? Может, здесь повезет на хорошую женщину, — высказал надежду Суровцев, — тогда долго думать не буду. Понравился мне ваш город, да и года уже такие, что пора на постоянное место определяться. Надоели эти… командировки.
— Конечно, что в них хорошего? — с готовностью поддержала своего квартиранта Ольга Никифоровна. — Промыкаешься всю жизнь из конца в конец, а на старость куда? — спросила она, глядя на Суровцева с затаенной надеждой. — Я вот с домом, на месте, и то тягостно одной. А мужчине как? Да еще все время в разъездах. Давайте я подержу стремянку, — шагнула хозяйка на вскопанный кусок земли.
— Не надо, пусть пока постоит, я покурю, — отказался от помощи Михаил Павлович. Сделав пару глубоких затяжек, Суровцев пристально посмотрел в зеленоватые глаза хозяйки и запоздало ответил: — Одному никак. Вернее плохо.
— А товарищ ваш отдыхает? — невольно опустила взгляд Ольга Никифоровна.
— Нет, пошел с городом знакомиться, — ответил Суровцев. — Ему здесь тоже очень понравилось. Вы, Ольга Никифоровна, не думайте, я мужик не избалованный, — неожиданно пустился в откровенности Суровцев. — Ни женщинами, ни жизнью…
— Я вижу, — тихо ответила она, робея от желанной неизвестности в их возможных отношениях.
— Вот если пробуду здесь до осени, я из этого сада картинку сделаю, — пообещал Михаил Павлович, вдохновленный женским вниманием.
— Вы хоть бы рубашку накинули, — заботливо заметила Ольга Никифоровна, — а то обгорите с непривычки.
— А-а-а, ерунда! — беспечно отмахнулся Суровцев. — Я скоро заканчиваю. Все равно опоздали с обрезкой: деревья уже отцвели. Теперь, кому живому, осени ждать. А обгорю… — мельком оглядел он литые шары своих мускулов, — новая кожа нарастет. Запас еще есть! — рассмеялся он.
— Закончите, заходите ко мне, — пошла к дому Ольга Никифоровна, — угощу вас виноградным вином. Сама делала! — горделиво добавила она.
— Зайду, — пообещал Михаил Павлович, провожая взглядом статную фигуру хозяйки, обтянутую дешевым ситцевым платьем.
Билет на «Метеор», отходящий в Сочи, Михаил Павлович взял в кассе одним из первых и вышел на причал, ожидая объявления посадки. Длинный, голубой катер, с крытым пассажирским салоном уже покачивался на волне у бетонного пирса. Сегодня Суровцев чувствовал себя раскованно: легкий серый костюм, кремовая рубашка без галстука и коричневые туфли кожаного плетения не выделяли его из общей толпы курортников. И вместе с тем неброская, но дорогая одежда подчеркивала, что ее хозяин если человек и не очень богатый, то вполне обеспеченный. Перемена внешнего облика внесла в жизнь Суровцева и некоторые перемены: Сергей Григорьевич запретил ему курить дешевые, но крепкие сигареты «Прима».
— Не может человек в твоем положении курить такие сигареты, — пытался он убедить своего напарника.
— В каком положении? — глуповато спросил Михаил Павлович.