— Ладно, идите, — ответила обдирщица пера, — это уж мое дело.
Женщины ушли, а старуха поднялась и направилась к ней.
— Молчи! — сказала она жестоко и сухо.
Малышка в испуге примолкла.
Вместе с остальными четырьмя детьми она получала теперь по утрам чай и кусок хлеба. Чаю она уже давно не пила, даже забыла, какой он. Днем давали немного картошки или каши, вечером снова чай и хлеб. Она была почти сыта, и все же ей тут не по себе. Она не любит детей, боится Фрейды и тоскует.
— Мама!..
Но стоит Фрейде взглянуть на нее, и она умолкает. Фрейду она ненавидит.
Однажды ночью (у нее все еще нет своего сенника, и спит она до сих пор не ночью, а днем) у нее явилось желание повернуться к «старухе», искусать, исцарапать эту злюку. Но Фрейда спит с полуоткрытыми глазами, и малышка тотчас испуганно поворачивается к стене.
— Будешь ты лежать наконец?! — завизжала Фрейда и ткнула ей в плечо костлявым кулаком.
Со временем она забыла мать, но все ж не переставая тосковала и кричала: «Отпустите! Отпустите!»
С той поры, как она обрела собственный сенник, она стала меньше бояться Фрейды; удирая от нее, она сбивала детей с ног, колотила их, рассыпала перья и однажды разбила горшок, в котором они сохли. Фрейда кидалась за ней с веником, но догнать эту «дикую тварь» не могла. Зато потом она брала свое. Сейчас она притворится спокойной и тихой, но вот, когда «дикая тварь» уснет на сеннике, старуха кинется на нее и расцарапает ей ногтями все тело. Малышка не плакала, только прикусывала до крови губу. Остальные детишки сидели, притаившись по углам, позеленев и чуть дыша от страха.
Сегодня, однако, все это кончилось: к Фрейде пришла женщина и сказала, что за «дикую тварь» больше платить не будут, «неоткуда взять».
Фрейда сразу же привстала, в глазах у нее загорелся злобный огонек. Она ухватила «дикую тварь» за руку и вытолкала ее на улицу.
«Дикая тварь» сползла на четвереньках по ступенькам (ходить по ступенькам она не может), и вот теперь — го-го! — она на улице. Как бело, как красиво! Гладкая, белая, сверкающая пелена снега! Го-го!..
И она бегает босиком по снегу и смеется…
ольшой подвал, заставленный кроватями…
……………………………………………
Фрейда Голодриха давно уже спит на сундуке в своем углу за печью. Завтра ярмарка в близлежащем местечке. Фрейда повезет туда колесную мазь, вот она и легла пораньше, чтобы не проспать. Сон Фрейды, однако, не безмятежен: с возницей у нее будут неприятности. Договорились, что поедет с маленьким бочонком, а перед сном подумала: не лучше ли взять бочку побольше? Фрейда долго ворочалась в постели. «Язык мой — враг мой! — злилась она на себя. — Вырвалось: „Маленький бочонок!“ К чему это? Зачем? Какое вознице дело? Лишняя горсть овса, что ли, потребуется кляче его из-за моей бочки?»
Проклиная свой поганый бабий язык, Фрейда с трудом уснула. Из-под одеяла виден только красный головной платок, который сполз на лицо, обрамляя острый сизый нос. Фрейда тяжело дышит. Наверно, ее старческие костлявые руки лежат на груди. Кто знает, что она видит во сне? Может быть, возница отказывается посадить ее на подводу, и она на целых полгода останется без заработка?
Угол напротив снимает водонос Иойна. На одной кровати спит его жена с двумя детьми, на другой — он сам со старшим мальчишкой, учеником хедера. И здесь слышатся вздохи, и здесь мешают уснуть заботы. Мальчишка плакал: «3аплатите учителю!» Старшая дочь потеряла службу. Хорошее место ей попалось, у бездетной четы, и вдруг умерла хозяйка. Теперь девушка дома. Не оставаться же наедине с вдовцом! Он ей должен еще несколько рублей жалованья, вот, кстати, уплатил и бы учителю, но вдовец твердит: «Понятия не имею!» Жена, мол, ему не говорила, а сам он ничего не знает, он никогда не вмешивался в домашние дела. Перед сном в семье Иойны все перессорились: мать советовала пойти с вдовцом к раввину — пусть рассудит, дочь предпочитала написать прошение «мировому» или «начальнику». Иойна и слышать не хочет ни о раввине, ни о каких бы то ни было начальниках: он всех хозяев растеряет, вдовец будет мстить. «Стоит ему только заикнуться, — говорит Иойна, — мне конец… Мало ли водоносов ходит без дела с тех пор, как провели водопровод!»
Чуть дальше похрапывает носильщик Берл, он занимает целую кровать, словно граф какой. На другой кровати спят двое его детей. Жена Берла — кухарка, и сегодня она занята на свадьбе. Однако и здесь спят неспокойно: с некоторых пор Берла мучает боль между лопатками. И старший сынишка стонет во сне: на работе обжег ногу гашеной известью.
Еще дальше, тоже по-графски, спит одна на кровати лотошница Цирл. На другой кровати спят ее трое детей. Муж Цирл — ночной сторож. Домой он возвращается на рассвете, когда она уже выходит с хлебом и свежими бубликами.