Здесь монах-летописец должен был ориентироваться на библейскую традицию. В библейской «Таблице народов» (книга Бытия, глава X) перечисляются народы — потомки сыновей Ноя. Каждый народ упомянут там дважды: один раз — в генеалогическом ряду среди потомков первопредка, второй — в конкретном историко-географическом контексте. Этой системе и следовал летописец, найдя для славян географическое место среди перечисленных Амартолом античных провинций на Дунае, а затем указав, что они от «племени Афетова». Главной координатой начальной славянской истории был Дунай.
Собственно история славян начинается не с вавилонской башни — это еще общее мифологическое прошлое, эпоха творения мира, а с тех пор, когда по прошествии «многих времен» славяне «сели на Дунае, где ныне (то есть во время составления летописи. — В. П.) Угорская (Венгерская) земля и Болгарская земля». Русский книжник — летописец хорошо знал, что Болгарская земля, давний сосед Русской земли на пути из варяг в греки, издревле заселена славянами: оттуда на Русь приходили книги, писанные последователями Кирилла и Мефодия. Угорская земля была завоевана уграми-венграми на рубеже IX и X вв., когда Русская земля с центром в Киеве уже существовала. Об их походе напоминало урочище Угорское под Киевом, где венгры ставили свои шатры во время похода на Дунай в конце IX в. Венгры были не первыми степняками, которые стремились к Дунаю из Восточной Европы. Летописец знал об этом из хроники Амартола.
Разные объединения гуннов, затем болгар, бежавших от хазар, авары, наконец, венгры обрушивались на дунайских славян с VII в. — начиная с царствования византийского императора Ираклия. Летописец не знал, когда славяне появились на Дунае, и не это интересовало его в начальной истории славян. Важнее было, что именно дунайским славянам дана была письменность — та самая, которой пользовался и летописец. Кирилл и Мефодий были призваны славянскими князьями на Дунай, в Великую Моравию. Это древнее славянское государство объединило многие славянские племена: собственно моравов, чехов и даже часть ляхов (поляков), среди которых было объединение полян. Это многое объясняло первому русскому историку, ведь в Киеве тоже жили славяне, которых звали поляне, а значит, и им была дана та грамота, которой пользовался летописец. Тема единства славян, которых объединяли общие культурные традиции и общие исторические события (в том числе нашествия степняков), волновала летописца, ведь Русская земля была на восточной окраине славянского мира, на границе с бескрайней евразийской степью.
Современных историков волнует в славянской истории то, что не было доступно их древним предшественникам: когда сформировались славяне и откуда они пришли на Дунай. В научной литературе до сих пор распространены версии о происхождении славян, близкие средневековой летописной; популярны и представления о прародине славян прямо на Дунае (Трубачев 2002). Между тем само имя «Дунай», известное всем славянам (и балтам), позволяет многое понять в их предыстории. Это имя было заимствовано славянами у германцев-готов; те прорвались к Дунаю с севера, из бассейна Вислы, в III веке н. э. и узнали имя реки «Данувиус» у местного кельтского и романоязычного населения.
Почему Дунай был вожделенной целью тех, кого в античной традиции принято было называть варварами? Река отделяла античные Балканы от варварской Европы: по Дунаю шел лимес, укрепленная граница Римской империи, через которую стремились прорваться «варвары», ведь на самой границе и за нею были древние города и концентрировались богатства, накопленные цивилизацией. Рим должен был воевать с готами на Балканах, но о славянах римляне не знали: в бассейне Вислы обитали некие венеты, о которых писал еще Тацит: они отличались от германцев и степняков — сарматов, но славянами или словенами себя не называли. Лишь в VI в. готский историк Иордан поведал, что венеты стали называться склавинами и антами.
Первое достоверное упоминанием о славянах/склавинах связано у Прокопия (Прокопий VI, 14) с рассказом о походах германцев на Дунай. Около 512 г. герулы потерпели поражение от лангобардов: одни из них заселили «иллирийские земли», другие не решились форсировать Истр и, пройдя через «все племена склавинов», миновав пустынные области, пришли к вар-нам, затем — к данам (дакам) (ср.: Свод, т. 1. С. 177), к ругам, которые вместе с готами уже переселились в Италию, и, наконец, получили разрешение императора Анастасия перейти Истр и «поселиться вместе с римлянами». Итак, к рубежу V и VI вв. склавины обретались к северу от Дуная.
Сколько ни пытались археологи обнаружить к северу от Дуная некую культуру, которую можно было бы приписать славянам в римское время, прийти к единому мнению они не могли. Культуры народов «варварской» Европы испытывали сильное воздействие римской цивилизации и кельтов, романского — латинского языка; пользовались схожей посудой, украшениями; хоронили мертвых по обычаю кремации на полях погребений. Наметить решение загадки происхождения славян помогает лингвистика.
Лингвисты давно обратили внимание на то, что славянские языки наиболее близки балтийским — языкам древних соседей славян балтов (они были предками литовцев, латышей и пруссов; ср.: Шахматов 1916. С. 26 и сл.). Балто-славянское единство может объяснять невозможность вычленить «чистые» праславянскую или прабалтскую культуры: археологические культуры лесной полосы между бассейнами Вислы и Днепра были близки в первой половине I тыс. н. э. (ср. Мачинский, Тиханова 1976), как и языки их носителей. Возможно, носителей балто-славянских языков, обитавших между германцами и ираноязычными сарматами, и именовали венетами античные авторы (Nowakowski 2005).
Как распалось балто-славянское единство? Вероятно, готы и другие германцы (ср. Нидерле 1956. С. 51), двинувшиеся к Дунаю из бассейна Вислы, раскололи былую общность. Недаром славяне стали называть германцев «немцами», противопоставляя себе этих людей, говорящих на чужом языке — как немые. Ведь само имя «словене» означало «владеющие словом, понятной речью». Литовцы же стали ассоциировать своих славянских соседей (современных белорусов) с готами, называя их гудас. Латыши именуют славянских соседей древним племенным именем — кривс, кривичи (они жили по Западной Двине — Даугаве).
Славяне уже в древнерусский период знали балтских соседей под их собственными именами — прусы, литва, зимигола, летьгола, корсь. Земгалы, латгалы и курши — племенные группировки латышей (см. далее и ПВЛ. С. 8). Но соседних эстонцев именовали чудью: у них был «чудной», непривычный для славян язык, и славяне Приильменья должны были «актуализировать» свое общее самоназвание («прозвались своим именем», — пишет Начальная летопись), которое получили на Дунае, — словене, владеющие словом.
В древний готский период, в III–IV вв. н. э. античные авторы еще не знали имени славян. Готы недолго господствовали на Дунае и в Причерноморье: орды с востока, отброшенные от Великой Китайской стены, в 375 г. обрушились на Готскую державу в Северном Причерноморье и вышли на Дунай. То были гунны, занявшие Паннонию и устремившиеся на Балканы и в Рим. Готы бежали от них на запад.
Огромная Гуннская держава с центром в Подунавье в Паннонии (будущей Венгрии), как и прочие «степные империи», стала быстро распадаться. Уже во второй половине V в. готы (остроготы) отчасти восстановили свои позиции в Центральной Европе и на Балканах. Об исторической ситуации в Паннонии поведал византийский дипломат и писатель Приск, который отправился к гуннам. Разноязычных варваров Подунавья он называл скифами, как греки привыкли называть всех северных «варваров» со времен Геродота. Те «скифы», которые встретили Приска и перевезли его на долбленых челнах через Дунай, подавали гостям хлеб, испеченный не из пшеницы, а из проса, а вместо вина угощали медом. Хлеб из проса и мед — традиционные блюда славянской кухни, да и хмельной напиток Приск назвал по-славянски — «медос». Правда, имени славян Приск не упомянул, все варвары были для него скифами, но, судя по лексике, скифами в этих гуннских пределах грек называл славян (Свод, т. 1. С. 81).
Византийский автор Прокопий Кесарийский рассказывает о войне с готами весной 537 г., когда готы осадили Рим, а на помощь защищавшим Италию византийцам подошло войско, состоящее из «гуннов, антов и склавинов, которые обретаются за рекой Истром» (Свод, т. 1. С. 177). Истр — греческое название нижнего Дуная — считался с античных времен границей Скифии (Свод, т. 1. С. 122; ср. Шрамм 1997. С. 49), поэтому обретавшиеся за ним варвары могли именоваться скифами. Но Прокопий уже знает склавинов под своим именем, а тройственное упоминание гуннов, антов и склавинов становится характерным для ранних источников, повествующих о славянах. Дело было не только в том, что славяне и гунны (в VI в. гуннами греки звали уже болгар, или, как их принято условно именовать, протоболгар) стали федератами — союзниками греков в войнах с другими «варварами». Все чаще склавины и анты стали переходить Истр (Дунай), разоряя Иллирик и Фракию, угрожая Фессалоникам (Солуни) и дойдя однажды до самих Длинных стен, преграждавших путь к Константинополю (рис. 2). Прокопий писал, что склавины и анты сохраняют свой варварский «гуннский» нрав, а издревле носили имя «споры» — ибо строят свои жилища разбросанно. Филологи спорят, что может означать имя «анты», расселившиеся от нижнего Дуная до бассейнов Днестра и Днепра. Оно неславянское по происхождению, но ясно, что имя склавины на среднем и нижнем Дунае отражает самоназвание славян — словене в греческой передаче.
Войска императора Юстиниана еще могли остановить славян в первой половине VI в., греки укрепляли города на Дунае, но полчища славян скопились на левом берегу среднего и нижнего Дуная, и все новые отряды форсировали реку. Они не стремились осаждать города, довольствуясь необходимыми для земледелия полями. Их можно было рассеять (недаром тот же Прокопий именовал их «спорами», «рассеянными»), но нельзя было уничтожить. Так имя славян попало на страницы греческих хроник и историй — и во всемирную историю. Византийцы стремились, используя традиционный имперский метод «разделять и властвовать», натравить антов против скла-винов или выставить антов как щит против степняков. Но натиск на Балканы не прекращался. В 551 г. славяне с союзными германцами — гепидами и степняками кутригурами дошли до Константинополя.
Вслед за гуннами из причерноморских степей продолжили вторжения гуннские объединения кутригуры и утригуры, с предгорий Алтая до Дуная дошла орда тюркоязычных аваров, подчинивших себе осевших в Паннонии славян. Славяне называли аваров обры, и в славянских языках это слово означало не просто врагов, а первобытных великанов, допотопных библейских гигантов, которые были «велики телом и горды умом» (см. главу III.1), как писала о них русская летопись. Не власть над славянами влекла аваров на Дунай — греки стремились использовать пришельцев против гуннов, а сами они рвались к византийским городам, Фессалоникам и Константинополю. Но здесь они уже не могли обойтись без помощи славян, знавших пути на Балканы. Славяне перевозили авар через Дунай, вместе с ними осаждали Фессалоники, а в 626 г. едва не взяли Константинополь.
Феофилакт Симокатта, византийский автор, рассказал о походе греков против аваров в конце VI в.: те заключили мир с Византией, но «натравили» на греков союзное племя славян, которое подступило к Длинным стенам; византийскому стратигу удалось рассеять «полчища» славян.
Характерен странный пассаж о встрече императора Маврикия со славянами, приводимый в связи с этой военной кампанией. К императору доставили трех славянских пленников, «не имевших при себе ничего железного и никакого оружия: единственной их ношей были кифары». Император учинил допрос: «какого они племени, где им выпало жить и почему они оказались в ромейских землях». Те «отвечали, что по племени они славяне (Σκλαυηνοί), живут у оконечности Западного океана» (Балтийском море — в Венедском заливе Океана античных авторов); аварский хаган отправил их как послов собрать славянские войска, прислав старейшинам славян богатые дары. Вожди славян отказались идти в поход, сославшись на дальность предприятия (пятнадцать месяцев пути). Хаган же, вопреки закону, задержал послов, так что те попытались пробраться на родину через Фракию и Византию. Они показывали императору свои кифары, демонстрируя приверженность к мирным «мусическим упражнениям», но не к войне. Маврикий «восхитился их племенем» и оказал гостеприимство, подивившись, впрочем, размерами их тел и огромности членов» (Свод, т. II: 15–17).
Смысл этого пассажа вызвал оживленную полемику. Американский исследователь Флорин Курта (Курта 2008. С. 161–162) настаивает на том, что пассаж представляет собой образец историографической конструкции, ориентированной на античные образцы (начиная с Геродота, писавшего о мудрых варварах), и не может использоваться напрямую как источник информации о славянской идентичности. Среди мотивов, связанных с послами-кифаредами, следует все же выделить один, который не связан с античными топосами и носит явно не праздный характер: это вопрос о «роде-племени», который в изложении того же Феофилакта Симокатты повторяли византийцы при столкновениях с варварами (ср.: Свод, т. II: 23). Это был один из центральных вопросов политики империи: нужно знать происхождение варваров, чтобы разделять и властвовать. Этой политике посвящен трактат Константина Багрянородного «Об управлении государством», но ближайшей параллелью сюжету кифаредов представляется рассказ о появлении послов другого народа при дворе другого императора, уже в 939 г.
Это знаменитый рассказ Бертинских анналов о первом появлении «народа Рос» при дворе франкского императора Людовика Благочестивого, разбор которого в контексте проблемы происхождения имени русь предлагается далее (глава V, параграф 1). Послы «Рос» появляются без кифар, но «ради дружбы», ссылаясь на власть своего (или хазарского) правителя кагана, обратной дороги им нет. Они просят Людовика пропустить их через землю франков. Император спрашивает, какого они рода, и те отвечают: от «рода свеонов». Распознав в них викингов, Людовик велит задержать послов как шпионов. Маврикий оказывается более гостеприимным, но вопрос о происхождении и «обретение имени» носят и в VI, и в IX вв. непраздный характер. Существенно при этом, что византийское иноназвание (экзоним) руси Рос и имя страны Росия/Россия отличались от самоназваний русь, русские, Русская земля, как греческое имя склавены/склавины отличалось от самоназвания словене.
Итак, в начале своей истории славянские племена, форсировавшие Дунай, колонизовали Балканы и обрели имя во всемирной истории, так что латинский автор из Испании Исидор Севильский писал в VII в.: «славяне захватили у ромеев Грецию» (Свод, т. II: 355). Славяне заселили Иллирик, Фракию и Македонию, добрались до Аттики и Пелопоннеса, переправились даже в Азию. Византийцы продолжали считать себя гражданами Римской империи — ромеями. Жители распавшейся Западной Римской империи не забывали, что на самом деле византийцы — греки, а не ромеи (римляне).
Греками именовали византийцев и славяне (вспомним комментарий в Толковой палее — «руми иже суть грекы»).
У славян был свой ответ на традиционный и архаичный племенной ригоризм греков, которые считали все народы, чуждые эллинской культуре и языку, «варварами», не владеющими понятной, артикулированной речью: славяне владели словом, поэтому именовались словене. Греки не могли точно воспроизвести самоназвание славян, ибо сочетание — sl- было неудобопроизносимым для римлян и греков, требовалось вставное — k- (Свод, т. I: 127–131), что дало этникон склавены/склавины.
Здесь монах-летописец должен был ориентироваться на библейскую традицию. В библейской «Таблице народов» (книга Бытия, глава X) перечисляются народы — потомки сыновей Ноя. Каждый народ упомянут там дважды: один раз — в генеалогическом ряду среди потомков первопредка, второй — в конкретном историко-географическом контексте. Этой системе и следовал летописец, найдя для славян географическое место среди перечисленных Амартолом античных провинций на Дунае, а затем указав, что они от «племени Афетова». Главной координатой начальной славянской истории был Дунай.
Собственно история славян начинается не с вавилонской башни — это еще общее мифологическое прошлое, эпоха творения мира, а с тех пор, когда по прошествии «многих времен» славяне «сели на Дунае, где ныне (то есть во время составления летописи. — В. П.) Угорская (Венгерская) земля и Болгарская земля». Русский книжник — летописец хорошо знал, что Болгарская земля, давний сосед Русской земли на пути из варяг в греки, издревле заселена славянами: оттуда на Русь приходили книги, писанные последователями Кирилла и Мефодия. Угорская земля была завоевана уграми-венграми на рубеже IX и X вв., когда Русская земля с центром в Киеве уже существовала. Об их походе напоминало урочище Угорское под Киевом, где венгры ставили свои шатры во время похода на Дунай в конце IX в. Венгры были не первыми степняками, которые стремились к Дунаю из Восточной Европы. Летописец знал об этом из хроники Амартола.
Разные объединения гуннов, затем болгар, бежавших от хазар, авары, наконец, венгры обрушивались на дунайских славян с VII в. — начиная с царствования византийского императора Ираклия. Летописец не знал, когда славяне появились на Дунае, и не это интересовало его в начальной истории славян. Важнее было, что именно дунайским славянам дана была письменность — та самая, которой пользовался и летописец. Кирилл и Мефодий были призваны славянскими князьями на Дунай, в Великую Моравию. Это древнее славянское государство объединило многие славянские племена: собственно моравов, чехов и даже часть ляхов (поляков), среди которых было объединение полян. Это многое объясняло первому русскому историку, ведь в Киеве тоже жили славяне, которых звали поляне, а значит, и им была дана та грамота, которой пользовался летописец. Тема единства славян, которых объединяли общие культурные традиции и общие исторические события (в том числе нашествия степняков), волновала летописца, ведь Русская земля была на восточной окраине славянского мира, на границе с бескрайней евразийской степью.
Современных историков волнует в славянской истории то, что не было доступно их древним предшественникам: когда сформировались славяне и откуда они пришли на Дунай. В научной литературе до сих пор распространены версии о происхождении славян, близкие средневековой летописной; популярны и представления о прародине славян прямо на Дунае (Трубачев 2002). Между тем само имя «Дунай», известное всем славянам (и балтам), позволяет многое понять в их предыстории. Это имя было заимствовано славянами у германцев-готов; те прорвались к Дунаю с севера, из бассейна Вислы, в III веке н. э. и узнали имя реки «Данувиус» у местного кельтского и романоязычного населения.
Почему Дунай был вожделенной целью тех, кого в античной традиции принято было называть варварами? Река отделяла античные Балканы от варварской Европы: по Дунаю шел лимес, укрепленная граница Римской империи, через которую стремились прорваться «варвары», ведь на самой границе и за нею были древние города и концентрировались богатства, накопленные цивилизацией. Рим должен был воевать с готами на Балканах, но о славянах римляне не знали: в бассейне Вислы обитали некие венеты, о которых писал еще Тацит: они отличались от германцев и степняков — сарматов, но славянами или словенами себя не называли. Лишь в VI в. готский историк Иордан поведал, что венеты стали называться склавинами и антами.
Первое достоверное упоминанием о славянах/склавинах связано у Прокопия (Прокопий VI, 14) с рассказом о походах германцев на Дунай. Около 512 г. герулы потерпели поражение от лангобардов: одни из них заселили «иллирийские земли», другие не решились форсировать Истр и, пройдя через «все племена склавинов», миновав пустынные области, пришли к вар-нам, затем — к данам (дакам) (ср.: Свод, т. 1. С. 177), к ругам, которые вместе с готами уже переселились в Италию, и, наконец, получили разрешение императора Анастасия перейти Истр и «поселиться вместе с римлянами». Итак, к рубежу V и VI вв. склавины обретались к северу от Дуная.
Сколько ни пытались археологи обнаружить к северу от Дуная некую культуру, которую можно было бы приписать славянам в римское время, прийти к единому мнению они не могли. Культуры народов «варварской» Европы испытывали сильное воздействие римской цивилизации и кельтов, романского — латинского языка; пользовались схожей посудой, украшениями; хоронили мертвых по обычаю кремации на полях погребений. Наметить решение загадки происхождения славян помогает лингвистика.
Лингвисты давно обратили внимание на то, что славянские языки наиболее близки балтийским — языкам древних соседей славян балтов (они были предками литовцев, латышей и пруссов; ср.: Шахматов 1916. С. 26 и сл.). Балто-славянское единство может объяснять невозможность вычленить «чистые» праславянскую или прабалтскую культуры: археологические культуры лесной полосы между бассейнами Вислы и Днепра были близки в первой половине I тыс. н. э. (ср. Мачинский, Тиханова 1976), как и языки их носителей. Возможно, носителей балто-славянских языков, обитавших между германцами и ираноязычными сарматами, и именовали венетами античные авторы (Nowakowski 2005).
Как распалось балто-славянское единство? Вероятно, готы и другие германцы (ср. Нидерле 1956. С. 51), двинувшиеся к Дунаю из бассейна Вислы, раскололи былую общность. Недаром славяне стали называть германцев «немцами», противопоставляя себе этих людей, говорящих на чужом языке — как немые. Ведь само имя «словене» означало «владеющие словом, понятной речью». Литовцы же стали ассоциировать своих славянских соседей (современных белорусов) с готами, называя их гудас. Латыши именуют славянских соседей древним племенным именем — кривс, кривичи (они жили по Западной Двине — Даугаве).
Славяне уже в древнерусский период знали балтских соседей под их собственными именами — прусы, литва, зимигола, летьгола, корсь. Земгалы, латгалы и курши — племенные группировки латышей (см. далее и ПВЛ. С. 8). Но соседних эстонцев именовали чудью: у них был «чудной», непривычный для славян язык, и славяне Приильменья должны были «актуализировать» свое общее самоназвание («прозвались своим именем», — пишет Начальная летопись), которое получили на Дунае, — словене, владеющие словом.
В древний готский период, в III–IV вв. н. э. античные авторы еще не знали имени славян. Готы недолго господствовали на Дунае и в Причерноморье: орды с востока, отброшенные от Великой Китайской стены, в 375 г. обрушились на Готскую державу в Северном Причерноморье и вышли на Дунай. То были гунны, занявшие Паннонию и устремившиеся на Балканы и в Рим. Готы бежали от них на запад.
Огромная Гуннская держава с центром в Подунавье в Паннонии (будущей Венгрии), как и прочие «степные империи», стала быстро распадаться. Уже во второй половине V в. готы (остроготы) отчасти восстановили свои позиции в Центральной Европе и на Балканах. Об исторической ситуации в Паннонии поведал византийский дипломат и писатель Приск, который отправился к гуннам. Разноязычных варваров Подунавья он называл скифами, как греки привыкли называть всех северных «варваров» со времен Геродота. Те «скифы», которые встретили Приска и перевезли его на долбленых челнах через Дунай, подавали гостям хлеб, испеченный не из пшеницы, а из проса, а вместо вина угощали медом. Хлеб из проса и мед — традиционные блюда славянской кухни, да и хмельной напиток Приск назвал по-славянски — «медос». Правда, имени славян Приск не упомянул, все варвары были для него скифами, но, судя по лексике, скифами в этих гуннских пределах грек называл славян (Свод, т. 1. С. 81).
Византийский автор Прокопий Кесарийский рассказывает о войне с готами весной 537 г., когда готы осадили Рим, а на помощь защищавшим Италию византийцам подошло войско, состоящее из «гуннов, антов и склавинов, которые обретаются за рекой Истром» (Свод, т. 1. С. 177). Истр — греческое название нижнего Дуная — считался с античных времен границей Скифии (Свод, т. 1. С. 122; ср. Шрамм 1997. С. 49), поэтому обретавшиеся за ним варвары могли именоваться скифами. Но Прокопий уже знает склавинов под своим именем, а тройственное упоминание гуннов, антов и склавинов становится характерным для ранних источников, повествующих о славянах. Дело было не только в том, что славяне и гунны (в VI в. гуннами греки звали уже болгар, или, как их принято условно именовать, протоболгар) стали федератами — союзниками греков в войнах с другими «варварами». Все чаще склавины и анты стали переходить Истр (Дунай), разоряя Иллирик и Фракию, угрожая Фессалоникам (Солуни) и дойдя однажды до самих Длинных стен, преграждавших путь к Константинополю (рис. 2). Прокопий писал, что склавины и анты сохраняют свой варварский «гуннский» нрав, а издревле носили имя «споры» — ибо строят свои жилища разбросанно. Филологи спорят, что может означать имя «анты», расселившиеся от нижнего Дуная до бассейнов Днестра и Днепра. Оно неславянское по происхождению, но ясно, что имя склавины на среднем и нижнем Дунае отражает самоназвание славян — словене в греческой передаче.
Войска императора Юстиниана еще могли остановить славян в первой половине VI в., греки укрепляли города на Дунае, но полчища славян скопились на левом берегу среднего и нижнего Дуная, и все новые отряды форсировали реку. Они не стремились осаждать города, довольствуясь необходимыми для земледелия полями. Их можно было рассеять (недаром тот же Прокопий именовал их «спорами», «рассеянными»), но нельзя было уничтожить. Так имя славян попало на страницы греческих хроник и историй — и во всемирную историю. Византийцы стремились, используя традиционный имперский метод «разделять и властвовать», натравить антов против скла-винов или выставить антов как щит против степняков. Но натиск на Балканы не прекращался. В 551 г. славяне с союзными германцами — гепидами и степняками кутригурами дошли до Константинополя.
Вслед за гуннами из причерноморских степей продолжили вторжения гуннские объединения кутригуры и утригуры, с предгорий Алтая до Дуная дошла орда тюркоязычных аваров, подчинивших себе осевших в Паннонии славян. Славяне называли аваров обры, и в славянских языках это слово означало не просто врагов, а первобытных великанов, допотопных библейских гигантов, которые были «велики телом и горды умом» (см. главу III.1), как писала о них русская летопись. Не власть над славянами влекла аваров на Дунай — греки стремились использовать пришельцев против гуннов, а сами они рвались к византийским городам, Фессалоникам и Константинополю. Но здесь они уже не могли обойтись без помощи славян, знавших пути на Балканы. Славяне перевозили авар через Дунай, вместе с ними осаждали Фессалоники, а в 626 г. едва не взяли Константинополь.
Феофилакт Симокатта, византийский автор, рассказал о походе греков против аваров в конце VI в.: те заключили мир с Византией, но «натравили» на греков союзное племя славян, которое подступило к Длинным стенам; византийскому стратигу удалось рассеять «полчища» славян.
Характерен странный пассаж о встрече императора Маврикия со славянами, приводимый в связи с этой военной кампанией. К императору доставили трех славянских пленников, «не имевших при себе ничего железного и никакого оружия: единственной их ношей были кифары». Император учинил допрос: «какого они племени, где им выпало жить и почему они оказались в ромейских землях». Те «отвечали, что по племени они славяне (Σκλαυηνοί), живут у оконечности Западного океана» (Балтийском море — в Венедском заливе Океана античных авторов); аварский хаган отправил их как послов собрать славянские войска, прислав старейшинам славян богатые дары. Вожди славян отказались идти в поход, сославшись на дальность предприятия (пятнадцать месяцев пути). Хаган же, вопреки закону, задержал послов, так что те попытались пробраться на родину через Фракию и Византию. Они показывали императору свои кифары, демонстрируя приверженность к мирным «мусическим упражнениям», но не к войне. Маврикий «восхитился их племенем» и оказал гостеприимство, подивившись, впрочем, размерами их тел и огромности членов» (Свод, т. II: 15–17).
Смысл этого пассажа вызвал оживленную полемику. Американский исследователь Флорин Курта (Курта 2008. С. 161–162) настаивает на том, что пассаж представляет собой образец историографической конструкции, ориентированной на античные образцы (начиная с Геродота, писавшего о мудрых варварах), и не может использоваться напрямую как источник информации о славянской идентичности. Среди мотивов, связанных с послами-кифаредами, следует все же выделить один, который не связан с античными топосами и носит явно не праздный характер: это вопрос о «роде-племени», который в изложении того же Феофилакта Симокатты повторяли византийцы при столкновениях с варварами (ср.: Свод, т. II: 23). Это был один из центральных вопросов политики империи: нужно знать происхождение варваров, чтобы разделять и властвовать. Этой политике посвящен трактат Константина Багрянородного «Об управлении государством», но ближайшей параллелью сюжету кифаредов представляется рассказ о появлении послов другого народа при дворе другого императора, уже в 939 г.
Это знаменитый рассказ Бертинских анналов о первом появлении «народа Рос» при дворе франкского императора Людовика Благочестивого, разбор которого в контексте проблемы происхождения имени русь предлагается далее (глава V, параграф 1). Послы «Рос» появляются без кифар, но «ради дружбы», ссылаясь на власть своего (или хазарского) правителя кагана, обратной дороги им нет. Они просят Людовика пропустить их через землю франков. Император спрашивает, какого они рода, и те отвечают: от «рода свеонов». Распознав в них викингов, Людовик велит задержать послов как шпионов. Маврикий оказывается более гостеприимным, но вопрос о происхождении и «обретение имени» носят и в VI, и в IX вв. непраздный характер. Существенно при этом, что византийское иноназвание (экзоним) руси Рос и имя страны Росия/Россия отличались от самоназваний русь, русские, Русская земля, как греческое имя склавены/склавины отличалось от самоназвания словене.
Итак, в начале своей истории славянские племена, форсировавшие Дунай, колонизовали Балканы и обрели имя во всемирной истории, так что латинский автор из Испании Исидор Севильский писал в VII в.: «славяне захватили у ромеев Грецию» (Свод, т. II: 355). Славяне заселили Иллирик, Фракию и Македонию, добрались до Аттики и Пелопоннеса, переправились даже в Азию. Византийцы продолжали считать себя гражданами Римской империи — ромеями. Жители распавшейся Западной Римской империи не забывали, что на самом деле византийцы — греки, а не ромеи (римляне).
Греками именовали византийцев и славяне (вспомним комментарий в Толковой палее — «руми иже суть грекы»).
У славян был свой ответ на традиционный и архаичный племенной ригоризм греков, которые считали все народы, чуждые эллинской культуре и языку, «варварами», не владеющими понятной, артикулированной речью: славяне владели словом, поэтому именовались словене. Греки не могли точно воспроизвести самоназвание славян, ибо сочетание — sl- было неудобопроизносимым для римлян и греков, требовалось вставное — k- (Свод, т. I: 127–131), что дало этникон склавены/склавины.